упустил что-то важное в своих отчетах. – Фенринг говорил быстро, но его ум работал еще быстрее – граф лихорадочно просчитывал возможные причины императорского гнева. – Мне не хочется обременять вас мелочами, которые я могу разрешить сам. – Глаза его бегали, Фенринг мучительно думал. – Э.., что вызывает вашу озабоченность, сир?

– До меня дошли сведения о том, что Харконнены на Арракисе несут большие потери в живой силе и технике от действий партизан. Добыча пряности опять стала падать, и Космическая Гильдия осаждает меня своими жалобами. Насколько все это соответствует действительности?

– Хм-м, мой император, Харконнены слишком много плачутся. Может быть, это трюк, к которому они прибегли, чтобы взвинтить цену пряности на рынке или для того чтобы выклянчить у вас снижение налога. Как сам барон объясняет свое поведение?

– Я не могу спросить его, – ответил Шаддам, проглотив предложенную приманку. – Согласно донесениям, переданным с только что прибывшего лайнера Гильдии, барон отправился на Баллах IX на вооруженном фрегате. Что все это значит?

Встревоженный Фенринг вскинул брови и почесал кончик длинного носа.

– На планету Школы Сестер? Если говорить честно, то я, хм-м-м, не знал об этом. Но мне кажется, что барон не тот человек, который будет советоваться с Сестрами.

Анирул была удивлена не меньше Фенринга и невольно подалась вперед. Действительно, зачем барон Харконнен отправился на Баллах IX? Определенно, не для того, чтобы выбрать себе советника, поскольку все знали о его ненависти к Ордену, особенно усилившейся после того, как Сестры принудили его зачать здорового ребенка для нужд селекционной программы. И зачем он отправился туда на военном корабле? Анирул успокоила начавшее сильно стучать сердце. Все происходившее не сулило ничего хорошего.

Император фыркнул.

– Не слишком почетно для Наблюдателя, верно, Фенринг? Кроме того, по какой причине стерли лицо с моей статуи в Арсунте? Уж это-то происшествие прямо относится к твоей компетенции, ведь все произошло, можно сказать, на твоем дворе.

Фенринг поморгал своими огромными глазами.

– Мне не известно о случаях вандализма в Арсунте, сир. Когда это произошло?

– Некто возымел дерзость прикрепить половой орган к передней части изваяния моей императорской персоны, но этот орган был настолько мал, что его заметили только недавно.

Фенрингу стоило большого труда не расхохотаться.

– Это, хм-м, очень прискорбно, сир.

– Я не нахожу это столь забавным, – произнес император, заметив веселые искорки в глазах Фенринга, – особенно если учесть другие выходки и безобразия. Все это продолжается годами. Кто это делает?

Шаддам резко встал, машинально провел рукой по мундиру, отчего дружно зазвенели все его медали.

– Идем в мой личный кабинет, Хазимир. Нам надо обсудить это в деталях.

Фенринг слишком покорно отреагировал на имперский жест Шаддама, когда тот надменно вскинул голову. Анирул поняла, что хотя оскорбления, о которых упомянул Шаддам, были вполне реальны, обсуждение в кабинете будет касаться совершенно других проблем, решение которых не предназначено для посторонних ушей.

Насколько же неуклюжими становятся мужчины, пытаясь скрыть тайны.

Хотя эти тайны очень интересовали Анирул, ее гораздо больше тревожила цель поездки барона на Баллах IX. Она обменялась с Вещающей Истину Лобией, стоявшей возле трона, тайными знаками.

Послание сегодня же будет передано в Школу Матерей. Могущественная старая Харишка будет иметь время для выработки достойного ответа на любые поползновения барона Харконнена.

Надменная и высокомерная ведьма Кристэйн повела барона Харконнена по сумрачным переходам. Трость барона с грохотом высекала искры из каменных плит, которыми был выложен пол коридоров. Вместе со своими шестью гвардейцами он с трудом ковылял вслед за Кристэйн, стараясь не отставать.

– У вашей Верховной Матери нет иного выбора: ей придется меня выслушать, – скрипучим голосом произнес барон. – Если я не добьюсь нужного мне лечения, император узнает о преступлениях Общины Сестер!

Кристэйн не обратила ни малейшего внимания на эти слова; она откинула назад свои каштановые волосы и даже не подумала оглянуться.

На Валлахе IX стояла сырая ночь, тишину нарушало только завывание ветра. Желтые светильники освещали коридоры переходов между корпусами учебного комплекса. Не было видно Сестер, только в углах шевелились какие-то тени. У барона было такое чувство, что он спускается в могилу. И это место действительно станет могилой, если он представит дело Сестер Ландсрааду. Нарушение Великой Конвенции – это серьезное обвинение, с которым придется столкнуться Бене Гессерит. В этой игре у барона на руках были все козыри.

Мигающий свет плохо настроенных ламп окружал голову Кристэйн желтоватым ореолом. Она шла вперед и скоро почти исчезла из виду. Молодая ведьма оглянулась назад, но не стала ждать, когда барон поравняется с ней. Когда один из спутников попытался помочь Харконнену, тот просто отбросил руку охранника и сам, насколько мог, ускорил шаг. По спине барона пробежал холодок, когда он услышал, как кто-то тихо произнес ему в ухо проклятие.

Воспитанницы Бене Гессерит обладали скрытым мастерством единоборств, и, должно быть, здесь прячутся толпы Сестер. Что, если Верховная Мать просто наплюет на его обвинения? Что, если старая карга вообразит, что, барон просто блефует? Даже вооруженные до зубов охранники не спасут Владимира Харконнена; ведьмы убьют его здесь, в своем гнезде, если решатся напасть.

Но он понимал, что они никогда не решатся на это.

Где прячутся все эти ведьмы ? Он усмехнулся. Должно быть, они меня боятся.

Чувствуя, как им начинает овладевать гнев, барон снова обдумал требования, которые выдвинет: три простые уступки, и он не станет подавать формальную жалобу в Ландсраад. Лечение болезни, выдача на его милость Сестры Элен Гайус Мохиам.., и возвращение ему двух дочерей, которых он зачал по принуждению. Барону было любопытно, какое место занимают его отпрыски в планах Бене Гессерит, но при необходимости от последнего требования можно и отказаться. На самом деле ему был совершенно не нужен этот бабский выводок, но сам прием давал большую свободу маневра при ведении переговоров.

Сестра Кристэйн продолжала быстро идти вперед, а охранники были вынуждены медленно плестись, чтобы не бросить в коридоре своего больного хозяина. Вот ведьма свернула в какой-то темный переход. Последовав за ней, барон и его свита обнаружили лишь пустой зал. Кристэйн исчезла.

Холодные каменные стены эхом повторили непроизвольный вздох, который испустили гвардейцы сопровождения. Слабый ветерок, казалось, напоенный трупным запахом, пронесся по залу, забравшись под одежду барона. По телу Харконнена пробежала дрожь. Ему слышался невнятный шепот; шорох каких-то шагов – словно по полу бегали полчища мышей, но никакого видимого движения он не замечал.

– Бегите вперед и осмотрите все! – приказал барон командиру. – Куда она делась?

Один из офицеров, сняв с плеча ружье, выбежал в тускло освещенный коридор. Спустя несколько секунд он крикнул:

– Здесь ничего и никого, милорд барон! – Голос его звучал глухо и как-то пусто, словно сам этот зал высасывал звуки и свет из воздуха. – Я никого не вижу.

Барон принялся ждать. Чувства его обострились до предела. По спине тек холодный пот, он прищурил свои черные паучьи глаза, но больше от злобы, чем от страха.

– Проверьте все ближние коридоры и залы и доложите. – Барон выглянул в темный коридор, но не стал