Когда я повесил трубку, я знал, что отныне моя судьба зависит от Сореля. Но еще я понимал, что надо продолжать жить своей жизнью. Надо было возвращаться к работе, к любви с Герцогиней. Надо было перестать вздрагивать при каждом телефонном звонке или неожиданном стуке в дверь.
Именно так я и сделал. Я снова погрузился в безумие мира. Я с головой ушел в развитие «Стив Мэдден Шуз» и продолжал негласно консультировать мои брокерские фирмы. Я изо всех сил старался быть верным мужем для Герцогини и хорошим отцом для Чэндлер, несмотря на мое пристрастие к наркотикам.
Месяц шел за месяцем, моя зависимость от наркоты продолжала усиливаться.
Как всегда, я быстро нашел этому рациональное объяснение – напомнил себе, что я молод и богат, у меня шикарная жена и совершенно прелестная маленькая дочка. Каждый хотел бы оказаться на моем месте, разве нет? Что может быть лучше, чем жизнь в шоу «Богатые и никчемные»?
Так или иначе, к середине октября никаких последствий от ареста Сореля так и не последовало, и я, наконец, вздохнул с облегчением. Очевидно, Сорель все же предпочел не сотрудничать со следствием, и Волк с Уолл-стрит снова увернулся от пули.
Чэндлер начала делать свои первые шаги и ходила теперь как маленький франкенштейн – выставив перед собой ручки, держа колени вместе и быстро-быстро передвигая ножки. И, конечно же, моя гениальная малышка непрерывно болтала. Когда ей исполнился год, она уже говорила связными предложениями – поразительное достижение для столь маленького ребенка, – и я не сомневался, что она непременно получит Нобелевскую премию или хотя бы медаль Филдса, присуждаемую за успехи в математике.
Тем временем фирмы «Стив Мэдден Шуз» и «Стрэттон-Окмонт» находились совсем в разном положении – «Стив Мэдден» быстро росла, а «Стрэттон» все чаще становилась жертвой необдуманных стратегических решений, не говоря уже о новой волне давления со стороны регулирующих органов. И обе эти беды были целиком делом рук самого Дэнни. Проблемы с властями были результатом его отказа выполнить до конца одно из условий соглашения с Комиссией – нанять независимого аудитора, назначенного Комиссией, который бы провел полный аудит деловой практики «Стрэттон» и предложил свои рекомендации. Одной из предложенных мер была установка систем для записи всех телефонных переговоров брокеров «Стрэттон» со своими клиентами. Дэнни отказался выполнить эту рекомендацию, и тогда Комиссия обратилась в федеральный суд, и суд вынес решение, предписывающее все же установить записывающие системы.
В итоге Дэнни все равно капитулировал, иначе его бы посадили бы за невыполнение судебного решения, но теперь на репутации «Стрэттон» было пятно в виде судебного предписания, что означало, что все пятьдесят штатов имели право приостановить лицензию фирмы. Собственно, это они и начали потихоньку делать. Трудно было себе представить, что после всего пережитого конец «Стрэттон» наступит из-за глупого отказа установить записывающую систему, которая, в конце концов, все равно ничему и никому не мешала. В считаные дни стрэттонцы придумали, как обойти эту систему. Разговаривая из офиса, они были с клиентами покладисты и уступчивы, но когда нужно было взять кого-то за горло, они брали свои сотовые телефоны. Однако репутация фирмы была непоправимо испорчена, и дни «Стрэттон» были сочтены.
Владельцы компаний «Билтмор» и «Монро Паркер» выразили свое общее желание идти дальше каждая своим путем и не отказываться от бизнеса со «Стрэттон». Разумеется, заявление об этом сопровождалось заверениями в глубочайшем уважении. Каждая из компаний предложила платить мне в знак благодарности и признательности по миллиону долларов с каждого нового выпуска акций очередной компании, выходившей на биржу. В год набегало около двенадцати лимонов, и я с радостью принял их предложение. Я получал также ежемесячно один миллион долларов от «Стрэттон» во исполнение условий моего соглашения об отказе от конкуренции и еще четыре-пять миллионов каждые несколько месяцев, когда я продавал за наличные большие пакеты собственных акций компаний, которые «Стрэттон» выводил на рынок.
