— Это действительно неудобство, — решительно и спокойно заявил Родерик. — Тяжелое, серьезное неудобство для меня, Торнфилд. — Не сводя глаз с блондина, Родерик спросил: — Вы хотите уйти отсюда, леди Микаэла?
И из-за спины Торнфилда раздался ее музыкальный, хотя и недовольный ответ:
— Ни за что! Этот человек женат.
Видимая часть лица Родерика расслабилась и почти превратилась в улыбку, на какую были способны его черты.
— Ну вот. Ты и получил ответ.
— Нет. Нет! Я не принимаю этот ответ! — выкрикнул Торнфилд. — Она просто сердится на меня! Если дать время…
— Время, которое будет тебе дано, — это когда я сосчитаю до пяти, — прервал его Родерик. — Если ты еще будешь здесь, когда я произнесу «пять», я нападу на тебя и дам возможность ознакомиться с невыносимой болью, которую я перенес в моих недавних странствиях. Клянусь, этот опыт останется с тобой на долгие-долгие годы. — С этими словами Родерик сбросил капюшон и повернулся к Алану Торнфилду, испытав при этом удовольствие от выражения ужаса, появившегося на побледневшем лице последнего.
— О Господи! — задохнулся Торнфилд.
— Раз, — почти прошептал Родерик.
— Ты ведь не собираешься…
— Два…
Хью прошел вперед и встал между кузенами.
— Уверяю вас, он не шутит. Этот человек полностью лишен чувства юмора.
Торнфилд взглянул на Хью, затем на Родерика, потом оглянулся на Микаэлу, все еще стоявшую у него за спиной.
— Три…
— Вышвырнуть вас? — любезным тоном предложил Хью. — Не хотелось бы пролить кровь на ваши красивые башмаки. Где вы их раздобыли, Торнфилд?
— Я… Я…
— Четыре…
Алан Торнфилд быстро повернулся и вышел, точнее, выбежал из зала, причем Хью лениво следовал за ним, бросая вслед ему вопросы и замечания:
— Они из шкуры теленка? Цвет восхитительный! У меня есть пара коротких сапог красного цвета, я сам…
Родерик повернулся лицом к Микаэле, стоявшей теперь напротив него. Только сейчас он вспомнил, что шрамы на его лице не прикрыты капюшоном.
Ее ясные голубые глаза округлились, дыхание перехватило, она прижала руки ко рту.
Родерик ждал, когда она закричит от ужаса.
Глава 11
Микаэла не задумывалась о том, как выглядит Родерик, но то, что она увидела, потрясло.
Слухи, которые ходили об этом человеке, подтверждались. Шербонский дьявол, хотя говорили, что он не может ходить без помощи длинной, отполированной трости из черного дерева с широкой гнутой ручкой, которую он сжимал в левой ладони. Но огромные квадратные сапоги свидетельствовали о том, что его ноги получили львиную долю повреждений в Святой земле. Особенно левое колено, которое, казалось, вывернуто наружу, хотя сапог смотрел прямо вперед.
Правая рука была согнута и прижата к боку, кулак — сжат, словно так было задумано, и он не мог разжать пальцы. Родерик был одет в черное и темно-серое. Его туника была черной как смоль, рубашка — как деготь; только лицо и крепкая, жилистая шея выделялись на фоне черного капюшона его плаща. У Шербонского дьявола были бледные впалые щеки, квадратные скулы, выступающий подбородок. Губы полные, шрам тянулся вдоль линии волос, по диагонали пересекая изогнутый рубец. Нос был длинный, на переносице расположилась пара шишек, но Микаэла знала, что нос у Родерика сломан. Толстый, плоский шрам нашел свое место между острыми точками его носа и прошел над правой скулой, как раз рядом с внешним углом его правого глаза.
Над скулами — одной со шрамом и второй гладкой — располагались глубоко посаженные глаза, взгляд был настороженный, как у дикого зверя, который оценивает не-чваного посетителя, проникшего в его берлогу. Именно в этот момент Микаэла увидела его глаза, которые буквально очаровали ее; кончиками пальцев она почти до боли прижимала губы к зубам, а сердце так гулко стучало, что ей казалось, будто она слышит его стук, эхом отдававшийся в зале.
Они были зелеными, да, но этого скромного слова было явно недостаточно. Его глаза были цвета весенних листьев, самого бледного изумруда; они напоминали тихий пруд, окаймленный белым мелким песком в лучах утреннего солнца. Искрящиеся, чисто зеленые, словно драгоценности чистой воды, увлажненные, прозрачные…
— Вы потрясены? — проворчал он, обращаясь к ней, и его тон не содержал ни малейшего самоосуждения, чему помогло то, что легко поднялся один краешек его рта. Это было похоже на то, что он счел ее реакцию забавной.
— Да, — прошептала Микаэла, слово к тому же было приглушено положением ее рук. Она пребывала не в своем обычном состоянии, а в том, которое испытывала, когда погружалась в исполнение песен. Она медленно отвела руки ото рта. — Вы…
— Я? Да, мисс Форчун? Что вы хотите сказать? Что я чудовищно изуродован? Покрыт шрамами? Так оно и есть. Но вы наверняка слышали об этом до того, как появились здесь.
Он выгнул бровь над изуродованной щекой.
— Разве я не калека?
Микаэла на мгновение зажмурилась, собралась с мыслями и заговорила.
— У вас самые прекрасные глаза, какие мне когда-либо, доводилось видеть, — выдохнула она.
— О чем вы говорите? — прорычал Родерик. — Это ваша игра — пытаетесь натравить меня на Торнфилда? Не потому ли вы здесь? Если это так, вы можете собрать свои вещи и убираться хоть к черту на кулички. Я не играю в такие игры, особенно с теми, кого считаю ниже себя.
— Прошу прощения?
— Вы можете просить, черт подери, сколько угодно, но я преследую единственную цель: завоевать Шербон. Если у вас другая цель, вам здесь нечего делать.
— Почему вы сердитесь на меня? Я не звала Алана Торнфилда в Шербон. Я остаюсь здесь дольше, чем осмелилась любая другая женщина до меня, и я провела это время, выполняя свои обязанности в замке и руководя слугами. Уверяю вас, милорд, если бы я хотела вернуться с Аланом Торнфилдом в качестве его любовницы…
— Но вас вполне устраивало это положение до того, как он женился, — глумливо заметил Родерик.
— Вам ничего не известно о моем пребывании в Торнфилд-Мэноре! И я нахожу ваши предположения отвратительными!
— Существует множество вещей в Шербоне, которые вы сочтете отвратительными, мисс Форчун. Вам придется свыкнуться с этим, чтобы избежать оскорблений.
Микаэла едва сдерживала гнев.
— Лорд Шербон, я пригласила вас сюда, потому что хотела поговорить с вами о нашей договоренности и управлении этим домом. Благодарю вас за ваше, хотя и запоздалое, появление…
Родерик расхохотался:
