Таня старалась ни на кого не смотреть. Только что она соврала Клоппу, но не ощущала раскаяния. Правда была слишком ужасна, чтобы её возможно было высказать, тем более Клоппу.

Не могла же она во всеуслышание произнести, что видела, как академик Сарданапал сидит в тесной клетке, уткнувшись лицом в мятую миску с похлебкой, а рядом, плохо различимая в бурлящей болотной жиже, стоит высокая костистая фигура, закутанная в плащ?

Долго, ещё очень долго Таня в малейших подробностях припоминала тот мгновенно мелькнувший образ. Насколько реально было это предвидение? Можно ли ему доверять? А если можно, что ей теперь делать – бежать к Сарданапалу и рассказать ему? Очень сомнительно, чтобы академик всерьез отнесся к её предупреждению.

Наконец урок закончился.

Профессор Клопп, оглушив класс совершенно безумным домашним заданием, втянулся на гамаке в расположенный на потолке люк.

– Слушай, Ягун, я долго была без сознания? – спросила Таня.

Ягун замотал головой.

– Не-а. Самое большее – полминуты. Я смотрю: ты вот-вот в котел рухнешь, и подхватил тебя. Мы с Ванькой усадили тебя на стул, а тут уже Клопп семенит со своим флакончиком. Ну и ехидная же была у него рожа! Я даже подумал: не специально ли он все это подстроил? Может, щепку тебе дал какую-то особую или нашептал чего на тину?

Бесцеремонно оттолкнув Ягуна, мимо прошествовала Гробыня, окруженная целой толпой поклонников, которой у неё теперь было даже больше, чем у Кати Лотковой. После того счастливо заброшенного мяча, позволившего команде Тибидохса пробиться в полуфинал, Склепова пользовалась просто невероятным успехом. Когда она появлялась на обеде в Зале Двух Стихий, школа на несколько мгновений замирала, после чего многие разражались аплодисментами.

Один влюбленный третьеклассник – очень застенчивый юноша по имени Шуонк Чпуриков – однажды опрокинул на себя кастрюлю с супом затем только, чтобы обратить на себя Гробынино внимание. Кстати, в Тибидохс Чпуриков попал потому, что всякий раз, краснея, без всякого желания со своей стороны становился невидимым. Краснел же он постоянно.

Неожиданно в коридоре послышался какой-то шум. Гробынины поклонники, толпившиеся вокруг нее, поспешно отхлынули к лестнице.

Навстречу им, цепляя пальцами длинных рук пол, враскачку шел преподаватель ветеринарной магии Тарарах, за которым Усыня и Горыня тащили разъяренного бессмертного вепря. Из ноздрей у вепря валил пар, а в спине торчали обломки древнего, еще, кажется, греческого либо персидского копья.

Заметив Таню, Ваньку Валялкина и Баб-Ягуна, питекантроп остановился и весело обратился к ним:

– Чего вы такие кислые? От Клоппа идете? Что вы там у него варили? Лиственный клей? Мазь от бородавок?

– Если бы! Эликсир предвидения... Размешать лягушачьей лапкой, гробовых щепок набросать и ждать, когда закипит! – пояснил Ванька Валялкин.

Брови у Тарараха изумленно поползли на лоб.

– Во втором классе? Эликсир предвидения? Если я не совсем ещё спятил, у вас сейчас по программе зевательная настойка, декокт ехидства, дремуче-гремучая смесь и всякая чепуховина в этом духе. Ты что-то перепутал!

– Мы проходили эликсир! – азартно заспорил Валялкин.

– Да не могли вы! – отмахнулся Тарарах.

– Нет, проходили, проходили, проходили! – Ванька был ничуть не менее азартным, чем его любимый преподаватель.

Питекантроп хотел возразить, но в этот момент Усыня отпустил задние лапы вепря и принялся хлопать себя по лбу, пытаясь прибить назойливую муху. Вепрь вырвался, сшиб Тарараха с ног и стремительно помчался по коридору в сторону кабинета Поклеп Поклепыча.

Ученики прянули во все стороны, спасаясь от вепря.

– Вы что, спятили? А если Поклеп узнает, что мы магических зверей по коридорам таскаем! Он же строго-настрого запретил! – завопил на богатырей Тарарах и кинулся вдогонку.

