Артур пытался объясниться с Фенчерч из–за Марвина, но робот не давал ему рта раскрыть, то и дело испуская горестные кибернетические стенания.

Артур и Фенчерч хотели было купить в одном из киосков запчасти и успокоительное масло, но Марвин все это отверг.

— Я и так весь из запасных частей, — ныл он.

— Оставьте меня в покое, — скулил он.

— Каждую часть мне меняли раз пятьдесят, — сокрушался он, — кроме… — На миг у него, казалось, наступило просветление. Напрягая память, он замотал головой. — Вы помните, как вы со мной познакомились? — наконец спросил он Артура. — Я получил тогда задание на развитие интеллекта — проводить вас в рубку. Я вам сказал, что у меня ужасно ноют все диоды в левом боку. И я просил их заменить, но никто так и не соблаговолил.

Он надолго затих. Артур и Фенчерч тащили его за руки и за ноги под палящим солнцем, которое едва двигалось по небу, не говоря уже о том, чтобы клониться к горизонту.

— Посмотрим, сможете ли вы угадать, какие части мне никогда не меняли, — сказал Марвин, посчитав, что тишина становится тягостной. — Давайте, дерзните. Ой, — прибавил он, — ой–ойой–ой–ой!

Наконец они подошли к последнему киоску, положили Марвина на землю и устроились на отдых в тени. Фенчерч купила Расселу запонки — запонки с маленькими блестящими камешками, которые собирают в Квентульско–Кважарных Горах прямо под огненными буквами, составляющими Финальное Послание Бога сотворенному им миру.

Артур просмотрел стоящие на маленькой полке тоненькие брошюрки с философскими толкованиями смысла Послания.

— Готова? — спросил он Фенчерч, и она кивнула.

Они подняли Марвина.

Они обошли вокруг Квентульско–Кважарных Гор и увидели огненные буквы Послания. На вершине огромного утеса, что тянулся к небесам прямо напротив стены с Посланием, помещалась небольшая смотровая площадка с хорошим обзором. К ней вела железнодорожная колея. На площадке стоял маленький телескоп, в который за плату можно было увидеть буквы во всех деталях, но никто им не пользовался, потому что буквы пылали божественно–ярко и при детальном рассмотрении могли серьезно повредить сетчатку и зрительный нерв.

Артур и Фенчерч в изумлении взирали на Финальное Послание Бога. Их души медленно наполнялись невыразимым ощущением покоя и полного, окончательного просветления.

Фенчерч вздохнула.

— Да, — сказала она, — это оно.

Они созерцали Послание минут десять. И вдруг сообразили, что Марвин, которого они держали за руки и за ноги, чем–то недоволен. Робот не мог поднять голову и прочитать Послание. Они помогли ему, но он стал жаловаться, что его зрительные контуры почти вышли из строя.

Артур и Фенчерч нашли монетку и поднесли Марвина к телескопу. Он стонал и оскорблял их, но они помогли ему увидеть все буквы одну за другой. Первая буква была «П», вторая «Р», затем «О», «С», «И», «М». Дальше шел пропуск. За ним следовала буква «И», затем «З», потом «В» и «И».

Марвин передохнул.

Через несколько минут они продолжили, и он увидел: «Н», «И», «Т», «Ь».

Следующие два слова были «НАС» и «ЗА». Последнее слово было длинное, и, прежде чем приступить к нему, Марвину надо было снова отдохнуть.

Оно начиналось с «Б», затем «Е» и «С». Следом шли «П» и «О», а дальше «К» и опять «О».

После еще одного перерыва Марвин собрался с силами для последнего броска.

Он прочитал «И», «С», «Т», «В» и, наконец, заключительное «О». И, обмякнув, повис на руках Артура и Фенчерч.

— Кажется, мне это нравится, — задребезжал голос из ржавой грудной клетки.

Лампочки в его глазах потухли — на сей раз навсегда.

К счастью, поблизости стояла палатка, где парни с зелеными крылышками давали напрокат детские самокаты.

ЭПИЛОГ

Одним из величайших благодетелей всего живого на свете был человек, у которого никогда не получалось сосредоточиться на деле, которым он в данный момент занимался.

Блестящий ум?

Конечно.

Один из самых выдающихся инженеров–генетиков своего и всех остальных поколений, включая те, чьи генетические коды он самолично разработал?

Несомненно.

Вся беда была в том, что он слишком интересовался тем, чем интересоваться не следует. То есть, может, и следует — увещевали его, — но только сейчас для этого совсем не время.

Да и нрав у него был крутой — отчасти из–за того, что ему вечно указывали на несвоевременность его интересов.

Итак, когда его планете стали угрожать ужасные пришельцы с далекой звезды, которые находились еще на большом расстоянии, но быстро приближались, правители народа посадили его, Бларта Верзенвальда III (именем «Бларт Верзенвальд III» он был обязан… — к существу вопроса это не имеет отношения, но история интересная, потому что… ну, ладно, такое, значит, у него было имя, а интересную историю этого имени мы расскажем попозже), в общем, ему, Бларту Верзенвальду III, дали наказ: «Сосредоточься!» — и посадили его под домашний арест с поручением как можно скорее вывести породу супервоинов–фанатиков, чтобы те оказали достойный отпор грозным захватчикам.

И вот он сидел у окна и смотрел на летнюю лужайку и работал, и работал, и работал, но неизбежно чуточку отвлекался и, к тому времени как захватчики находились уже почти на орбите, вывел замечательную породу супермух, которые могли без посторонней помощи сообразить, каким образом вылететь в открытую половину полуоткрытого окна, а также изобрел детскую компьютерную игру. Торжества по поводу этих выдающихся достижений обещали быть недолгими, так как беда надвигалась и вражеские корабли уже садились на планету. Но к всеобщему удивлению, грозные захватчики, которые, подобно большинству воинственных народов, воевали лишь потому, что не могли справиться с делами у себя дома, были до глубины души поражены гениальными открытиями Верзенвальда и, присоединившись к всеобщим поздравлениям, тотчас же изъявили готовность подписать ряд широкомасштабных торговых соглашений и учредить программу культурных обменов. И в поразительном противоречии с известными из опыта Галактики последствиями такого рода заявлений обе заинтересованные стороны жили с тех пор долго и счастливо.

У этой истории явно была какая–то мораль, но увы — летописец ее запамятовал.

Всякое случается на свете.

И все, что случается, случается.

И все случайности, которые, случившись, становятся причиной других случайностей, становятся причиной других случайностей.

И все случайности, которые, раз случившись, повторяются вновь и вновь, сами себе причина и