сомневался, что Джордж меня ненавидит или я ему по крайней мере неприятен, как он ненавидел или не любил всех белых людей. Единственным исключением была моя жена, Подающий Надежды Обольститель Человечества, которую Джордж просто обожал.

Лимузин у меня был, разумеется, самый длинный из возможных, с телевизором, видеомагнитофоном, холодильником, полным мини-баром и восхитительной музыкальной системой, а заднее сиденье одним поворотом рукоятки можно было превратить в кровать королевских размеров. Это было сделано специально ради моей больной спины, но заодно мой лимузин неожиданно превратился в бордель на колесах стоимостью в 96 тысяч долларов. Представляете? Но в то утро я направлялся в Лейк-Саксес, некогда тихий городок, населенный средним классом, где сегодня располагалась штаб-квартира компании «Стрэттон- Окмонт».

Сегодня этот город скорее напоминал Тумстоун, штат Аризона, до появления там братьев Эрп[3]. Все старинные местные кустарные промыслы резко расширили производство, чтобы соответствовать потребностям, нуждам и прихотям работавших на меня молодых развращенных брокеров. Здесь также появились бордели, подпольные игорные казино, ночные клубы, где алкоголь продавали в любое время суток, и тому подобные злачные местечки. Появились даже проститутки, занимавшиеся своим делом на нижнем уровне парковки и бравшие двести долларов за раз.

Сначала местные лавочники были возмущены явным отсутствием всяких признаков добродетели у веселой банды моих брокеров (многие из них действительно были совершенно разнузданными типами). Но очень быстро эти же лавочники заметили, что разнузданные брокеры из «Стрэттон» никогда не смотрят на цену. Тогда они взвинтили цены, и все зажили мирно, как на Диком Западе.

Лимузин мчался на запад, по Чикен-Вэлли-роуд, одной из самых респектабельных улиц Золотого берега. Я чуть опустил окно, чтобы впустить немного свежего воздуха. Мы проезжали мимо зеленых полей Бруквильского гольф-клуба, над которыми я сегодня утром летал в наркотическом опьянении. Гольф-клуб был совсем рядом с моим поместьем, так близко, что я мог бы, стоя на лужайке перед своим домом, седьмой клюшкой отправить мяч на седьмой фервей. Но, конечно же, я никогда даже не пытался вступить в клуб, понимая, что для этих снобов я всего лишь жалкий еврей, которому хватило наглости вторгнуться в рай для белых англосаксонских протестантов – васпов.

Евреев не пускали не только в Бруквильский гольф-клуб. О нет! Евреев не пускали и во все остальные здешние клубы, или, вернее, туда не пускали никого, кто не был бы васпом – белым англосаксонским протестантским ублюдком с голубой кровью. (Надо признать, что Бруквильский гольф-клуб хотя бы принимал католиков, то есть был еще не так плох, как остальные.) Когда мы с Герцогиней переехали сюда с Манхэттена, то я сильно переживал из-за васпов: они казались мне чем-то типа тайного клуба или общества, но потом я понял, что вся эта голубая кровь – это вчерашний день, что васпы – просто вымирающий вид, что-то вроде дронта или пятнистой совы. И хотя у них действительно все еще сохранялись их маленькие гольф-клубы и охотничьи домики – последние бастионы обороны против вторгающейся в их жизнь местечковой черни, – они все равно были всего лишь маленькими снежными баранами двадцатого века, которых должны были вот-вот обогнать невоспитанные евреи вроде меня, составившие состояние на Уолл-стрит и готовые заплатить сколько угодно, чтобы жить там, где жил Гэтсби.

Лимузин мягко повернул налево, и вот мы оказались уже на Хеджманс-лэйн. Слева прямо передо мной видны были конюшни, или, как их предпочитали называть владельцы, «Центр верховой езды Золотого берега» – это звучало куда более по-васповски.

Проезжая мимо, я увидел и бело-зеленую конюшню, где Герцогиня держала своих лошадей. Вся эта ее затея с верховой ездой с начала до конца оказалась огромным кошмаром. Все началось с владельца конюшен – торчащего на кваалюде жирного еврея со светской улыбкой, сиявшей, как лампочка в тысячу свечей, и с тайной целью в жизни – добиться того, чтобы его принимали за васпа. Он со своей женой, крашеной блондинкой, притворявшейся женщиной-васп, положили на нас с Герцогиней глаз, едва увидев нас, и решили впарить нам всех своих бракованных лошадей и получить триста процентов прибыли. Как только мы оплатили лошадей, у них тут же обнаружились самые разнообразные странные болезни. Повалили счета от ветеринаров, чеки за корм, зарплата конюхам и грумам, которые тренировали лошадей, чтобы те сохраняли форму, в общем, все это оказалось огромной черной дырой.

