минимизировать.., нарушение границ личности.

Дэйн сказал, переводя взгляд с Али на Джаспера:

– У нас больше нет времени. Это надо сделать быстро – и сделать сейчас.

Али снова ударил в переборку и сжал пальцы.

– Что ж, господа пилигримы, не пойти ли нам на встречу с ожидающими нас друзьями?

Рип выдал свое облегчение лишь тем, что плечи его чуть опустились. Голос же его остался спокоен, как всегда.

– Итак, теперь наш образ – это просто океан. Мы больше не создаем образов самих себя на плотах. Мы будем в океане – не как рыбы или дельфины, а как сама вода.

Джаспер резко кивнул головой и нажал кнопку открытия люка.

Туман был теперь так густ, что Дэйн не видел конца пандуса. Он посмотрел вверх, и нервы его болезненно зазвенели. Несмотря на туман, странники были видны, и число их было неимоверно.

Они все четверо сели на платформу, которую положили раньше, и взяли друг друга за плечи. Дэйн закрыл глаза, пытаясь не думать о прикосновении странников. Пока что они его избегали; других нет, что означало, что странники вполне понимают уровень наносимых ими повреждений, и пытались их контролировать, но тело помнит боль, и мышцы болезненно напряглись.

Дэйн заставил себя глубоко дышать и вызвал ментальный образ океана. Или попытался это сделать. Трудно было вообразить себя просто в океане, и он сначала нарисовал знакомый плот, но на этот раз представил, как ныряет с него в воду. Глубокая синяя вода, прохладная и приятная, с колыхающимися водорослями...

Он посмотрел вперед, стараясь не видеть других. Он знал, что они там, но это было как чувство, что кто-то стоит у тебя за плечом. Не образ! – крикнул его разум, и он успокоил голубизну воды.

И внезапным приливом страшной энергии его разум нырнул не только в сумрачные глубины собственного воображения, но в видение столь реальное, что оно гипнотизировало. Какая-то частичка его следила за процессом – как будто выполняла взлет на ручном управлении, включая систему за системой, пока автопилот не возьмет управление на себя и зажжет свет ходовой рубки, запуская одновременно корабль.

Сейчас управление было не в его руках, но это было правильно – так поступать. Он выключил последнюю частицу своей идентичности, и...

И он стал океаном.

Связь между четырьмя стала тусклой свечой по сравнению с солнцем осознания всего мира. Ибо его частью стал теперь Дэйн. Он это видел, ощущал, жил этим. Он был странниками, дрейфующими между островами коротким летом, сеялся в воздухе пыльцой деревьев, падал серебряными нитями дождя метаболитов в синее море далеко внизу, питая обширные плантации водорослей, которые растили другие разумные существа – членистоногие обитатели дна.

И микроскопические семена огромных деревьев в остальные годы, пока лопались их стручки в долгие перерывы между штормами. Потому что с этими семенами выходил лишайник, проникавший в верхнюю кожу каждого странника, окрашивая ее красновато-зеленым, и накопленная энергия от пылающего солнца Геспериды позволяла этим созданиям всю ночь парить, как естественным аэростатам. От самых злых бурь они уходили, плоско лежа на гладких скалах купольных островов, где Торговцы их никогда бы не увидели.

Восторг постепенно стихал, сменяясь ощущением вторгшейся в мир опасности. Не от людей – люди произвели на сознание этого мира не большее впечатление, чем безвредный микроб произвел бы на терран.

Опасность была в море и в воздухе над ним. Странники не знали, почему изменились течения, медленно сокращая пояс туманов, в котором они жили. Обычно это не составляло проблемы, но приближались Последние Времена.

Ведомый мировым сознанием, Дэйн видел ярость стихий планеты, растущую вместе с выходом солнечной активности на пылающий пик, глядел, как землетрясения и воющие ветры валят огромные деревья полосами, отшатывался от молний во все небо, поджигающих острова пылающим адом жара, который был единственным механизмом, запускающим рост семян.

Но не в этот раз. Странники не знали точных данных, и трудно было понять, каково у них чувство времени. Но люди это знали, и влияние этого знания потрясло связь, объединившую их.

На секунду мозг Дэйна вернулся в личность.

"Два дня до страшного суда. И для нас тоже, если мы не договоримся”.

Он ощутил стыд. Торговцам грозил только финансовый крах, странникам предстояло истребление. Усилием воли он снова погрузился в море, соединился с водой, со своими друзьями, со странниками.

Чужие разумы восприняли знание времени своей смерти без эмоций, – по крайней мере таких, которые Дэйн мог бы определить, – но как факт. Умрет весь разум этого мира. Без странников и метаболитов пыльцы умрут водоросли и жизнь моря, которую они защищали, включая тех, кого странники называли поющие-в-воде, и начнут голодать членистоногие.

"Поющие-в-воде? Еще одна разумная раса?” – подумал Дэйн и ощутил, как вопрос отозвался эхом в трех других.

Трагедией Геспериды-4 было то, что разумная жизнь была ограничена архипелагом, богатым сьеланитом, и что в основе экологии деревьев лежали пьезоэлектрические излучения.

Теперь он ощутил эмоции и знал, что это вполне человеческие реакции от его друзей.

Осознание их реакций заставило его лучше их почувствовать. Снова изменился образ мира, на этот раз показав причудливую смесь времен, когда на этот остров садились “Королева” и “Ариадна”. Но в образе не было людей или гуманоидов – будто их не существовало. Образы сфокусировались на кораблях – точнее, на паре, выходящем из выхлопных отверстий.