кажется, – высказался Боннет, с легким оттенком сарказма. Положив одну руку на штурвал, он отступил, чтобы проконтролировать на пульте ход баржи.

– И нам следует сделать весь этот цикл перерождений желанным, – продолжил Рэмси. – Я буду рекомендовать совершенно неожиданные вещи: лучшие дома и квартиры для подводников, намного большую оплату за каждую операцию, за каждый рейс.

– Это по мне! – сказал Боннет.

– Все это должно привести к каким-то изменениям, – продолжал Рэмси.

– Джонни, пообещай мне кое-что, – перебил его Спарроу.

– Говорите.

Спарроу отвел взгляд, сглотнул.

– Похоже, что ты собираешься стать важной шишкой и… – Он помялся. – Ты можешь как-то устроить, чтобы затушевать всю историю, связанную с Джо? Это ради его жены.

– Все, что смогу. Обещаю. – Он тяжело вздохнул. – А кто возьмет на себя неприятную обязанность сказать ей?

– Я скажу, – ответил Спарроу. – Постараюсь сказать по возможности мягче.

Внезапная судорога сковала Рэмси. «Сообщите помягче». Он прокашлялся. – Шкип, мне кое-что вспомнилось. Я слыхал, как Лес говорил нечто о сообщении мне неприятной новости. Какой?

Спарроу смочил губы языком, оглянулся по сторонам, посмотрел на Боннета, занятого своими рычагами управления. – Сообщить помягче о чем? – повторил Рэмси.

– О том, что Джо умер.

– Но… – Каждый раз, когда мы пытались вывести тебя из шока, ты… – Каждый раз?

– Мы пробовали раз пять. И все время ты звал Джо вернуться. Нам казалось, что это бред, но… Он замолчал.

– Подсознательно ощущается различным образом, – сказал Рэмси. Он чувствовал внутри себя пустоту, вдруг вспомнился кошмар. Голос Гарсии:

«Боюсь, что не смогу поблагодарить тебя лично».

За что?

– У нас было много общего, – сказал Рэмси. – Джо понимал меня. Он просматривал насквозь все мои действия… скажем так. Догадываюсь, что это меня обижало. Джо играл в мои игры лучше, чем я сам. – Он восхищался тобой, – сказал Спарроу.

Глаза Рэмси блеснули и погасли.

– Уже перед самым концом он пришел в себя, – сказал капитан. – Беспокоился о тебе. Говорил, что поступил с тобой нечестно, возбудив наши подозрения против тебя. Джо считал, что в тебе есть задатки незаурядного подводника.

Рэмси отвернулся.

– Так ты сделаешь все, что будет можно, для его жены?

Тот лишь кивнул. Говорить он не мог.

– Мы подходим к молу. Приближаемся к маркеру глубины номер два. – Голос Боннета звучал неестественно небрежно. Он указал на главный экран. Два прожектора, включенные их системой распознавания «свой-чужой», пробивали толщу зеленой воды.

– Ты включил программу автоматического всплытия? – спросил Спарроу.

– Все сделано, – ответил Боннет.

– А мы-таки сделали это и добились успеха, – сказал Рэмси. В голосе Боннета была неосознанная попытка имитировать акцент добродушного подначивания Гарсии:

– Мы-таки банда долбаных героев!

В кабинете чарлстонского бюро доктора Оберхаузена было спокойно. Морщинистый глава ПсиБю сидел за столом, похожим на все другие столы в ПсиБю, откинувшись назад и пощипывая свою козлиную бородку. Коробка радара, заменявшая ему глаза, отсоединенная сейчас от держателя на плече, стояла перед ним на крышке стола. Неподвижные, выпуклые глаза доктора, казалось, глядели на Рэмси, сидящего по другую сторону стола. Рэмси почесал голову, чувствуя отрастающий ежик волос. – Это довольно долгая история, – сказал он. – Большая ее часть в моих заметках. Они у вас, хотя врачи и не хотели, чтобы мы встретились. Оберхаузен молча кивнул.

