морщины. «Прибавьте мне восемь лет», — сказал я. Надеюсь, тридцатилетние больше никогда не войдут в моду, а то я на это дело кучу денег выложил.

Он на время притих, а заботливые руки продолжали вести его по дорожке к дому.

— Вчера только вернулся, — пробормотал он. — Я очень, очень рад, что я дома. Или не дома, но вроде как дома…

— Расстройство биоритмов, — тихо сказал один из его друзей. — Из Калифорнии долго лететь. На пару дней из колеи выбивает.

— Как–то мне не верится, что он там был, — прошептал другой. — Любопытно, где он на самом деле шатался. И что с ним такое стряслось.

Артур немного поспал, потом встал и побродил вокруг дома. Голова у него работала так себе, на душе было невесело. Все–таки он еще не пришел в себя после путешествия. Он думал и думал, но никак не мог придумать, как ему найти Фенни.

Сел в кресло, посмотрел на аквариум. Потом снова щелкнул по стеклу, и аквариум, даром что был наполнен водой и в нем, суча губами, уныло кружила маленькая желтенькая вавилонская рыбка, отозвался низким, звучным звоном, таким же внятным и чарующим, как прежде.

«Кто–то пытается меня отблагодарить, — подумал Артур. — Интересно, кто и за что».

10

«Точное время после третьего сигнала один час… тридцать две минуты… двадцать секунд».

«Бип… бип… бип».

Форд Префект подавил довольное, ядовитое хихиканье, понял, что незачем это хихиканье подавлять, и расхохотался в полный голос дьявольским смехом.

Он подключил входящий сигнал, поступающий по субэфирной сети, к великолепной аудиосистеме звездолета, и странный, манерный, монотонный голос возвестил на всю рубку:

«Точное время после третьего сигнала один час… тридцать две минуты… тридцать секунд».

«Бил… бип… бип».

Форд чуть усилил громкость, внимательно следя за быстро сменяющими друг друга на экране бортового компьютера цифрами. Для того промежутка времени, который был условием осуществления его замысла, вопрос энергопотребления был ключевым. Требовалось все рассчитать заранее. Он не хотел отягощать свою совесть убийством.

«Точное время после третьего сигнала один час… тридцать две минуты… сорок секунд».

«Бип… бип… бип».

Форд решил проверить, все ли в порядке на этом небольшом звездолете. Прошел по короткому коридору.

«Точное время после третьего сигнала…».

Заглянул в маленькую, чисто утилитарную ванную — вся она была из блестящей стали.

«…один час…»

В ванной звук отличный.

Сунул нос в крошечную спальню.

«…тридцать две минуты…»

Чуть глуховато. На одном из динамиков висело полотенце. Форд скинул его на пол.

«…пятьдесят секунд».

Вот теперь слышимость несравненная.

Форд проверил грузовой отсек и остался недоволен. Слишком уж много всякого хлама в ящиках. Вышел, подождал, пока дверь герметично закроется. Вскрыл запертый пульт управления и нажал аварийную кнопку сброса груза за борт. Как только раньше не додумался! Грохот скатывающихся по полу ящиков продолжался недолго. Все стихло. Спустя какое–то время вновь послышалось тихое шипение.

И тоже стихло.

Дождавшись, пока зажжется зеленый огонек, Форд вновь распахнул дверь опустевшего грузового отсека.

«…один час… тридцать три минуты… пятьдесят секунд».

Недурно.

«Бип… бип… бип».

Напоследок он тщательно обследовал аварийную анабиозную камеру. Обеспечить в ней отличную слышимость было для него делом чести. «Точное время после третьего сигнала один час… тридцать четыре минуты… ровно».

Поежившись, Форд окинул взглядом лежащую в камере ледяную глыбу, внутри которой едва угадывались очертания неведомо чьего тела. Однажды, Зарквон знает когда, это существо проснется — и сразу узнает, который час. Правда, это будет время совсем иного часового пояса, ну да ладно — важен сам принцип.

Форд перепроверил экран компьютера, помещенный над односпальным холодильником, притушил свет и проверил еще раз.

«Точное время после третьего сигнала…»

Форд на цыпочках вышел в коридор и вернулся в рубку управления.

«…один час… тридцать четыре минуты… двадцать секунд».

Голос звучал так четко, будто Форд слышал его по телефону в Лондоне — и это при том, что до Лондона было очень–очень далеко.

Форд уставился в чернильно–черную ночную тьму. Вдалеке сияла звезда — вылитая хлебная крошка, только блестящая; то была Зондостина, известная на планете, с которой доносился манерный, монотонный голос, как Зета Плеяд.

Ярко–оранжевый полукруг, занимавший добрую половину панорамного экрана, представлял собой планету Сезефрас Магна, газовый гигант, где базировались ксаксисианские звездокрейсеры. Из–за ее горизонта только что вынырнула маленькая холодная голубая луна Эпун.

«Точное время после третьего сигнала…»

Двадцать минут Форд сидел и наблюдал, как уменьшается расстояние между звездолетом и спутником, как бортовой компьютер ловит и сажает в клетки таблиц цифры, которые выведут звездолет на орбиту вокруг маленькой луны, замкнут петлю траектории и обрекут этот кораблик, невидимый внешнему миру, обращаться вокруг Эпуна в вечном мраке.

«…один час… пятьдесят девять минут…»

Вначале Форд планировал заглушить все исходящие от звездолета сигналы и излучение, сделать его практически невидимым — пока не наткнешься на него лбом, не заметишь, — но потом предпочел более изощренный замысел. Теперь корабль будет испускать лишь один–единственный луч, тонкий–тонкий, который будет ретранслировать поступающий по субэфирной сети голос говорящих часов обратно, на ту же планету, где эти говорящие часы находятся. Двигаясь со скоростью света, сигнал достигнет этой планеты только через четыреста лет, но, когда достигнет, вероятно, произведет на ней переполох.

«Бип… бип… бип».

Форд хихикнул.

Ему не нравилось думать о себе как о человеке, который способен на хиханьки–хаханьки, но тут он вынужден был признать, что хихикает и повизгивает от смеха уже добрые полчаса.

«Точное время после третьего сигнала…»

Теперь звездолет почти что вышел на вечную орбиту вокруг безвестного, никем не посещаемого спутника. Почти что вышел.

Осталось осуществить последний этап плана. Форд снова прогнал на компьютере симуляцию запуска спасательной мини–шлюпки, проверил все равнодействующие сил, действия и противодействия, тангенсы–котангенсы, поверил математикой всю поэзию движения и увидел, что план его безупречен.

Уходя, он погасил свет.

Когда крохотная сигарообразная шлюпка понеслась, точно язычок застежки — «молния», к расположенной в трех днях лету орбитальной станции Порт Сезефрас, несколько секунд она скользила бок о бок с длинным, тонюсеньким лучом, которого ожидал гораздо более долгий путь.

«Точное время после третьего сигнала два часа… тринадцать минут… пятьдесят секунд».