Если представить, что главными были не спруты, а именно те, прямоходящие? А спруты, которые не могли сами размножаться, были всего лишь живыми механизмами? Их делали на каких-то фантастических заводах, выращивали в колбах, как гомункулюсов, и заставляли исполнять приказы?

Им нужна была кровь… Они ее пили? Нет, нет…

Они вымерли от наших бактерий, придумали умники из Королевского научного общества. Ученым не сказали о газе, и они придумали…

Замечательно придумали…

Только почему мы не вымерли от марсианских бактерий?

Индейцы в Америке вымирали скорее, чем конкистадоры. Достаточно было холерного одеяла, чтобы умирали целые племена.

Но подлые марсиане не занесли ни одной болезни. При вскрытии в их телах не было ни одной неземной бактерии.

Не было гниения на Марсе? Такое бывает? А если наоборот?

— Если наоборот? — спросил Ватсон у звезд. — Если они прилетели не убивать, а для того, чтобы спасти своих соплеменников, оставшихся на Марсе? Если там вспыхнула эпидемия, которую можно было остановить только переливанием крови? Если они нашли способ делать это безопасно?

Тогда им нужна была кровь. Много крови. Или — наоборот, немного. Ее нужно было переработать, выделить лекарство, сделать прививки…

Тогда все внезапно становится с ног на голову. Прибыли не завоеватели. Прибыли врачи, чтобы найти средство для спасения целой цивилизации. Прибыли в спешке, когда каждая минута была на счету.

У них еще оставался шанс договориться, но те выстрелы, а потом луч, режущий разбегающихся людей, — они поставили крест на возможности переговоров. Всяческих переговоров, и потом уже было совершенно бессмысленно искать общий язык и посылать парламентеров. Бессмысленно…

Они успели запустить свой первый корабль и готовились запустить второй. Но приказ отправить второй аппарат на Марс так и не поступил. Или первый аппарат доставил нужное количество крови, или… не для кого уже было кровь доставлять. Болезни бывают иногда стремительны и безжалостны.

Впереди замаячил огонек. Это гостиница. В ней живут люди. В ней бьется искра жизни. По всему побережью светились огоньки, сообщая путнику о том, что там кто-то живет, что там…

Человек подходит к такому огоньку: стучит в дверь или просто тянет за дверную ручку, а может, взламывает дерево двери или подбирает отмычку… Человек входит в чужой дом… Просит приюта, предлагает помощь, врывается, отбрасывая в сторону хозяина, или пронзает его кинжалом, или стреляет из револьвера, заполняя дом клубами зловонного дыма… или падает бездыханный, застреленный хозяином, решившим, что это нападение…

Как несколько лет назад, в Афганистане, когда молодой врач ворвался вместе с солдатами в дом местного жителя, отшвырнул в сторону всех, кто оказался у него на пути, схватил серебряный сосуд с высоким горлом и выбежал на улицу. Это был старинный и чрезвычайно ценный сосуд, и всякому было понятно, что доктор решил украсть его… А врачу сосуд был неважен, ему всего лишь была нужна вода для раненых. Всего лишь…

Ватсон поднял голову, пытаясь рассмотреть в небе Марс, но не смог.

Судьбе было угодно, чтобы на двух соседних пылинках в бесконечной Вселенной оказались два разума, не похожие друг на друга… Или слишком похожие…

А теперь, возможно, остался только один.

Но, может быть, подумал доктор, я, продолжая цепочку лжи, теперь обманываю самого себя, придумываю оправдания этим загадочным и смертоносным существам, пытаюсь оправдать разум, сумевший преодолеть межпланетную пустоту только для того… чтобы нести смерть и разрушения?

Как унизительно это для разума и цивилизации! Победить пространство и проиграть первобытному зверю, живущему внутри?

Холмс раскрывает преступления и помогает осуществлению правосудия. Вычищая грязь из общества, он порождает надежду, что когда-нибудь, когда-нибудь на Земле будут жить только чистые, светлые, добрые люди.

Порождает пустую надежду?

Ватсон подошел к гостинице. Из открытого окна доносились звуки пианино и голоса.

Он ни с кем не станет делиться своими мрачными мыслями, даже с Холмсом. А тот не станет задавать вопросов. Если не хочешь услышать ложь — не задавай вопросов.

Все лгут. Кто-то — защищая честь нации, кто-то — человечество.

А Ватсон… Он никогда не сможет признаться… Никогда никому не скажет, что произошло на самом деле.

Во-первых, он и сам не знает всей правды. А во-вторых… Как можно жить, сознавая, что именно мы… мы убили последних представителей цивилизации Марса.

Военные увидели вторжение. Сыщик — преступление. Врач — боль и страдания.

Он будет молчать об этом. У него хватит сил нести эту тяжесть в одиночку.

Ватсон поднялся по ступенькам, взялся за дверную ручку…

Может быть… Может быть, они живы? И земная кровь спасла их? И когда-нибудь…

— Когда-нибудь, — пробормотал доктор.

Когда-нибудь.

Катастрофа случилась под самый конец восьмичасовой вахты, когда Колька начал понемногу скучать.

Произошла она без особых «спецэффектов» — в рубке мигнул свет, на мгновение свернулись экраны консоли управления, и сверху, из-под потолка, донесся ритмичный вой тревожной сирены.

Разгерметизация! Ночной кошмар космолетчика.

Колька действовал по инструкции — выскочил из кресла и бросился к аварийному ящику, где хранился легкий скафандр, предназначенный как раз для таких случаев.

Щелчок замка, хруст пластика, и он оказался внутри прозрачного, снабженного парой баллонов герметичного «целлофана». Мягкое пиканье дало понять, что встроенный в скафандр блок связи включился в работу и подключился к информационной системе корабля.

«А как все хорошо шло…» — подумал Колька, шагая обратно к креслу.

Транспортный корабль «Багратион» класса «Прорыв» стартовал с орбиты Земли полтора месяца назад. Четыре месяца полета, и они окажутся в окрестностях Марса, вокруг которого вместе с Фобосом и Деймосом вращается российская станция «Тихов». Часть груза останется на ней, часть пойдет вниз, на расположенную в районе дюн Абалоса базу «Полярная».

Но это если по плану…

Когда вахтенный уселся на место, консоль работала, как и прежде, на экранах разворачивались диаграммы, менялись цифры в объемных таблицах, мерцали красным тревожные сообщения.

Колька про себя матюкнулся.

Судя по всему, им «повезло» угодить под настоящий ливень из нескольких десятков небольших метеоритов, и те как следует хлестанули «Багратион». Попадания обнаружились и в жилом отсеке, и в грузовом, и в отсеке компонентов дозаправки, и даже в двигательном отсеке.

Многослойная обшивка жилого отсека, рассчитанная на попадание «камушка» размером с кулак, торопливо затягивала нанесенные кораблю «раны», но тех было уж больно много.

В любом случае — нештатная ситуация, и сирену должны были услышать в каютах, где вкушали заслуженный отдых коллеги Кольки — капитан Иванченко, в просторечии Михалыч, и бортинженер