переживают новое рождение, подвергаются риску и опасностям большого мира. Для желающего укрыться человека, самая страшная вещь – это небо.

Доктор Оберхаузен откашлялся. В его голосе появились сухие, деловые нотки:

– Давай ненадолго вернемся к твоим заметкам. Там ты говоришь, что особое значение ПсиБю должно придать религиозной подготовке. Объясни эту мысль.

Рэмси подался вперед, и стул опять заскрипел.

– Потому что это душевное здоровье, Обе. Это… – Хочешь сказать, Джонни, что это панацея? Патентованное средство? – Нет, Обе. Церковь связывает людей, тем самым устанавливая линию коммуникативной связи. Даже если ПсиБю и откроет телепатию или обнаружит абсолютное доказательство существования потустороннего мира, это не сможет заменить религию. Чем раньше мы осознаем это, тем раньше сможем дать свои предложения… Доктор Оберхаузен хлопнул ладонью по крышке стола:

– Религия – не наука! Это вера! – «Вера» он сказал так, будто «грязь».

«Он подкалывает меня или ловит на крючок», – подумал Рэмси и ответил:

– Ладно, Обе. Я хочу сказать только вот что: нам не нужен суррогат религии. Но мы же сами предлагаем людям нашу так называемую науку в качестве замены. Это все, что я… – Так называемую?

– Сколько вы можете назвать самостоятельных психологических школ и направлений?

Доктор Оберхаузен усмехнулся.

– Как минимум столько же, сколько и различных религий.

– Мы даже тут следуем шаблону, – сказал Рэмси.

Шеф ПсиБю захихикал.

– Я не прервал ход твоих размышлений?

Рэмси помолчал, потом продолжил:

– Я никогда еще не встречал психоаналитика, который не предлагал бы свою систему – пусть и несознательно – в качестве замены религии. Включая и наш случай. Мы поставили себя наверху, над всеми, в качестве маленьких божков – всезнающих, всеизлечивающих. Люди возмущаются этим, и правильно. У нас имеются вежливые таблички для всех наших неудач. И меж собою мы согласились, что все, отмеченное подобной этикеткой, неизлечимо.

В голосе доктора Оберхаузена появилась нотка отстраненности:

– Да это же прямо обвинительный акт, Джонни. Следует понимать, что это добрый капитан Спарроу обратил тебя в свою веру?

Рэмси откинулся назад на стуле, засмеялся:

– Черт подери, нет. Просто лично я уже не собираюсь строить из себя мессию.

Оберхаузен облегченно вздохнул:

– Это не может не радовать.

– Полагаю, что я все же буду копаться в человеческих мозгах. Тогда можно будет получше объяснить все, что мы делаем. – Он улыбнулся. – Я останусь в психологии.

– И что ты ожидаешь открыть?

Рэмси чуть помолчал, потом ответил:

– Хороший ученый не ожидает что-то открыть, Обе. Он сообщает о том, что видит.

Доктор Оберхаузен захлопал в ладоши.

– Если найдешь Господа Бога, дай мне знать, пожалуйста. – Обязательно. – Теперь Рэмси заговорил живей. – Раз уж мы подвязали все торчащие концы, может поговорим обо мне? Когда я смогу снять этот чертов мундир и заняться своими милым новеньким отделом в ПсиБю? Доктор Оберхаузен отодвинулся вместе с креслом, положил руки на край стола и склонил голову, как бы глядя на коробку радара. – Сначала тебе придется поиграться в героя. Президент собирается всем вам приколоть по медали. Этим занимается Белланд. Кстати, адмирал предоставил миссис Гарсии работу в своей канцелярии. Это вежливый жест, но для нее большое подспорье.

– Но когда я сам выйду из его подчинения?

– Джонни, я не могу сейчас забрать тебя оттуда.

Рэмси почувствовал, как вскипает изнутри.

– Почему?

