— Давайте, вы двое, — сказало нечто, — пройдемте.

При этих словах Артура точно пчела ужалила. Он вскочил на ноги, точно услышавший телефонный звонок писатель, и обвел ошалелым взглядом окрестный пейзаж, внезапно сложившийся в удивительно привычную картину.

— Откуда вы это взяли? — заорал он на полисменообразное.

— Что вы сказали? — пробормотало ошарашенное полисменообразное.

— Это же крикетная площадка «Лордз», верно? — возопил Артур. — Где вы ее нашли и как сюда переместили? По–моему, — добавил он, потирая лоб, — мне надо успокоиться. — И плюхнувшись на колени перед Фордом, прошипел: — Это полисмен. Что делать?

Форд пожал плечами:

— А что ты предлагаешь?

— Скажи мне, — попросил Артур, — что все последние пять лет приснились мне во сне.

Форд, еще раз пожав плечами, исполнил требуемое:

— Все последние пять лет приснились тебе во сне.

Артур встал.

— Все в ажуре, офицер, — заявил он. — Все последние пять лет приснились мне во сне. Спросите у него, — добавил он, указывая на Форда, — он мне тоже снился.

Произнеся эту речь, Артур побрел к краю поля, отряхивая халат. Но тут же, заметив, что отряхивает именно халат, застыл как вкопанный. Затем, выпучив глаза, бросился к полисмену с воплем:

— Тогда почему я так одет? — И, упав на траву, забился в судорогах.

Форд только покачал головой.

— Ему что–то не везло последние два миллиона лет, — пояснил он полисмену.

Вдвоем они взвалили Артура на диван и унесли с поля, причем неожиданное исчезновение дивана на полдороге задержало их совсем ненадолго.

Реакция публики, точнее, реакции были многообразными и различными. Большинство зрителей, будучи не в силах выдержать этого зрелища, зажмурили глаза и переключились на слушание радиотрансляции.

— Любопытное происшествие, Брайан, — сказал один радиокомментатор другому. — По–моему, никаких загадочных материализации на поле не было с… э–э… с… может, их вообще ни разу еще не было — ты не помнишь?

— А Эджбастон 1932 года?

— А, ну и что же там стряслось?

— Гм, Питер, если я не ошибаюсь, Кантер играл против Уилсокса и шел в нападение со стороны павильона, когда вдруг напрямик через площадку пробежал зритель.

Первый комментатор призадумался.

— Мда–а–а–а–а, — промолвил он наконец, — да, но в чем тут загадочность? Он ведь не материализовался в подлинном смысле слова? Просто пробежал.

— Да, ты прав, и все же он утверждал, что видел, как нечто материализовалось на площадке.

— Серьезно?

— Да. По–моему, это было животное из семейства аллигаторов.

— Хм. А кто–нибудь еще его заметил?

— По–видимому, нет. А от этого субъекта никому не удалось добиться подробностей, поэтому поиски были весьма поверхностными.

— А что сталось со зрителем?

— По–моему, кто–то вызвался угостить его обедом, но тот пояснил, что уже отобедал, и довольно плотно, поэтому вопрос был замят, и Уорвикшир победил с перевесом в три калитки.

— Не слишком похоже на наш случай. Тем, кто только что настроился на нашу волну, будет любопытно знать, что… э–э–э… два человека, двое довольно неряшливо одетых мужчин и самый настоящий диван — честерфильдский, по–моему?

— Да, честерфильдский.

— …только что материализовались тут у нас, посреди крикетной площадки «Лордз». Но не думаю, что с дурными намерениями. Они вели себя очень мирно…

— Извини, Питер, я тебя перебью — диван только что исчез.

— Диван исчез. Что ж, одной загадкой меньше. И все же этот случай войдет в анналы истории, тем более что он произошел в столь драматический момент, когда Англии не хватает до победы только двадцати восьми перебежек. Пришельцы покидают площадку в сопровождении офицера полиции, и, по– моему, все входит в привычное русло, и игра сейчас возобновится.

— Ну–с, сэр, — сказал полицейский после того, как они пробрались сквозь обуянную любопытством толпу и уложили умиротворенного, бездвижного Артура на одеяло, — теперь вы мне, возможно, соизволите сообщить, кто вы такие, откуда взялись и что хотели сказать этим балаганом?

Форд уставился себе под ноги, точно заимствуя у земли твердость духа, затем, вскинув голову, ответил полицейскому взглядом, в который было вложено все напряжение каждого дюйма из шестисот световых лет, разделяющих Землю и отчизну Форда — окрестности Бетельгейзе.

— Отлично, — проговорил Форд очень тихо. — Я вам расскажу.

— Да–да, хорошо, это не обязательно, — поспешно заявил полисмен, — только постарайтесь, чтобы такого… этого… больше не было.

Полисмен развернулся и побрел искать кого–нибудь, кто был бы не с Бетельгейзе. К счастью, таких тут хватало.

Душа Артура летала вокруг его тела кругами и мялась, не испытывая особенного желания войти. С этим вместилищем у нее были связаны не самые лучшие воспоминания. И все же она медленно, опасливо забралась в него и заняла свое привычное место.

Артур приподнялся на локтях:

— Где я?

— На крикетной площадке «Лордз», — сообщил Форд.

— Классно, — молвил Артур — и его душа выпорхнула наружу перевести дух. Тело Артура безвольно плюхнулось обратно на траву.

Десять минут спустя он уже горбился над чашкой чая под тентом летнего буфета, и на его осунувшееся лицо постепенно возвращался румянец.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Форд.

— Я дома, — хрипло буркнул Артур.

Прикрыв глаза, он жадно вдыхал пар, поднимающийся над чашкой чая, словно это был не чай, а… — но в данном случае, с точки зрения Артура, вся прелесть именно в том и состояла, что это был чай.

— Я дома, — твердил он, — дома. Это Англия, сегодня… сегодня кошмару конец. — Он вновь раскрыл глаза и блаженно улыбнулся. — Мое место здесь, — сказал он умиленным шепотом.

— Я считаю своим долгом предупредить тебя о двух вещах, — заявил Форд, пододвинув к Артуру газету «Гардиан».

— Я дома, — повторил Артур.

— Безусловно, — согласился Форд. — Во–первых, — сказал он, тыча пальцем в угол газеты, где значилась дата, — через два дня Земля будет взорвана.

— Я дома, — шептал Артур. — Чай, — произнес он, — крикет, — добавил он с нежностью, — стриженые газоны, деревянные скамейки, белые полотняные пиджаки, пиво в банках…

Медленно–медленно его взгляд сфокусировался на газете. Слегка нахмурившись, он склонил голову набок.

— Я этот номер уже видел, — проговорил он.

Его взгляд неспешно подполз к дате, по которой Форд лениво постукивал пальцем. На секунду–другую лицо Артура застыло, как маска, а потом стало с ужасающей медлительностью раскалываться на куски, точно арктические льдины по весне.

— А во–вторых, — продолжал Форд, — у тебя в бороде кость. — И поперхнулся чаем.

Меж тем снаружи солнце лило свой свет на веселую толпу. Его лучи ласкали белые шляпы и красные