И все же я считал все это каплей в море по сравнению с тем, что я мог бы получать в «Стив Мэдден Шуз», которая стремительно двигалась к небывалому успеху. Это напоминало мне ранние годы существования «Стрэттон»… те давние славные дни головокружительного успеха в конце восьмидесятых – начале девяностых годов. Дни, когда первый призыв стрэттонцев уже сел на телефоны, но то безумие, которое стало определяющим фактором моей жизни в дальнейшем, еще не началось по-настоящему. «Стрэттон» был моим прошлым, а «Стив Мэдден Шуз» – будущим.
И вот я сидел напротив Стива, откинувшегося на спинку кресла в оборонительно-обиженной позе, а Джон обильно обрызгивал его слюной. Время от времени Стив поглядывал на меня, словно хотел сказать: «Его просто не удержать, когда речь заходит о заказах на сапоги, особенно когда сезон сапог уже почти закончился!»
Гэри Делука тоже был здесь и не упускал случая вынести нам мозг. Но сейчас на трибуне был Джон.
– Что за проблема, черт побери, с заказом на эти сапоги? – орал он, плюясь больше обычного. Произнося звук «т», он испускал особенно обильные фонтаны слюны, и каждый раз при этом звуке Сапожник особенно заметно морщился.
– Послушай, Джей Би! – Джон повернулся ко мне. О
Я покачал головой в знак несогласия:
– Никаких сапог, Джон. Мы закончили с этими чертовыми сапогами. И не имеет значения, будут они уцениваться или нет. Суть в том, что бизнес нужно вести упорядоченно. Мы одновременно работаем в полутора десятках разных направлений, так тем более мы должны строго придерживаться нашего бизнес- плана. Мы открываем три новых обувных отдела, десяток собственных фирменных магазинов, мы вот-вот запустим новые линии продуктов. На все это нужно много наличных денег. Именно теперь мы должны экономить каждый цент. Под конец сезона мы не можем позволить себе риски – особенно ради каких-то дурацких леопардовых сапог.
– Совершенно согласен, – перехватил инициативу Гэри Делука. – Именно поэтому имеет смысл перевести наш транспортный отдел во Фло…
– Да это же абсурд, твою мать! – грубо оборвал его Джон. – Идиотская затея! У меня нет времени на эту чушь! Нужно производить товар, иначе все мы вылетим из этого бизнеса!
И с этими словами Джон выскочил из кабинета, громко хлопнув дверью.
Тут же заговорил интерком:
– Тодд Гаррет на первой линии, – прозвучал голос Джанет.
Я посмотрел на Стива, закатил глаза и сказал:
– Джанет, скажи ему, я на совещании. Перезвоню потом.
– Разумеется, я
Я вздохнул и недовольно покачал головой. Что такого уж важного могло случиться у Тодда Гаррета? Разве что он где-то раздобыл
– Привет, Тодд! Что стряслось, дружище?
– Не люблю приносить дурные вести, – проворчал дилер, – но у меня в гостях только что был некий агент Коулмэн. Он сказал, что Кэролайн грозит тюрьма.
У меня сердце ушло в пятки.
– За что? Что такого сделала Кэролайн?
– А ты знаешь, что твой швейцарский банкир в тюрьме и дает показания против тебя?
Просто гром среди ясного неба!
– Буду через час, – коротко сказал я, сжав зубы.
Двухкомнатная квартира Тодда выглядела так же убого, как и ее хозяин. Все вокруг, сверху донизу, было черным, нигде ни капли другого цвета. Мы сидели в гостиной, начисто лишенной не только комнатных растений, но и прочих признаков жизни. Повсюду только хром и черная кожа.
Тодд сидел напротив меня, а швейцарская секс-бомба Кэролайн ходила взад-вперед по черному жесткому ковру, спотыкаясь на очень высоких каблуках.