Особенно, если он спрашивает…

Доктор повернулся и заторопился к дому, потому что услышал, как со стороны дороги во двор въезжает машина. Сквозь кусты вдалеке просвечивал свет фар. Должно быть, вернулись из больницы Ангел с Ризой и привезли с собой бригаду «Скорой помощи», если в Верхнетобольске есть при больнице своя станция.

Гольдрайх знал, где находится отель «Альпина». Внешне более современный, чем «Альберт Первый», шестиэтажный, но не имеющий таких удобств и такого традиционного высококлассного обслуживания. В «Альпине», как правило, зимой останавливаются молодые спортсмены, а летом те, кто не слишком любит сорить деньгами по причине их традиционного недостатка. В принципе, после блистательного появления светской дамы в казино «Mille la deuxie?me nuit» это выглядит вполне приличной маскировкой. Конечно, еще большей маскировкой была бы остановка в ночлежном доме для бродяг, если таковой в Шамони имеется. Но, возможно, Джошуа мыслит слишком радикально, а арабы не желают лишать себя необходимого минимума удобств.

Некоторое время он отдыхал у себя в номере, продумывая прошедший разговор с комиссаром Рано. Он, конечно, добавил ей работы, предположив подготовку взрыва франко-итальянского туннеля, но даже забавно, когда от такой женщины будет пахнуть по?том после тщетного бега за преступниками, которые катаются в инвалидной коляске у нее под длинным носом. Когда запах пота перемешивается с запахом сладких духов – это очень противно, от такого может затошнить даже эскимоса, который снимает свою меховую одежду тогда, когда она совсем износится – до дыр, которые пропускают холод.

Джошуа посмотрел на часы. Четыре стены номера успели ему изрядно надоесть, и он решил прогуляться по городу, пока не пролился настоящий дождь, обещаемый собравшимися в долине тучами. Монблан при взгляде в окно совсем скрылся из вида. Тучи обложили его низко сидящей плотной шапкой.

Портье внизу противно улыбался, принимая ключ из рук Джошуа.

– Как вам понравилась комиссар Рано?

Он явно надеялся выудить какую-то информацию. Известное дело, все портье во всех отелях, даже самые молчаливые, невыносимо любопытны и стараются знать все, что их не касается.

– Фильмы ужасов я могу смотреть и дома, – ответил ему Джошуа почти с улыбкой и отошел к витрине маленького прилавка в углу холла, чтобы купить зонт. Дождь, видимо, все же будет. И ни к чему чувствовать на себе промокшую одежду. Джошуа не любил, когда к нему что-то или кто-то липнет.

Он выбирал недолго, потому что не считал себя человеком привередливым. Хотя продавец очень желал продать ему обязательно миниатюрный складной, он из чувства противоречия купил себе зонт-трость с настоящей костяной ручкой. К тому же такой зонт гораздо шире складного и лучше прячет от дождя.

На улице людей было много. Их дождь не пугал, и в любом случае отдыхающие могли спрятаться в одном из множества ресторанов, ресторанчиков и кафе. Таких заведений в Шамони, как показалось Джошуа, в несколько раз больше, чем необходимо. Потому, наверное, они и не процветают, о чем недвусмысленно говорит их внешний вид.

Пошел он не в сторону «Альпины», а в противоположную. Джошуа решил дать своим знакомым время закончить прогулку и пообедать до того, как он нанесет им визит. Несколько раз прохожие раскланивались с ним, приветствуя. Он не помнил этих людей, но думал, что это, скорее всего, вчерашние посетители казино, в чьем присутствии он играл. Каждому человеку, особенно престарелым женщинам, кажется, что они очень заметные фигуры в этой жизни. И чем женщина старее, тем, кажется ей, она пользуется большим успехом. Особенно у молодых людей, к каковым Джошуа себя все еще относил. И Джошуа очень обидел бы их, остановившись после приветствия и спросив, где они виделись. Дважды принимался накрапывать мелкий дождь, но прекращался еще до того, как Джошуа успевал снять с зонта чехол. Во время пути в противоположную сторону чехол все же пришлось снять и даже нажать на кнопку, чтобы попробовать, как зонт раскрывается, но дождь опять обманул его.

Холл отеля «Альпина» не отличался отделкой благородным деревом, как в «Альберте Первом». Здесь царил металлизованный пластик, больше отвечающий вкусам молодежи. Спросив портье о нужных ему людях, Джошуа поднялся в лифте на шестой этаж, самый дорогой и единственный в отеле, где соблюдалась видимость комфорта. Постучав в дверь номера, он услышал гибкий женский голос, лишенный недавней старческой надтреснутости:

– Одну минуточку…

Сам не зная почему, Джошуа слегка заволновался.