Рэмси откинулся на спинку своего стула. Тот заскрипел, и Рэмси внезапно понял, что доктор, возможно, отождествляет его со скрипящим стулом – для слепого это был знакомый и понятный сигнал.

– А теперь о тебе, Джонни. Лучевая болезнь – штука неприятная. – Он провел рукой по своим выжженным радиацией глазам. – По счастью, агенты ПсиБю практически неуничтожимы.

– Это видно по моим заметкам и телеметрическим лентам?

Доктор Оберхаузен кивнул.

– Да, видно. Спарроу уже буквально стал частью своей подлодки, ощущая в ней все – в том числе и команду. Его случайные замечания и размышления относительно поисков правильной линии поведения сделали из него великолепного психолога. Я подумываю о том, чтобы забрать его в нашу контору.

– А как насчет моих рекомендаций по предупреждению нервных срывов?

Доктор Оберхаузен пожевал губу, пощипал свою козлиную бородку. – Старая как мир наполеоновская терапия пышного мундира: фанфары при каждом удобном случае. – Он кивнул. – Безопасность разорется, что это будет раскрытием тайны прибытий, но одну уступку они уже сделали. – Какую?

– Они объявили официально, что мы воруем нефть у «восточных».

– Это вообще было бессмысленно скрывать.

– Сделали они это с большой неохотой, но их заставили. – Нам лучше не связываться с Безопасностью, – пробормотал Рэмси. – Нам лучше бы работать над тем, чтобы от нее вообще избавиться. Безопасность подавляет связи. А это приводит к социальной шизофрении. Доктор Оберхаузен отрицательно покачал головой. – Нет, Джонни. Мы не станем работать над тем, чтобы избавляться от Безопасности. Это старое заблуждение. Пользуясь аналогией капитана Спарроу: в ненормальном обществе безумец нормален. В Безопасности присутствует тот род ненормальности, который является естественным для военного времени. Естественным и необходимым. – Ну а после войны, Обе? Ты же знаешь, что они собираются править вечно.

– Они будут пытаться. Но к этому времени Безопасность будет уже под контролем ПсиБю. Мы будем способны довольно эффективно контролировать их. Рэмси уставился на него, потом довольно хихикнул.

– Так вот почему вы вмешиваетесь в дела Белланда?

– Не только Белланда, Джонни.

– Иногда вы пугаете меня, Обе.

Козлиная бородка Оберхаузена задергалась от смеха. – Прекрасно. Это значит, что моя поза превосходства и всемогущества более эффективна, чем знания.

Он усмехнулся.

Рэмси тоже улыбнулся и поерзал на стуле, устраиваясь поудобней. – Если это все, Обе, то мне пора уматывать. Они не хотели пускать Дженнет с детьми ко мне, когда я был в госпитале, а теперь… – Я тоже ждал, Джонни. Диктат МедБю даже несколько превышает возможности великого ПсиБю. Здесь бал правят радиомедики. Он медленно покачал головой.

– Так как?

– Ах, нетерпение юности, – сказал доктор Оберхаузен. – Осталось несколько моментов, которые стоило бы выяснить. Почему ты думал, что мы никогда до сих пор не видели необходимости в этой пышномундирной терапии? – Отчасти из-за Безопасности, – ответил Рэмси. – Но, по-правде, это и не было очевидным. Ошибочные симптомы. Наполеон выстраивал службу вербовки, но удерживал своих пушкарей от того, чтобы лететь, сломя голову. У нас таких проблем никогда не было. Действительно, наши подводники, похоже, страстно желают вернуться на службу, под воду. Но тут парадокс: сложности у них встречаются в обеих сферах – и на берегу, и в море. Когда они на берегу, то, кажется, забывают про опасности моря, потому что подсознание маскирует их, затирает. Лодка означает для них полную безопасность, возвращение в материнское лоно. А когда они возвращаются на берег, они как бы