— Он же твой сын. Может, вы не так близки, но ты все равно его любишь, и ничто не в силах это изменить.

— Просто… я так зол!

— Нет, Макс, это чувство вины. Две разные вещи. И тебе придется смириться с этим, иначе ему не помочь. Такова жизнь. Что-то мы можем изменить, что-то — нет. Надо лишь не терять голову и действовать благоразумно.

— Я чувствую, что подвел его.

— Каждый родитель рано или поздно проходит через это. Это часть воспитания.

Хэнли обдумал слова Кабрильо и кивнул. Когда до него до­шло, что Хуан этого не видит, он с неохотой произнес:

— Тут ты прав. Просто это так…

— Тяжело, я знаю. Макс, отправляясь на задание, мы продумываем каждую мелочь, учитываем каждый вариант, чтобы не быть застигнутыми врасплох. И все равно порой все идет наперекосяк. Ты хороший отец, ты все правильно делаешь, ты готов подставить Кайлу свое плечо. Откуда тебе знать, случи­лось ли бы это, будь ты с ним постоянно? Просто прими ситу­ацию как есть, ладно?

— Когда-нибудь ты станешь лучшим папочкой в мире.

— Шутишь? — рассмеялся Кабрильо. — Зная, в каком под­лом мире мы живем, я бы своего ребенка из комнаты не выпу- скал лет этак до тридцати. Да и после — разве что до калитки во дворе.

— Где вы находитесь?

— К югу от вас. Достигнем Ривьеры завтра ночью и к утру возьмем торговца оружием под наблюдение.

— Я должен сейчас быть с вами.

— Ты должен быть с Кайлом. Не переживай, будь там сколь­ко потребуется, ясно?

— Ясно… — Сэн жестом попросил трубку. — Погоди-ка, Эдди хочет с тобой поговорить.

— Хуан, мы побеседовали с Дженнером, и он рассказал, что респонсивисты арендовали круизные суда.

— Так…

— Может, пустая затея, но, думаю, Эрику с Марком стоит просмотреть данные об этих круизах, поискать что-то подозри­тельное.

— Неплохая мысль. Что-то еще?

— Сказал, что слышал о возведении нового лагеря на Фи­липпинах. Но, учитывая, что на «Золотом рассвете» было око­ло четырехсот респонсивистов, строительство наверняка уже на более серьезной стадии, чем он предполагает. Тоже стоит проверить.

— Обязательно.

Из спальни вышел Дженнер, притворив за собой дверь. Те­атральным шепотом он известил:

— Кайл приходит в себя. Полагаю, вам пора оставить нас ненадолго. — Он извлек из своей сумки цилиндрический пред­мет размером с банку газировки. — Это блокиратор на ручку двери номера, чтобы ее нельзя было открыть изнутри.

— Хуан, нам пора, — бросил Эдди в трубку и прервал раз­говор.

Макс уже стоял на ногах.

— Сколько времени это займет?

— Оставьте мне телефон, я позвоню. Через час… может, два. Мы с Кайлом немного побеседуем, а затем я пропишу ему успо­коительное.

Макс колебался, переводя взгляд с двери спальни на пси­хиатра.

— Доверьтесь мне, мистер Хэнли, я знаю, что делаю.

— Ладно.

Макс черкнул свой номер на клочке бумаги. Вместе с Эдди они дошли до лифтов в вестибюле. Позади раздался щелчок: Дженнер захлопнул блокиратор на ручке двери.

— Давай перекусим, я угощаю.

— Не отказался бы от чего-нибудь итальянского, — выдавил смешок Макс.

— Прости, дружище, сегодня только китайская кухня.

"Орегон" рассекал воды Средизем­ного моря на двадцати узлах,

что было далеко не пределом его возможностей, но необходимо было соблюдать маскировку, пока вокруг снуют другие кораб­ли. Сидя в кают-компании, Кабрильо практически не ощущал движения, и, если бы не гул магнитно-гидродинамических дви­гателей, можно было представить, что он расслабляется в феше­небельном ресторане в Париже.

На Хуане был легкий спортивный пиджак поверх сшитой на заказ рубашки, запонки в форме крошечных компасов и бо­тинки из итальянской кожи. Напротив сидела Линда в мешко­ватых штанах и черной футболке. Даже без макияжа ее щеки заливал приятный румянец, и в свете свечей проступали мило разбросанные по лицу веснушки.

Хуан вежливо кивнул ей и пригубил бокал вина.

— Раз уж Морис со своими ребятами приготовил столь изы­сканный ужин, можно было хотя бы одеться поприличней.

— Я росла среди братьев, — парировала Линда, намазывая еще теплый хлеб маслом. — Я приспособилась есть наспех и как только у нас появлялась еда. А то так и померла бы с голоду.

— Даже так?

— Смотрели передачи о кормежке акул или как стая вол­ков загоняет оленя? Старший брат, Тони, бывало, даже рычал на нас.

— А мои родители всегда настаивали на соблюдении правил этикета. За локти на столе — домашний арест.

— У нас было только одно правило: вилкой тыкать в пищу, а не в соседа.

— Уверена насчет завтрашнего? — Хуан вернулся к работе. Даже в столь пышной обстановке сложно было забыть об их истинной профессии.

— Весь день зубрила матчасть. Может, стать их новым ли­дером я не смогу, но вот не выдать себя в разговоре с одним из них — без проблем. Должна признать, чем больше я о них узнаю, тем странней они кажутся. В голове не укладывается, как кто-то может всерьез верить во влияние некоего инопланетного разума из параллельной вселенной на нашу жизнь.

— Что ж, каждому свое, — заметил Хуан. Он всегда считал, что покуда это не задевает других, во что верить, а во что нет — личный выбор каждого и он не вправе судить остальных. — По­сле нашего проникновения они будут держать ухо востро.

Она кивнула:

— Это да. Возможно, они меня даже не впустят, хотя игра стоит свеч.

Хуан собирался было ответить, как в дверях возникли че­тыре фигуры. Джулия была в своем неизменном халате, а вот стоявшие по бокам от нее Марк и Эрик приоделись — оба в лег­ких пиджаках и галстуках; правда, подол рубашки Мерфи пре­дательски торчал из-под пиджака. Несмотря на армейскую вы­правку, Стоун в этой одежде чувствовал себя неловко. А может, ему не давал покоя четвертый человек в их группе.

Джулия развязала шарф, закрывавший глаза Джани Даль. Хуан смягчился и позволил ей на время покинуть надоевший лазарет, но настоял на повязке на глаза. Джани была во взятом напрокат из «Волшебной лавки» платье, и, невзирая на ее бо­лезненное состояние, Хуан вполне мог понять волнение Мар­ка и Эрика. Привлекательная и утонченная, он не оставила бы равнодушным даже самого безразличного мужчину. Бледность после болезни сошла на нет, и к Джани вернулся здоровый сму­ гловатый цвет лица. Черные как смоль волосы свисали на ого­ленное плечико.