Дверь не открывали около двух минут. Наконец в замке повернулся ключ.

– Войдите.

Он вошел. За дверью стояла инвалидная коляска, и в ней сидела «старушка».

– Добрый день, мадам…

– Это вы? – Она очень удивилась и побледнела. И попыталась даже выглянуть за косяк, нет ли кого в коридоре рядом с Джошуа. – Вы один?

– Я один, мадам. Позвольте нанести вам визит?

– Заходите, месье… – Коляска откатилась в глубину комнаты, управляемая слабо гудящим электрическим двигателем. – Дверь, пожалуйста, закройте.

Джошуа прошел в номер, с удовольствием убедившись, что дама в настоящее время одна, без заботливого сына, которому нравилось катить коляску перед собой, хотя надобности в этом, оказывается, не было, поскольку коляска имеет двигатель.

– А где ваш сын? – поинтересовался Джошуа.

– Вы разве не виделись с ним?

В глазах у женщины встало беспокойство.

– Увы.

– Он пошел навестить вас.

– Я уже больше часа гуляю по городу.

– Простите, месье, мою назойливость и отсутствие вежливости, но – кто та дама, с которой вы сегодня обедали?

– Я обедал один, мадам. А перед обедом меня допрашивала комиссар французской полиции. Ее зовут Рано.

– Я так и подумала…

– Она уже три года занимается тем, что пытается поймать некую Лейли Лальер. Вы не слышали про такую особу?

Глаза Лейли остановились в одной точке. И напряглись.

– Закройте дверь.

– Я закрыл ее, мадам.

– Закройте дверь на ключ.

Джошуа повиновался властному голосу, подошел к двери и повернул ключ в замке. В этом отеле к ключу приделывали вместо брелка обыкновенную скучную грушу.

– Что ты хочешь от меня, Джошуа? – Лальер перешла вдруг на «ты», чего Джошуа совсем не ожидал, как и того, что она назовет его по имени.

– Меня только один вопрос интересует. Зачем вы, мадам, приходили ко мне в номер в Париже? Тогда… Под видом горничной… Извините, но я почему-то просто зациклился на этом. Вам, надеюсь, нетрудно будет объяснить…

– Я хотела посмотреть на тебя.

– …

– Удивляешься?

– Удивляюсь. Мне трудно понять, чем моя скромная особа может вызвать интерес.

Мадам Лальер достала из-под пледа, покрывающего ее ноги, сотовый телефон и набрала номер.

– Пьер! Джошуа сейчас у меня. Да, приходи… Я поняла…

Она убрала трубку и встала с кресла. Стоя она выглядела гораздо привлекательнее.

– Пьер – это?..

– Это мой сын.

– Он что-то сможет мне объяснить?

– Он для этого и пошел к тебе. Но уже возвращается. Мой звонок застал его внизу. Можешь открыть дверь. Слышишь, шаги…

Как раз раздался тихий стук.

– Мама!

Джошуа повернул ключ. Вошел Пьер.

– Вы с ним ровесники. Познакомьтесь…

Джошуа протянул с улыбкой руку, ответил на рукопожатие, которое оказалось неожиданно теплым, но так и не понял ситуацию. Очевидно, эти люди знали о нем гораздо больше, чем он о них.

– Объясните, пожалуйста…

– Пьер, покажи, пожалуйста, Джошуа фотографию.

Голос мадам Лальер звучал торжественно и значительно.

Пьер показал черно-белый снимок. Джошуа сразу узнал своего отца, узнал своего деда, с которым только по старым фотографиям и был знаком, узнал и мадам Лальер, стоящую между ними. Четвертый человек на фотографии был совершенно не знакомым – это точно, хотя черты его лица явно что-то говорили Джошуа. Он взглянул на Пьера и понял. Это его отец, сходство оказалось очень заметным.

– Вы знали моего отца и деда?

– Как же мне не знать своего отца и брата!

– То есть?

– То есть, у меня и у твоего отца был общий отец. Правда, матери у нас разные, но это не меняет дела. Таким образом, я – твоя родная тетя, а Пьер – твой двоюродный брат.

Джошуа еще никогда в жизни не чувствовал себя настолько растерянным. Он просто не знал, куда деть руки. Когда-то ему рассказывали, что плохие актеры не знают, куда деть руки на сцене. Но не слышал, чтобы с кем-то происходило подобное вне театральной жизни.

– Ты растерялся? – совсем по-доброму, по-родственному тепло спросила тетушка.

– Да, мадам…

– Садись, Джошуа. Пьер, сделай нам что-нибудь выпить.