Горыня бросился за ним, а Усыня подцепил убитую муху ногтями за крылышко, поднес к глазам н некоторое время удовлетворенно созерцал свой трофей. Наконец ему это прискучило. Он вздохнул, зачем-то спрятал муху в нагрудный карман и неторопливо закосолапил следом за братом.

После последнего урока – нежитеведения у Медузии Горгоновой, на котором они проходили говорящих клопов (Ванька и Таня весь урок фыркали, при' поминая профессора Клоппа и шепотом делая на его счет всякие интересные предположения) – приятели отправились в Зал Двух Стихий. Весь Тибидохс уже собрался там на праздничный обед.

Сияющий профессор Сарданапал – румяный, упитанный, со щеками, как у колобка, – в красном нарядном кафтане с галунами, с расчесанной пушистой бородой, трижды обвитой вокруг пояса, встал в центр – в огромное мозаичное солнце, выложенное на мраморном полу. Его роскошные усы – правый зеленый, а левый желтый – заботливо придерживали очки с разболтавшимися дужками.

Внушительно надувая самоварные щеки, пожизненно-посмертный глава Тибидохса открыл ларец, из которого немедленно выпрыгнули два молодца и стали с умопомрачительной скоростью расстилать скатерти-самобранки.

– Вы только посмотрите на Сарданапала! Он же вылитый Дед Мороз! – зашептал Валялкин, незаметно толкая Таню и Баб-Ягуна.

Таня недоверчиво посмотрела на главу Тибидохса и внезапно осознала, что Ванька прав. В красном кафтане, с бородой, Сарданапал удивительно походил на Деда Мороза. Пожалуй, академику не хватало только шапки с меховой опушкой и вместительного мешка.

Нет, не может такого произойти, чтобы этот величайший из ныне живущих магов оказался в тесной клетке! Мало ли что привидится в закисшем котле Клоппа, где к болотной жиже наверняка примешались белые черви, не входящие в состав эликсира и испортившие его!

Почувствовав, что на него смотрят, Сарданапал повернулся к их столику. А в следующую минуту расторопные молодцы из ларца, которым академик дал особый знак, взметнули в воздух скатерть.

– Ох, мамочка моя бабуся, опять это скатерть с тертой редькой!.. Удавлюсь я от этих витаминов. Сарданапал точно нас подзеркаливал, а ещё «белый»! Вот так дедульник-морозильник! – застонал Баб- Ягун.

Неизвестно, услышал его академик или нет, но он строго погрозил Ягуну пальцем.

Внук Ягге застенчиво замерцал ушами и вонзил вилку в большой ком редьки. Хорошо еще, что на соседний стол попала «вафельная» скатерть, и Семь-Пень-Дыр, сжалившись, перебросил им здоровенный торт с шоколадом и сгущеным молоком.

Правда, перебрасывая торт, Пень слегка переборщил, и торт отпечатался у Баб-Ягуна на комбинезоне.

– Ты что, спятил? Не в драконбол играешь! – завопил Ягун.

– Прости, я машинально дал тебе крученый, – виновато развел руками нападающий Тибидохса.

В конце обеда Медузия Горгонова громко хлопнула в ладоши, привлекая внимание.

– Минутку! Я хочу сделать небольшое объявление! Сегодня утром к нам прилетел купидончик с сообщением от всемирного драконбольного совета! Определился участник, с которым команде Тибидохса предстоит встретиться в полуфинале. Нашими соперниками станут... – профессор Горгонова выдержала томительную паузу: – Афганские джинны!

На мгновение над Залом Двух Стихий повисла мертвая тишина, а затем все разом сорвались со своих мест и загалдели. Гуня Гломов от полноты чувств даже опрокинул стол. Поклеп Поклепыч послал циклопа за ухо вывести Гуню из зала, что циклоп и проделал с величайшим удовольствием.

За многовековую историю драконбола афганские джинны становились чемпионами мира едва ли не чаще остальных команд. По общему рейтингу, они опережали даже гандхарв и бабаев и лишь незначительно уступали невидимкам. Недаром спортивные обозреватели называли их «мировыми вышибалами». Любая команда, встретившаяся с джиннами на игровом поле, терпела поражение с головокружительным счетом.