С немалым удивлением Артур обнаружил, что ему доступны переживания овцы, напуганной сегодняшним рассветом, и испуг от рассвета вчерашнего, и от позавчерашнего — тоже. В овечье прошлое овцы можно было углубляться бесконечно далеко, но Артуру стало скучно, потому что овца каждый раз пугалась того же самого, что и в предыдущий раз.

Артур оставил овец, и его сознание, разбегаясь кругами по морю житейскому, аки по воде, принялось неуклонно расширяться. Он ощущал присутствие других сознаний. Счет шел на сотни, на тысячи. Связанные между собой замысловатой паутиной: сонные, спящие, страшно возбужденные. А одно — с надломом.

Одно — с надломом.

Проскочив мимо него, Артур вернулся и попытался вновь проникнуться его ощущениями, но таинственное сознание ускользало от него, как вторая карточка с яблоком в игре «Пелманизм».[2] У Артура сладко заныло под ложечкой. Он интуитивно знал, чье это сознание, или, вернее, знал, чьим оно должно оказаться, чтобы сбылись его мечты, а когда точно знаешь, чего хочешь, интуиция непременно подсказывает тебе, что мечты уже воплотились в действительность.

Он нутром знал, что это Фенни, и знал, что хочет ее найти. Вот только никак не получалось. Он чувствовал, что, пытаясь поднатужиться, лишь теряет свою новообретенную способность к этой странной вселенской отзывчивости, поэтому он бросил поиски и вновь отпустил свое сознание погулять на просторе.

И вновь наткнулся на надлом.

И вновь не смог его отыскать. На этот раз, несмотря на все уговоры интуиции, он почти разуверился, что это Фенни — и вполне возможно, на сей раз он наткнулся уже на другое надломленное сознание. В этом сознании тоже ощущался надлом, но какой–то более масштабный, гораздо глубже первого. «Век вывихнул сустав». Сознание будто дробилось, а возможно, оно и сознанием–то не было. Какое–то оно было… не такое.

Артур дал волю своему сознанию, и оно, растекаясь лужами, разливаясь ручьями, медленно впиталось в Землю.

Он прослеживал жизнь Земли день за днем, подчиняясь биению множества пульсов, просачиваясь сквозь пласты, накатывая на берег вместе с ее приливами, вращаясь вместе со всем ее тяжелым телом вокруг ее оси. И всюду его преследовал отзвук надлома — отдаленная, тупая боль в вывихнутом, если не переломленном суставе.

Теперь он летел сквозь страну света; свет был временем, а его волны — уходящими в прошлое днями. Надлом, второй надлом, ощущался на другом конце этой страны, надлом толщиной с волосок на противоположной стороне призрачного пейзажа земных дней.

И вдруг Артур очутился прямо над ним.

Страна грез расступилась под его ногами, и теперь он балансировал, почти плясал на кромке умопомрачительной пропасти, на дне которой была только пустота. Его зашатало. Цепляясь за отсутствующий воздух, барахтаясь в кошмарообразном пространстве, кувыркаясь, он начал падать.

За бескрайней пропастью оказалась иная страна, иное время, мир более древний, чем тот, в котором он находился. То была иная планета Земля, соединенная с первой даже не надломленной костью, а просто тоненькой нитью. Артур проснулся.

Холодный ветер коснулся его лба, покрытого лихорадочной испариной. Кошмар исчерпал себя — заодно исчерпав и силы Артура. Ссутулившись, он принялся тереть глаза. Усталость наконец–то достигла критической точки, за которой человек благополучно засыпает. Утром он пораскинет мозгами насчет смысла этого кошмара, если смысл у него вообще был, а сейчас его ждут постель и сон. Его собственная постель, его собственный сон.

Вдали Артур увидел свой дом, освещенный лунным светом, и жутко удивился. Безусловно, то был его дом — Артур с первого взгляда узнал его унылый, коробкообразный силуэт, подсвеченный луной. Осмотревшись, Артур обнаружил, что парит на высоте восемнадцати дюймов над розарием своего соседа Джона Эйнсуорта. Розовые кусты были тщательно ухожены, подрезаны на зиму, привязаны к палкам и снабжены табличками, и Артур вопросил себя, кой черт его сюда принес. Также Артур вопросил себя, какая сила его над этими розами держит. И немедленно шлепнулся на землю, из чего следовало, что никакая сила его и не думала держать.

