Окровавленное тело с держащейся на клочке кожи головой повалилось на ступеньки, обагрившиеся кровью.

– По-моему, он искал смерти, – молвил Доминик, ни к кому не обращаясь, вытирая окровавленный ятаган о свое белое одеяние, и постучал рукоятью в дверь.

– Бедняга! – небрежно бросил Дональд. – Что он, собственно, имел в виду, говоря о вашем сыне? Вы мне ничего не сказали о…

– Разве я обязан перед тобой держать ответ, старый любопытный козел? Придержи-ка язык! Еще посмотрим, как нас здесь встретят.

Изнутри послышались какие-то звуки. Один из бедуинов повысил голос, прокричав по-арабски нечто угрожающее. После недолгих колебаний раздался лязг отодвигаемых засовов. Дверь распахнулась. Взорам четверых освободителей предстала высокая тощая особа с растрепанными волосами, с ребенком на руках.

– Я американка! Вы тоже американцы? Если начистоту, то со мной обращались неплохо. Я обещала, что скажу вам об этом. – Женщина во всем черном, без чадры говорила как уроженка Новой Англии. – Собственно, кто вы такие? Настоящие арабы, кроме разве что вас! – Она осуждающе взглянула на Дональда, потерявшего в битве головной убор, и тот мгновенно побагровел.

Доминик, застывший на месте, произнес изменившимся голосом:

– Боже! Миссис Микер?

У Селмы Микер нашлось бы, что ему сказать, но Доминик поспешно ретировался, поэтому выслушивать ее гневную тираду пришлось бедняге Дональду.

– Значит, и он погряз в язычестве? Честно говоря, я не очень удивлена, хотя в какой-то момент почти жалела его. Как себя вела эта девочка, его жена!.. Ведь она была готова избавиться от родного дитяти, лишь бы жить с этим турком! Вы представляете, как здесь поступают с мальчиками? Лучше не буду рассказывать, потому что язык не поворачивается произносить такие ужасные вещи… Меня не тронули только потому, что я не поддалась. Они называли меня безумной, а сумасшедшие считаются у них святыми. Ха! Зато я приглядывала за ребенком. Я потеряла троих собственных детей. В этом возрасте они такие крохотные и беспомощные! Язычники хотели было дать ему свое имя, но я окрестила его по-нашему, по- христиански. Не важно, в кого превратился его папаша, – мальчик останется христианином. Он уже знает меня и тянется ко мне ручонками. Я не позволю забрать его у меня, слышите? – В ее скрипучем голосе послышались жалобные нотки. – Ведь его у меня не отберут?

– Нет, ни за что! – успокоил ее Дональд, больше всего желавший сейчас, чтобы Доминик вернулся и спас его. – Он так не поступит. Малышу нужен уход, а ни я, ни капитан Челленджер не способны стать няньками. – Он почмокал губами и пощекотал младенца под подбородком. Мальчик глянул на него немигающими серыми глазами, после чего прижался личиком к плечу женщины, державшей его на руках.

Не вызывало никаких сомнений, кто был отцом этого ребенка. Но куда исчезла мать? И почему Доминик все не возвращается, чтобы спасти Дональда?

Близился рассвет, небо уже приобрело жемчужный оттенок. Жители захваченной Дерны, привыкшие к частой смене властителей, уже понемногу начали выползать из своих приземистых жилищ под плоскими крышами, подобно мышам, почуявшим, что кошка временно насытилась. С улиц успели убрать мертвых и умирающих.

В доме Османа-Торговца женщина, бывшая еще накануне рабыней под кличкой Баб, гордо качала ненаглядного младенца. В другом доме командующий победившей «армии» Уильям Итон вел серьезные переговоры с человеком, именуемым его последователями Эль-Сакром, который, как теперь стало известно Итону, был вовсе не тем, за кого себя выдавал. Итон пребывал в справедливом возмущении.

– Черт возьми! Могли бы предупредить меня заранее! Это не составило бы большой разницы, но я не люблю, когда меня водят за нос. Итак, вы Доминик Челленджер! Наслышан о вас. Из-за вас ко мне примкнул Дональд Макгир. Что вы намерены делать теперь, когда ваша цель достигнута?

– Подчиняться вашим приказаниям, мистер Итон, согласно нашей с вами договоренности давностью всего в несколько дней.

Кустистые брови Итона сомкнулись посреди лба.

– А ваш сын? Ребенок, ради которого вы сюда ворвались?

– Разве я его не нашел? У него превосходная нянька. Разумеется, я позабочусь о безопасности обоих.

– Потрясающее хладнокровие! Впрочем, не мне об этом говорить. Правда, я знавал вашего…

– У человека может быть несколько отцов, – перебил собеседника Доминик. – Хотя вы напрасно напоминаете мне об этом. Если это вас так волнует, я заручился разрешением шейха уйти, если на то будет моя воля. Наша взаимная привязанность не зависит от близости в пространстве, к тому же у него есть и родные сыновья.

– Значит, когда все это кончится, вы намерены вернуться в Америку?

– Видимо, предпочтительнее было бы вырастить сына там, ибо тогда у него появится возможность стать самим собой. К тому же, сказать по правде, мистер Итон, я тоже начинаю скучать по дому.

Синие и серые глаза устроили поединок, в котором Итон потерпел поражение и отвел взгляд.

– Дело ваше. Примите мою признательность за помощь, которую вы нам здесь оказали. Завтра мы поднимем на самом высоком здании свой флаг, чтобы дать знать капитану Баррону, что овладели городом. Вам известно, что он сменил коммодора Пребла? Насколько я понимаю, коммодор был серьезно болен.

– Как я погляжу, флот нисколько не изменился: сплошь звания и субординация, – сухо заметил Доминик. – Догадываетесь, почему я решил стать капером-одиночкой?

«Он был и остался авантюристом, – подумал Итон после ухода Доминика. – Как долго нам предстоит идти рука об руку?»

Пока «армия» Итона бездельничала в Дерне, паша Триполи торопился заручиться перемирием с американцами, которых он прежде презирал. Итон возмутился, узнав о договоре: он, подобно коммодору