Форд снова застонал.

— Ну и что ты мне расскажешь на этот раз? — спросил он и с деланным отчаянием прикрыл глаза.

Через пять минут Форд Префект уже сидел по–турецки и потирал здоровенную шишку, вскочившую у него за ухом.

— Что это, черт подрал, за женщина была? — спросил он. — И почему вокруг нас толкутся белки? Что им от нас нужно?

— Меня эти белки донимали всю ночь, — ответил Артур. — Все пытались всучить мне журналы и прочую ерунду.

— Правда? — нахмурился Форд.

— И куски полотенца.

Форд задумался.

— А! — сказал он. — Твой корабль разбился где–то поблизости?

— Да, — не без усилия кивнул Артур.

— Тогда, кажется, ясно. Дело житейское. Роботы–стюарды погибли, а управляющий ими кибернетический мозг — нет, вот он и начал дрессировать местную фауну. Этак он всю местную экосистему может превратить в индустрию сервиса по снабжению всех прохожих полотенцами и напитками. Надо бы принять закон против этого. Впрочем, возможно, его уже приняли. А может быть, приняли закон против таких законов, чтобы все было хорошо. Хо–хо. Что ты сказал?

— Я сказал, эта женщина — моя дочь.

Форд замер, не отнимая руки от шишки.

— Ну–ка повтори.

— Я сказал, эта женщина — моя дочь, — хмуро повторил Артур.

— Вот уж не знал, — произнес Форд, — что у тебя есть дочь.

— Значит, ты много чего про меня не знаешь, — заметил Артур. — И если уж на то пошло, я и сам много чего про себя не знаю.

— Ну–ну. Когда это ты успел?

— Не знаю точно.

— Вот это мне более знакомо, — сказал Форд. — Кстати, теоретически в этом должна была участвовать и мать?

— Триллиан.

— ТРИЛЛИАН? Я и не знал, что…

— Нет. Послушай, это все гораздо сложнее…

— Я припоминаю, она мне как–то на бегу говорила, что у нее есть ребенок. Я ведь с ней иногда сталкиваюсь. Правда, с ребенком ее никогда не видел.

Артур промолчал.

Форду показалось, что голова — вернее, полголовы — у него вновь лишилась способности к связному мышлению.

— Ты уверен, что это ТВОЯ дочь? — спросил он на всякий случай.

— Скажи мне лучше, что случилось?

— Тьфу. Долго рассказывать. Я собирался забрать посылку, которую послал себе на твое имя…

— Так что там такое было?

— Боюсь, это может оказаться невообразимо опасно.

— И ты послал ее МНЕ?! — возмутился Артур.

— Мне в голову не пришло места безопаснее. Я думал, что могу всецело на тебя положиться: что тебе она будет абсолютно по фигу и ты в нее не полезешь. Кстати, у меня почти нет информации о тебе. Я летел практически вслепую. Никаких сигналов. Я так понял, у вас тут нет сигнализации, маяков там, связи?

— Потому–то мне здесь и нравится.

— И тут я поймал слабый сигнал с твоего «Путеводителя», вот и полетел на него, ничуть не сомневаясь, что прилечу к тебе. Сел в каком–то дремучем лесу. Совершенно ни хрена не понял. Вылез наружу и увидел эту женщину. Я пошел к ней поздороваться и тут увидел, что она взяла эту штуку себе.

— Что за штуку?

— Ту, что я тебе послал! Новый «Путеводитель»! Птицу! Ты же должен был беречь ее, идиот, а она сидела на плече. Я побежал, и она двинула меня камнем.

— Ясно, — сказал Артур. — И что ты сделал?

— Я? Упал, что же еще. Тяжко раненный. А они с птицей пошли к моему кораблю. К моему кораблю, то есть к Р86.

— Что–о?

— Р86, клянусь Зарквоном. Моя кредитная карточка теперь пребывает в нежной дружбе с центральным компьютером «Путеводителя». Видел бы ты этот корабль, Артур, это…

— Значит, Р86 — это корабль?

— ДА! Это… ладно, к черту. Давай сначала разберемся с тобой. Или с тем, что произошло. В общем, они пошли к кораблю, и это меня очень огорчило. Можно сказать даже, потрясло. Видишь ли, я стоял на коленях, истекая кровью, так что мне ничего не оставалось, как взмолиться. Я молил: пожалуйста, Зарквона ради, не угоняйте мой корабль. Не оставляйте меня посреди какого–то первобытного леса с черепно– мозговой травмой и без медицинской помощи. Я говорил ей, что мне без корабля будет плохо, но и ей тоже не поздоровится.

— Что она тебе ответила?

— Она еще раз стукнула меня по голове своим камнем.

— Да, похоже, это в самом деле моя дочь.

— Славная девочка.

— К ней надо привыкнуть, — вздохнул Артур.

— Она что, к знакомым нежнее относится?

— Нет, — пояснил Артур. — Ты бы лучше знал, когда пригнуться.

Форд поднял голову и попытался оглядеться.

Небо начинало светлеть на востоке — в смысле, там, где должно было восходить солнце. Артура солнце не особенно радовало. После такой адской ночки меньше всего ему хотелось наступления треклятого дня, который осветит это Зарквоном проклятое место.

— Слушай, Артур, что это ты делаешь в такой дыре? — поинтересовался Форд.

— Ну… — замялся Артур. — В основном сандвичи.

— Чего–о?

— Я работаю… то есть, наверное, теперь уже нет… мастером сандвичей для маленького племени. Нет, знаешь, я правда попал в трудную ситуацию. Когда я попал сюда… то есть когда они спасли меня из–под обломков суперсовременного лайнера, который тут как раз разбился, они были очень добры ко мне, и я подумал, может, и я смогу быть им полезным в чем–то. Ты же знаешь, я — образованный человек, дитя высокоразвитой цивилизации, значит, я смогу научить их чему–нибудь. И разумеется, не смог. Если уж на то пошло, у меня нет ни малейшего представления о том, как все устроено. Я уж не говорю о простых вещах вроде авторучки там или артезианского колодца. Ни малейшего представления. Я ничего не мог. А потом у меня что–то случилось плохое настроение, и я сделал себе сандвич. И это вдруг страшно их удивило. Они никогда раньше не видели сандвичей. Они даже не представляли себе, что на свете бывает такое, а я к тому же люблю делать сандвичи, вот так и вышло.

— И тебе это НРАВИЛОСЬ?

— Ну… да, пожалуй. Да, правда. В этом деле главное — хороший набор ножей.

— Слушай, и тебе это не казалось бестолковым, безумно, оглушительно, отупляюще тягомотным занятием?

— Ну… нет. Вовсе нет. Ничуть не тягомотным.

— Странно. Я бы так не смог.

— Ну, наверное, у нас с тобой разные взгляды на жизнь.