Артур поднялся, отряхнулся и, припадая на ушибленную ногу, заковылял домой. Там он разделся и нырнул в кровать.

Пока он спал, ему вновь позвонили. Телефон трезвонил целых пятнадцать минут, заставив Артура дважды перевернуться на другой бок. Удостоверившись наконец, что этого типа и пушками не разбудишь, аппарат умолк.

8

Утром Артур встал в великолепном расположении духа. Его буквально распирало от бодрости и энергии. Какое это все–таки счастье — оказаться дома, и совершенно не важно, что на дворе середина февраля!

Танцующей походкой Артур подошел к холодильнику, выбрал там три наименее поросших лохматой плесенью куска непонятно чего, положил их на тарелку и минуты две внимательно созерцал. Поскольку за это время лохматые куски не сделали попытки отрастить ноги и уползти, он нарек их завтраком и съел. Соединенными силами эти три кусочка ликвидировали опасную космическую инфекцию, которую Артур, сам того не ведая, подцепил несколькими днями раньше в Газовых Топях Фларгатона. Не будучи вовремя пресеченной, эта инфекция истребила бы половину населения Западного полушария, у уцелевшей половины вызвала бы слепоту, а всех остальных наградила бы тотальным помрачением рассудка и бесплодием. Так что Земле здорово посчастливилось.

Артур чувствовал себя сильным и совершенно здоровым. Он лихо выгреб лопатой из прихожей почтовые отправления, а потом схоронил в саду котенка.

Как раз в конце похорон зазвонил телефон, но Артур не подошел к нему, поскольку как раз объявил минуту молчания. Нужно — так перезвонят.

Потом Артур обтер ботинки от грязи и вернулся в дом.

В груде макулатуры обнаружилось несколько важных писем: трехлетней давности послание из муниципалитета, в котором сообщалось о планируемом сносе его дома, еще кой–какие документы с призывами провести опрос общественного мнения относительно целесообразности прокладки шоссе. Тут же — пожелтевшее письмо из экологической организации «Гринпис», которую он время от времени поддерживал материально, с просьбой содействовать плану освобождения из неволи дельфинов–белобочек и касаток, а также несколько открыток от друзей, раздосадованно вопрошавших, куда это он запропастился — сквозь землю провалился или что?

Вышеперечисленные письма Артур собрал и сложил в папку с пометкой: «Сделать!» В это утро его так распирало от нерастраченных сил, что он даже дописал на папке: «Срочно!»

Из пластикового пакета, приобретенного в мегамаркете Порта Браста, он достал полотенце и еще кое–какие мелочи. Следует отметить, что надпись на пакете представляла собой абсолютно не переводимую с центаврийского языка игру слов — интеллектуальный каламбур на каламбуре, — а потому оставалось неясным, кто додумался продавать такие пакеты в беспошлинном магазинчике космопорта, где их явно не оценят. К тому же пакет прохудился, так что Артур его выкинул.

Внезапно у Артура закололо в сердце — он спохватился, что в пакете недостает еще одной вещи. Видимо, он обронил ее еще на борту звездокатера, который доставил его на Землю, любезно изменив курс, чтобы высадить его как раз около автострады А303. То была облезлая, поистершаяся на межзвездных трассах электронная книга, которая помогала ему не заблудиться в необъятных просторах космоса. Да–да, «Путеводитель» был потерян.

«Ладно, — сказал себе Артур, — теперь–то он мне точно больше не понадобится».

Ему нужно было сделать несколько звонков.

Он уже придумал, как отмести множество несообразных вопросов, которые должны были возникнуть в связи с его возвращением. А именно: решил не давать никому спуску.

Он позвонил на Би–би–си и попросил соединить его с начальником отдела.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

2

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату