Таня сделала шаг. Потом ещё шаг и еще... Но вот чудо! Печь не приближалась. Напротив, с каждым новым шагом она будто отодвигалась. Встревожившись, девочка побежала к ней со всех ног. Она и опомниться не успела, а печь уже замаячила в отдалении крошечным пятнышком. Сторожка Древнира раздвинулась изнутри, разрослась, вобрав в себя тайну пятого измерения.
Таня остановилась.
«Стоп! В прошлый раз так не было... Хотя в прошлый раз Пиявка только ещё заползала в огонь», – вспомнила она.
Поразмыслив, Таня предприняла ещё одну попытку. Повернулась и пошла задом наперед. Бесполезно. Добрых десять минут малютка Гроттер то пятилась, то металась по комнате зигзагами, то пыталась ползти, то, надеясь обмануть заклинание, устремлялась в сторону, противоположную печи. Бесполезно. Никакие уловки не помогали. Словно дразня её, печь то оказывалась совсем рядом, то удалялась скачками, поочередно возникая во всех углах комнаты и жарко улыбаясь пышущей дверцей.
Таня опустилась на пол и подперла голову руками, Ей было. холодно и плохо. Никогда прежде она не ощущала себя такой слабой, такой бесполезной! Даже когда Пипа запирала её на балконе. Неужели она проиграла? Неужели все бесполезно? Столько стараться, едва не утонуть в пруду – а все для чего? Чтобы, оказавшись в сторожке, не суметь даже приблизиться к печи!
Внезапно резкий порыв ветра ворвался в выбитые рамы сторожки. Огонь в печи загудел. Мгновенный вихрь швырнул Тане в лицо песок и мокрые осенние листья.
Таня вскочила и протерла глаза. Недалеко от печи появился большой стол. На столе стоял бронзовый подсвечник: лебедь, держащий в клюве три кувшинки.
За столом сидел старец и, склонившись над пергаментом, писал что-то гусиным пером, изредка окуная его в чернильницу. Его желтоватая борода – намного длиннее, чем у академика Сарданапала, – свободно стекала вниз и петлями обвивала ножки стула. Правда, в отличие от сарданапаловой, борода была вялой, ленивой и шевелилась еле-еле. Сквозь старца смутно проглядывала дальняя стена с зелеными язвами на сырой штукатурке.
Таня поняла, что это может быть только Древнир. Он был так стар и морщинист, что профессор Клопп в сравнении с ним сошел бы за завидного жениха. Таня нерешительно приблизилась к призраку и кашлянула. Призрак поднял голову. Теперь он смотрел прямо на девочку, но так отрешенно, что она сообразила: Древнир не видит её. Их разделяло нечто больше, чем пространство, – между ними были века.
Таня склонилась над столом. Теперь их лица – прозрачное лицо Древнира и лицо девочки – почти соприкасались. Она ощущала исходившие от призрака токи. Волосы на её голове зашевелились, как от наэлектризовавшейся расчески.
– Вы слышите? Я дочь Леопольда Гроттера! Это я тогда выпустила титанов! А теперь Тибидохс вновь на краю гибели. Я должна раздавить Пиявку, понимаете? Или Чума-дель-Торт возьмет верх и откроет Жуткие Ворота! Уничтожит Тибидохс, Сарданапала – всех! – настойчиво произнесла она.
Лицо Древнира осталось таким же безмятежным. Он словно стоял на краю вечности, разглядывая её причудливые спирали. Прошлое, настоящее, будущее – ничего не было для него тайной. Призрак опустил голову и вновь заскрипел пером, заполняя строку за строкой. Таня подумала уже, что он не слышит, как вдруг Древнир, не обращаясь ни к кому, загадочно произнес:
– Лишь огонь поможет приблизиться к огню!
Голос призрака был очень тихим. Его легко можно было принять за шуршание бумаги.
– Какой огонь? Что я должна сделать? – крикнула Таня.
Не отвечая, призрак загадочно улыбнулся и провел рукой по подсвечнику. По сторожке вновь пронесся мгновенный вихрь. Девочка невольно заслонила лицо рукой. Когда же ветер перестал выть, а пламя в печи плясать, она увидела, что призрак исчез.
Таня огляделась. Она примерно представляла, что собирается найти, вот только не ошиблась ли она? Существуют ли у призрачных вещей материальные двойники? На том месте, где только что был призрак, не было никого и ничего.
Наконец Таня обнаружила прогнившую столешницу, заваленную снаружи влажной листвой. Она разгребла листву и с усилием перевернула столешницу. Что-то тускло блеснуло. Бронзовый подсвечник! Позеленевший, погнутый, но тот самый! Каким-то совсем уж немыслимым чудом сохранился даже огарок свечи.
Сжав подсвечник, Таня вновь шагнула к печи. Та насмешливо дрогнула и отодвинулась.
«Спокойно, не психуй! Не радуй Пипу и Чуму-дель-Торт!.. Вспомни точно, что сказал Древнир. Огонь поможет приблизиться к огню... Он говорил именно об огне. А что, если...»
Со стороны Тибидохса донесся шум. Таня выглянула в окно и едва успела пригнуться. Над её головой пронеслась ослепительная искра и, врезавшись в стену, вдребезги разнесла несколько кирпичей.
– Хозяйка! Она тут! – крикнул кто-то, Рядом с Чумой-дель-Торт несся запыхавшийся Поклеп Поклепыч, а за ними, отставая самое большее шагов на двадцать, грузно топали истуканы, С минуты на минуту они должны были оказаться здесь, и уж явно не за тем, чтобы пригласить её на день рождения нового мира.
– Панидис паленус! – торопливо шепнула Таня. Кольцо выбросило зеленую искру.
На конце свечного огарка возник трепетный голубоватый огонек.
Подняв над головой подсвечник, Таня бросилась к печи. Печь все так же язвительно ускользала, оставаясь недосягаемой. Пол дрожал от топота каменных истуканов. Кровля сторожки Древнира уже пылала от искр Чумы. Таня в досаде хотела швырнуть бесполезный подсвечник, но внезапно увидела тонкую ниточку. Это была едва заметная огненная нить, тянувшаяся от подсвечника к печи.
Опустив подсвечник на пол, девочка коснулась нити и, перебирая её руками, пошла к печи. Пол бестолково замелькал под ногами, закружился озорной парковой каруселью. Каменные клетки прыгали и, приплясывая, менялись местами. Но печь с каждым шагом, несомненно, становилась ближе. Наконец Таня смогла протянуть руку и, обжигаясь, схватиться за заслонку. Та не поддавалась. Девочка несколько раз толкнула её ногой – заслонка держалась как влитая.
– Ну что же ты? Что же!
Таню охватило отчаяние. Не ощущая боли от ожогов, она забарабанила по дверце руками, а потом, вскочив, и ногами.
Внезапно сторожка дрогнула сильнее, чем до сих пор. Черепаха Вечности нетерпеливо шевельнулась. Один из истуканов поскользнулся и с плеском упал в озеро. По кирпичам печи пробежала глубокая трещина.
Таня с новой надеждой принялась осыпать дверцу ударами. Заслонка наконец уступила натиску. Она лязгнула и откинулась.
Распахнутая печь пыхнула жаром. Языки пламени нетерпеливо и жадно потянулись к Тане. Девочка отшатнулась, закрывая лицо. Почти ослепнув от огня, она сумела разглядеть в глубине печи блюдо, на котором нежилась Золотая Пиявка. Почувствовав, что заслонка откинулась, Пиявка недовольно шевельнулась. Тане стало жутко.
– Стой! Сгоришь! Шагнуть в печь – верная смерть! В таком огне невозможно уцелеть! – взревела Чума- дель-Торт.
Старуха уже была рядом. Ее сухая рука вскинулась. Искра из черного кольца медленно и неотвратимо, как сама смерть, поплыла к девочке.
В памяти у Тани мелькнули лица родителей. Она вновь, как и много лет назад, услышала отвратительный булькающий хохот Чумы.
– НЕТ! Я не боюсь! Лучше сгореть! – крикнула она и головой вперед нырнула в пламя.
Девочка ожидала страшной боли, но её почему-то не было. Яростный огонь на мгновение охватил все её тело, а потом словно расступился, отодвинувшись к дверце и не пропуская внутрь искру Чумы-дель-Торт. Щурясь, Таня поползла вперед.
– Стой! Я дам тебе все!.. Истуканы, уничтожьте печь! – услышала она вопль Той-Кого-Нет.
Таня поспешно протянула руку. Золотая Пиявка, разомлевшая в пламени, оказалась внезапно мягкой. Таня почувствовала, как та лопнула в её пальцах, точно жирный слизняк. Раздавленная Пиявка растеклась по блюду раскаленным золотом и – Таня готова была поклясться – запеклась в крошечную чешуйку! Чешуйка дрогнула и исчезла. Внутри печи осталось лишь блюдо с небольшим, словно намеренно