Правда, мне трудно было понять – это оттого, что я по тебе соскучился, или оттого, что скоро тебя увижу…

– Тебе лицо виделось? Может, это был осьминог, которого мы на ужин ели? – попыталась пошутить я, но брат не засмеялся.

Может, он и врет. А может, и не врет. Я помню, что, когда раздался первый звонок в дверь, он сказал: «А вдруг это…» – и замолчал. То есть он почувствовал что – то, но действительно растерялся и не знал, говорить мне или не говорить, и вообще не знал, что делать… Очень похоже на правду.

Мне было интересно, что думает по этому поводу Рюичиро. Я украдкой взглянула на него.

В этот момент на его лице была целая гамма чувств: пристальное любопытство, искреннее доверие, секундное сомнение.

Но вот все эти эмоции сменились характерным для Рюичиро радостным выражением: «Я все прекрасно понимаю». Понять – было для него главным, было сутью его характера.

Мне нравилось следить за ним, нравилось, что он остается верен себе.

Его постоянство гарантировало мне безопасность.

Если бы он всегда был рядом со мной, чтобы я могла взглянуть на него в минуту беспокойства и удостовериться, что все в порядке… Это было бы здорово.

Он – единственный, с кем я могу чувствовать себя абсолютно спокойной.

И если мой брат вырастет таким же, как Рюичиро, то мне не о чем будет волноваться.

– А зачем тебе это понимать? – сказал Рюичиро. – Знаешь, Ёшио, люди вроде нас с тобой, у которых слишком много всего в голове, не должны забывать, что кроме мозгов у них есть еще и тело, к которому тоже нужно прислушиваться. А если прислушиваться только к тому, что творится в голове, – можно плохо кончить. Понимаешь?

– Кажется, да, – кивнул брат.

– Моя работа состоит в том, чтобы думать. Но все время думать – это очень сложно. Более того – это очень вредно! Нужно отвлекаться – бегать или плавать, слушать чью-нибудь бессмысленную болтовню. Нельзя все время быть сосредоточенным на «самом главном». Мозгам необходима передышка, чтобы они не перегрелись и не сгорели. Иначе все, конец! Тебя, похоже, ждет нелегкая судьба, но не спеши расстраиваться. Главное – понять суть, и тогда все будет в порядке. И еще – не надо обращать внимания на то, что говорят другие. Может, они и правы, но верить им нельзя. Прежде всего, прислушайся к себе. Ты один знаешь, что тебе нужно. А все остальные – просто умелые говоруны. Они не хотят тебе зла, но они легко могут ошибиться. Твоя задача, прежде всего, научиться понимать себя. Тогда ты научишься распознавать тех, к чьим советам стоит прислушаться. Возможно, для тебя – это вопрос жизни и смерти. Так что давай, действуй. Не растрачивай свои способности на развлечения, как это делают другие. Да что я распинаюсь, ты и так все это лучше меня знаешь!

– Ничего я не знаю, – сказал брат. – Я не верю в себя. Не могу поверить.

– Сможешь, – засмеялся Рюичиро. – Я же смог.

Брат с сомнением на него посмотрел.

Наверное, подумал: «Да кто он такой? Разве он страдает так же, как я?» Ну или что-нибудь в этом роде. Но это-то как раз и хорошо. Пусть сомневается, пусть сравнивает себя с другими, пусть смеется над собой. Только так он сможет понять, кто он на самом деле. Отчетливо увидеть себя самого со стороны, словно в лучах яркого полуденного солнца.

Рюичиро с улыбкой смотрел на него, словно говоря: «Я все понимаю. Но ты не спеши. Подумай над тем, что я тебе сказал». Он действительно понимал, что Ёшио особенный. Не такой, как все. И что касается предсказаний и летающих тарелок – тут уж Рюичиро проигрывал ему по всем параметрам. И сам Ёшио тоже прекрасно это понимал, просто не знал, как поверить в себя. Не знал, что делать со своими способностями, которые были одновременно его силой и его слабостью.

Что же касается меня, то я просто стояла рядом, слушала их разговор и думала о том, что если бы жизнь была чем-то вроде игры в тетрис, то Ёшио уж точно бы не проиграл, и что если он сумеет научиться тем вещам, о которых говорит Рюичиро, то это значительно облегчит ему жизнь…

И еще я подумала, что мальчику обязательно нужен отец.

И своего мнения я не изменю.

Я уже не помню, когда в последний раз ходила за покупками вместе с мамой.

Мама всегда точно знает, что именно она намерена купить. В этом она похожа на мужчину – никогда не зависает, не тратит времени на раздумья. Стоит ей увидеть то, зачем она пришла, – и через секунду эта вещь уже у нее в руках. А то, что не оказалось у нее в руках за секунду, – считай, не окажется у нее никогда.

Решение о покупке той или иной вещи мама принимает задолго до похода в магазин. Иногда мне кажется, что у нее шоры на глазах – она как будто ничегошеньки не видит, за исключением того, что уже заранее увидела мысленным взором. И все равно мне нравится наблюдать за мамой. Я смотрю на нее, и каждый раз заново понимаю, что, если нам вдруг будет чего-нибудь не хватать, мама обязательно найдет недостающее, и всем сразу станет хорошо… Это чувство… Даже не знаю, как лучше объяснить… Бывает, что голос дрожит, и дрожь эту никак не унять. Или, например, бессмысленная ругань во время ссоры: ты крикнул и пожалел, а слов уже не вернешь. Бывает, сердце разрывается от ревности и на любовь хочется ответить жестокостью, а потом словно ангел – хранитель внезапно спускается откуда-то с неба и спасает тебя в тот самый момент, когда казалось, что все уже кончено. Ведь бывает же такое.

Но с мамой все по-другому. У нее или, вернее, в ней уже все есть. С избытком. Я не понимаю, как ей это удается (хотя в редкие моменты мне вдруг начинается казаться, что я что-то поняла). Маму невозможно сбить с толку такими глупостями, как шопинг или, скажем, бурные изъявления чувств.

Так чем же она отличается от всех остальных?

Думаю, что это можно назвать «умением радостно шагать по жизни». Даже когда все вокруг идет