возьмем и двадцать девять тортиков за пять минут умнем!»
Наконец лес поредел и расступился. Они стояли на заснеженном холме. Внизу были видны кирпичные дома поселка, перемежающиеся домиками помельче, окруженными потемневшими от влаги заборами.
– Это Марфино? – спросила Катя.
– Похоже, что Марфино. Больше тут никаких населенных пунктов не обозначено. Имеется еще, правда, парочка деревенек, но они такие лилипутские, что едва ли там могут быть кирпичные дома, – сказал Федор, внимательно глядя на карту.
«Если верить карте, мы вышли верно», – решил он.
Подойдя к краю холма, Макаров обозрел большую заснеженную поляну, которая в летнее время, вероятнее всего, превращалась в картофельное поле. Место выглядело заурядно и как-то совсем не величественно.
«Поле как поле. Ничего особенного», – усомнился Федор.
Однако пересечение линий на карте сомнений не оставляло: важнейшее в истории Земли событие произойдет именно здесь.
«Да, что ни говори, а жизнь – штука странная. К примеру, могло ли это картофельное поле предполагать, что именно на нем в 20… году нашей эры неожиданно состыкуются космические координаты и именно сюда звезда-пульсар чудовищным всплеском энергии направит базы космических завоевателей?» – подумал Макаров.
Пузиков недоверчиво пожевал губами:
– И что? Вот здесь агнеры установят свой передатчик? По-моему, профессор Слощей просто заработался, если ему такое взбрело в голову. Что он – другое место не мог высчитать? Поинтереснее и посуше. Например, где-нибудь на Гавайских островах или в Африке. Высадился – и сразу в океанчике искупался или на солнышке погрелся! Но чтобы у нас и где – на картофельном поле! Это как надо на мозги прихрамывать, чтобы такое отчебучить.
– А ты как себе представлял? – поинтересовался Федор. – Что здесь посреди поля будет монумент с надписью: «ПУЗИКОВ, ИМЕЙ В ВИДУ: ТУТ ВЫСАДЯТСЯ ПРИШЕЛЬЦЫ!»?
– Ты угадал! Это было бы клево! В самый раз!
Внезапно лицо Пузикова перекосилось, нос его задвигался, и, несколько раз лихорадочно глотнув воздух, он чихнул:
– Пчхи!
– Будь здоров! – сказала Катя.
Борька покосился на нее:
– Спасибо, Туркина-Буркина. Учти, если я заболею, я тебя выставлю на баксы. Ты мне весь аспирин будешь оплачивать.
– И белые тапочки, – вмешался Федор, никогда не упускавший случая испортить Борьке настроение.
На лице Пузикова мелькнул испуг.
– По-почему это тапочки? – спросил он дрожащим голосом.
– Потому что сейчас уже половина второго. Через полчаса, самое позднее через час сюда высадятся агнеры.
– Еще неизвестно, высадятся или не высадятся! Профессор вполне мог промахнуться на пару километров. Карта-то ого-го какая приблизительная! – сказала Катя.
Она стояла рядом с Арнольдом, который, ласкаясь, толкал ее носом и просительно поскуливал, прикидывая, нельзя ли выпросить что-нибудь перекусить. Сообразив, что у Кати ничего съедобного нет, пес заинтересованно уставился на Пузикова и раза два басисто гавкнул.
– Не пялься на меня, чучело! Я собак терпеть ненавижу! – начал было Борька.
Арнольд, не любивший, чтобы с ним разговаривали подобным образом, угрожающе зарычал и стал трепать Пузикова за штанину.
– Ты на кого наехала, болонка! Да я таких, как ты, дюжинами! – завопил Борька.
Пузиков принялся выдирать у Арнольда из пасти свою штанину, но внезапно схватился за карман.
– А чтоб меня! Я так не играю! Больно же! Там что-то жжется! – крикнул он и, вытащив из кармана какой-то предмет, бросил его на снег.
Наклонившись, Федор понял, что это та самая пластинка с отверстиями, которую Борька нашел на снегу в том месте, над которым висел прозрачный диск.
Пластинка лежала на земле, постепенно краснея. Снег вокруг нее таял.
– Ты видишь? Видишь? – прошептала Катя.
– Вижу, Туркина-Буркина! – отреагировал Пузиков. – А что, ты хочешь одолжить мне свои очки?
Федор присел на корточки. Теперь он был к пластинке ближе всех. Ему чудилось даже, что он улавливает разливающееся от нее тепло.
Ребята завороженно наблюдали за тем, как изменяется пластинка. Она осталась прежних размеров, лишь раскалилась. Из каждого ее углубления теперь били лучи, которые, переплетаясь в воздухе, образовывали объемные изображения и причудливые фигуры явно неземного происхождения.
Вначале мелькала золотистая пыль, которая вполне могла оказаться россыпью галактик. По созвездиям пробежал красный пунктир.
Кипели, клубились зарождающиеся галактики, взрывались старые и рождались новые звезды. Раскаленный газ, остывая, собирался в сгустки. Хрупкие космические кораблики, похожие на семена диковинных растений, скользили между скоплениями комет и метеоритных обломков.
История Вселенной разворачивалась в образах с умопомрачительной быстротой.
– Что это такое? – спросила Катя.
– А я откуда знаю, что? Я что тебе, справочное бюро? Если я и буду справочной, то только платной. Учти это, Туркина-Буркина.
– Помолчи, Пузиков! Я не с тобой разговариваю! – рассердилась Катя.
– Со мной, не со мной, но я-то слышу! – забрюзжал Борька. – Или говори бесшумно, чтобы я не слышал, или вообще не капай мне на мозги.
– Пузиков!
– Я знаю, что я Пузиков. Я уже пятнадцать лет Пузиков! Но у меня, между прочим, и имя есть, Туркина-Буркина! Очень красивое имя, звучное! Бо-о-рька! Заруби это себе на своем носу, который кое-кто, но не я, считает красивым.
Макаров толкнул его, и Пузиков, не устояв на ногах, сел в сугроб.
– Сейчас я встану, и ты ляжешь! – завопил он, но вставать при этом почему-то особенно не спешил.
Можно было даже предположить, что и не собирался. Наверно, потому, что увидел зубы Арнольда, или потому, что опасался кулака самого Макарова.
Не слушая его брюзжания, Федор пытался осмыслить происходящее. То, с чем они столкнулись, не могло быть объяснено с точки зрения земной логики. Здесь они имели дело с чем-то качественно иным.
С ними пытались связаться, в этом сомнений не было. Но кто пытался связаться? Агнеры? Едва ли. У агнеров не было смысла что-то сообщать им.
Тогда кто? Кто?
Значит, во Вселенной существовала и некая иная сила. Сила наблюдающая. Предостерегающая.
Но дружественная ли?
Пока об этом судить было рано. Ясно одно – сила эта была связана с тем вытянутым прозрачным диском, напоминавшим большую каплю ртути.
Диском, который следовал за ними все это время и порой, явно сознательно, давал им увидеть себя. Этот диск, судя по всему, не желал им зла. Он лишь стремился предупредить их о чем-то, предостеречь. Навести на мысль.
На какую мысль?
– Это не агнеры! – убежденно сказала Катя.
Федор взглянул на нее. Его в очередной раз поразило, насколько созвучны были их мысли. Часто
