— О!.. — выдохнула она и облизнула губы.

Они заблестели в свете фонаря, пробудив в душе Синджона новую волну желания.

— Вам что-нибудь нужно, миледи? — спросил он.

Синджон не мог стоять в коридоре рядом со своей хозяйкой, одетой лишь в тонкую сорочку и халат. Он сильнее сжал фонарь, едва сдерживая желание дотронуться до Эвелин.

— Вы, должно быть, подумали, будто я ждала вас? Но это не так, — произнесла Эвелин, оглядев Синджона с ног до головы. — Я дописала письмо и взяла книгу, чтобы почитать на ночь.

Однако в руках у нее ничего не было. Изящные длинные пальцы судорожно сжимали высокий ворот сорочки, выдавая волнение. А ведь так просто заключить ее в объятия и уличить во лжи, прежде чем их губы сомкнутся. Синджон улыбнулся и склонил голову набок, давая тем самым знать, что разгадал ее ложь и понял, что она ждала его.

— Проводить вас наверх? Вы не захватили свечу. И книгу тоже.

Ответом послужил густой румянец. Интересно, ее кожа действительно такая горячая, как кажется? Пальцы Синджона начало покалывать от еле сдерживаемого желания дотронуться до щеки Эвелин.

Эвелин развернулась, забрала со стола книгу, свечу и письмо. Она выдержала взгляд Синджона. Ее глаза горели гневом и страстью, сменившими привычное самообладание.

— Вот видите? Я могу подняться наверх сама, благодарю вас. А вы возвращайтесь к своим обязанностям, — бросила она и протянула Синджону письмо. — Можете оставить это у двери. Утром за ним придут.

Синджон поклонился, а Эвелин развернулась и направилась в свою спальню — призрачная белая фигура в полутемном коридоре.

Синджон дождался, пока свет ее свечи растворится в темноте, и только потом вернулся в холл и положил письмо на столик рядом с дверью. Но тут он взглянул на адрес, и во рту у него пересохло.

— Линкольншир, — пробормотал он.

Еле слышно выругавшись, Синджон сунул письмо в карман. Чайник на кухне был все еще горячий. Синджон порылся в корзинке для рукоделия, принадлежавшей Мэри, и достал оттуда нитку с иголкой. Он осторожно нагрел печать на письме, просунул под нее нитку и открыл письмо, не сломав печати. Синджон поймал себя на том, что действует, как матерый шпион. И где его наставник — благородный джентльмен Уэстлейк — научился таким трюкам? В письмо были вложены деньги. Синджон пересчитал банкноты. Сотня фунтов.

В конце коротенького письма подписи не оказалось. Деньги предназначались приюту для девочек- сирот в Линкольншире. Синджон нахмурился.

Каким образом Крейтон связан с этим? Такие люди, как он, не участвуют в благотворительности. Если он и интересуется какими-то заведениями для женщин, то только борделями.

Но Эвелин жертвовала деньги нуждающимся. Она помогала детскому приюту и женскому швейному кружку. Возможно, у нее были на то какие-то причины, о которых Синджон даже не подозревал. По его коже побежали мурашки.

Неужели Эвелин использовала Крейтона, чтобы вывезти деньги из Лондона? Может быть, она планировала сбежать с ним, после того как переправит в безопасное место деньги мужа? Внешне письмо Эвелин не вызывало подозрений, и если она действительно задумала хитроумный план, властям никогда не добраться до денег Реншо.

— Умная девочка, — пробормотал себе под нос Синджон.

Или же все не так. Что, если Крейтон обманывает жену предателя? Ему ведь нужны деньги. Вряд ли он станет ждать какого-то мистического наследства или помогать женщине, оказавшейся в трудном положении. В Испании он сломал челюсть молодому лейтенанту лишь за то, что тот задолжал ему двадцать фунтов и не мог расплатиться. За игорным столом сотня фунтов ничто. Единственная ставка, и Крейтон лишится этих денег. Или, наоборот, выиграет.