Но тем не менее моя соблазнительная Герцогиня, моя Подающая Надежды Звезда Конкура, отправлялась в конюшни каждый день: угощать лошадок кусочками сахара и морковкой и брать уроки верховой езды – и это несмотря на то, что у нее была сильнейшая аллергия на лошадей, так что каждый раз, вернувшись домой, она чихала, хлюпала носом, чесалась и кашляла. Что делать! Если живешь в раю для васпов, то и вести себя надо как васп, поэтому приходится притворяться, что ты любишь лошадей.

Как только лимузин пересек Северный бульвар, я почувствовал, как вырвалась на свободу боль в нижней части спины. Как раз в это время большая часть коктейля из рекреационных наркотиков, который я принял прошлой ночью, уже перешла из моей центральной нервной системы в печень и лимфатическую систему, где они начали неумолимо расщепляться. Туда им и дорога, конечно, но это означало, что боль вернется. Было ощущение, что во мне постепенно просыпался злобный, дикий, огнедышащий дракон. Боль началась с левой части поясницы, потом отдалась в левой ноге. Казалось, кто-то поворачивал раскаленный железный прут в задней части моего бедра. Боль была невыносимой. А если я начинал растирать болевшее место, то она перекидывалась на другую часть тела.

Я глубоко вздохнул и подавил в себе желание схватить три таблетки кваалюда и сожрать их, даже не запивая водой. Но это было совершенно исключено. Я ехал на работу и, хотя и был боссом, не мог позволить себе бессвязно бормотать и пускать слюни, как идиот. Это было возможно только по вечерам. Вместо этого я на скорую руку помолился о том, чтобы с ясного неба ударила молния и испепелила собачку моей жены.

По эту сторону Северного бульвара дома были явно дешевыми, то есть в среднем они стоили не больше миллиона-двух, может, чуть больше. Была какая-то ирония судьбы в том, что ребенок из бедной семьи может настолько принюхаться к вызывающей роскоши, что домик стоимостью в миллион долларов кажется ему хижиной. Но ведь это не так уж плохо? Кто бы знал.

Как раз в это время мы миновали зеленый с белым знак, обозначавший въезд на Лонг-Айлендскую автостраду. Я приближался к штаб-квартире «Стрэттон-Окмонт», к своему второму дому, где бушевал самый неистовый брокерский зал Америки, где безумие было нормой.

Инвестиционная фирма «Стрэттон-Окмонт» находилась на втором этаже четырехэтажного офисного здания из черного стекла, выстроенного на самом краю грязного вонючего болота. На самом деле выглядело все это не так ужасно, как звучит. Большая часть старого болота была осушена еще в начале 1980-х годов, и здесь появился первоклассный офисный комплекс с огромной парковкой и трехэтажным подземным гаражом, куда стрэттонские брокеры во второй половине дня спускались, чтобы заняться сексом с кем-нибудь из веселого отряда боевитых проституток.

Сегодня, как и всегда, подъезжая к своему офису, я чувствовал, что буквально раздуваюсь от гордости. Зеркальное черное стекло сверкало на утреннем солнце, напоминая о том, как многого я добился за последние пять лет. Трудно было себе представить, что компания «Стрэттон» в самом начале размещалась в отделе электроприборов магазина, торговавшего подержанными автомобильными запчастями. А теперь у меня было… вот это все!

С западной стороны в здание вели роскошные двери, специально задуманные так, чтобы поражать всякого, кто через них проходит. Но никто из «Стрэттон» ими не пользовался. Парадный вход был слишком далеко, а время – деньги. Вместо этого все, включая и меня, поднимались по бетонному пандусу с южной стороны здания, попадая таким образом непосредственно в биржевой зал.

Я вылез из задней двери лимузина, попрощался с Джорджем (тот молча кивнул) и пошел наверх по бетонному пандусу. Проходя через стальные двери, я уже слышал отголоски мощного рева, похожего на рев толпы. Для меня он звучал как музыка. Я со всех ног кинулся туда.

Поднявшись на дюжину ступенек и завернув за угол, я достиг цели – брокерского зала «Стрэттон- Окмонт». Он был огромен, длиной больше, чем футбольное поле, и почти с половину футбольного поля в ширину. Это было открытое пространство, без перегородок и с очень низким потолком. Красно-коричневые