– Ну ладно. Ты герой. Они хотят этим воспользоваться. – Глава ПсиБю откашлялся. – Кое-какие вещи сложны даже для ПсиБю. Видишь, я даже не мог пробиться через МедБю, чтобы увидеться с тобой… – Вы обещали мне… – И я сдержу слово, Джонни. Только в свое время. – Он откинулся в своем кресле. – Кстати, здесь имеется один коммодор, отвечающий за продвижения по службе и классификацию. Он президентский мальчик на посылках, и ему нужен… э… адъютант.

– О, нет! – Рэмси изумленно уставился на Оберхаузена.

Маленький доктор пожал плечами.

– Джонни, он вычислил, что ты и есть тот самый ловкий Долговязый Джон Рэмси, который на месте сымпровизировал «вампиры» из пары шприцов и бутылок и спас «Дельфин» от катастрофы во время учебной операции. Он хочет… Рэмси застонал.

– Ты прыгнешь прямо в лейтенанты, – сказал Оберхаузен. – Спасибо, – едко поблагодарил его Рэмси. Он скривил губы, пародируя голос своего шефа.

– А как же, Джонни, у тебя будет свой отдел… – Ты молод, – сказал Оберхаузен. – Время еще есть. – Он будет заставлять чистить ему ботинки.

– Нет-нет. Он и вправду восхищен твоим талантами. Говорит, что ты слишком хорош для ПсиБю. А уж то, что ты приволок эту нефть, никак не снизило его восторгов по поводу тебя. – Шеф ПсиБю снова прочистил горло. – Так вот, когда ты будешь с коммодором, есть кое-какие вещи, связанные с этим отделом, которые я поручил бы тебе… – Так вот оно что! – рявкнул Рэмси. – Еще одно долбаное шпионское поручение! Вы хотите, чтобы я вынюхивал секреты коммодора, чтобы вы могли на него воздействовать. Занимайтесь этими делишками сами! – А я уверен, что ты поймешь необходимость этого, – сказал Оберхаузен.

– В этом и заключается здравомыслие.

– Я так не считаю.

– Мне нравится аналогия твоего капитана Спарроу про здравомыслие и плавание. Но я должен добавить, что пловец все время должен быть готов схватиться и за весло.

Рэмси улыбнулся, хоть понимал, что Оберхаузен рассмешил его только лишь ради того, чтобы снять напряжение, возникшее меж ними. – Ладно, Обе. Еще разик. Но предупреждаю сразу: это уже все. – Честное слово, Джонни, в последний раз. А теперь, если ты… Дверь в прихожую за спиной Рэмси приоткрылась. Он услыхал шум голосов. Какая-то женщина кричала: «Вы не можете не разрешить мне пройти!»

Дженнет!

Сердце забилось сильнее.

Женский голос поднялся уже до визга:

– Я знаю, он здесь, с этим ужасным доктором Оберхаузеном. И, клянусь Богом, я туда пройду!

Дверь раскрылась настежь. Рэмси повернулся, встал, но это была секретарша.

– Извините, но здесь… – Пусть пройдет, – сказал доктор.

Внезапно Рэмси почувствовал, что у него кружится голова. Дженнет из двери ворвалась прямо в его объятия. Знакомые духи. Знакомое лицо прижалось к его щеке, знакомое тело рядом с его собственным. – Джонни! О, Джонни!

Он услыхал, как Оберхаузен встает, и увидел, что тот уходит, взяв радарные «глаза» в руки.

– Джонни, мне так тебя не хватало!

– И мне тоже.

– Я и не знала, что это будет так опасно. Почему же, они говорили… – Все было не так уж плохо, Дженнет. Честное слово. – Но ты так долго лежал в госпитале!

Доктор Оберхаузен остановился в двери и, показав себя в новой перспективе, стал внезапно маленьким. От него исходило чувство одиночества, так что Рэмси захотелось крикнуть ему что-нибудь, только не знал что. Он сказал:

– Обе!