Синджон вынул из письма деньги и запечатал его снова.

В библиотеке он отыскал еще один конверт, сложил туда купюры и спрятал их в толстый том со стихами.

После этого он положил запечатанное письмо на столик рядом с входной дверью и устремил взгляд на темную лестницу, раздумывая над тем, заснула ли уже Эвелин.

Думала ли она о Крейтоне?

Синджон отправился в свою каморку с горькой улыбкой на устах. Теперь ему придется подождать, что предпримет дальше Крейтон или Эвелин.

Крейтон крался по коридору дома своей тетки, выискивая взглядом что-нибудь такое же ценное, как и картина кисти Гейнсборо, которую ему удалось продать. Если семья узнает об этом, от него отрекутся. Но как иначе добыть денег?

Он прошел мимо часов из сплава меди и свинца в личных покоях тетки. За эту отвратительную мазню не выручишь и двух пенсов. Пробило десять часов. Где же этот проклятый Бассетт? Ведь на то, чтобы забрать письмо из дома, расположенного через три улицы, нужно не так уж много времени.

Крейтон ткнул пальцем в пейзаж, вставленный в золоченую раму. На нем было изображено фамильное поместье в Девоне. Крейтон не был там несколько лет. Поместье ничего не значило для него, а вот от продажи картины можно получить достаточно денег, чтобы поиграть ночь в клубе «Уайтс». Не может же полоса невезения тянуться бесконечно.

Крейтон сорвал картину со стены и швырнул ее на диван. Как же ненавистно ему вести такую жизнь. Но другого выбора не было. Сердце Крейтона сжалось, когда он представил всю серьезность своего положения.

Ему необходимо разыскать и убить Радерфорда.

Капитан здесь, в Лондоне, и, возможно, наблюдает за ним в эту самую минуту. Крейтон распахнул дверь теткиной спальни, зная, что является первым мужчиной, переступившим порог этой комнаты за последние сорок лет. Он подошел к окну и выглянул на улицу. Но не увидел ни Радерфорда, ни Бассетта. Крейтон повернулся к массивной шкатулке с драгоценностями и, проклиная Радерфорда, попытался открыть замок. Вот до чего он опустился — ворует у собственной семьи.

Синджон Радерфорд был худшим из глупцов, причем слишком благородным, несмотря на то что не имел ни наследства, ни титула. Он всегда боролся с несправедливостью, спасал попавших в беду женщин и заслуживал тем самым восхищение представителей разных сословий. Вот он никогда не опустится до того, чтобы воровать ценности пожилой родственницы. И Крейтон ненавидел его.

Он отчетливо помнил день, когда впервые встретил благородного капитана в Испании. Радерфорд выиграл у него в карты крупную сумму денег, которой у Крейтона не было. Поэтому ему пришлось подписать вексель в присутствии дюжины свидетелей.

Крейтон намеревался погасить долг привычным способом. А именно — пустить пулю в спину капитана Радерфорда. Н а войне люди погибают каждый день. И Крейтон любил за это Испанию. Всегда найдутся офицеры, готовые играть. Из Англии прибывало молодое пополнение, неоперившиеся юнцы, которых можно было обыгрывать до тех пор, пока они не погибали на поле боя. Однако Радерфорд умудрялся возвращаться невредимым после каждого сражения.

Когда срок векселя истек, Крейтон не смог расплатиться. Он отправился в патруль, сгорая от ненависти к Радерфорду.

Тот день в Испании выдался жарким и душным. Именно тогда на уединенной горной дороге Крейтон повстречал очаровательную жену французского офицера — у ее экипажа сломалось колесо. Она встретила вражеских солдат с достойной восхищения смелостью и заявила, что ее муж-полковник весьма богат и заплатит за нее щедрое вознаграждение.

Крейтон сразу понял свою выгоду. Он позволил француженке написать письмо мужу и отправил ее возницу к нему.