если нет, значит, компьютер дал сбой: это случается сплошь и рядом. У нас обязательно родится ребенок, клянусь тебе. Это будет мальчик, и мы назовем его Адриеном.
Она поднимает глаза, спрашивает, который час. Я успокаиваю ее: мы пришли раньше времени. Она опять вздыхает и утыкается в журнал. Мне так хочется найти нужные слова. Сохранить надежду. Все-таки надо было что-нибудь съесть. Не ставить же Богу свечку — глупо как-то. Я чувствовал, что буду ближе к Адриенне, если немного попощусь. Как она по субботам, когда, ничего не сказав мне, идет к исповеди. Может быть, это принесет нам счастье.
Ждем еще двадцать минут, после чего случайно обнаружившая нас секретарша говорит, что мы ошиблись этажом. Поднимаемся выше.
В итоге, явившись за час до срока, мы предстаем перед профессором Ле Галье с опозданием. И первым делом получаем от него замечание. Это лысый, элегантно одетый человек с заостренным черепом. Очки в золотой оправе на лбу. Галстук-бабочка. Выражение лица: «я очень занят».
— Знаете, вашу карту напрасно к нам прислали, вам нужно в другое отделение.
Я отвечаю, что знаю, но все в отпуске.
— На конференции, — поправляет он, нахмурившись. — Ладно. Как ваша фамилия?
Я произношу фамилию по буквам, в это время звонит телефон. Профессор, не извинившись, снимает трубку и тут же заходится от возмущения: даже кресло под ним заскрипело.
— Опять протекает? Ну знаете, самое время! У нас тут торчит консультант, представьте! Мэр сам его прислал, совсем спятил! Как будто мало комиссии по гигиене! Когда прикажете заниматься больными? Хорошо, иду.
Он шваркает трубку и, рывком поднявшись из кресла, обиженно смотрит на меня, будто я в чем-то виноват.
— Совещание с ремонтниками, я скоро вернусь. Я сжимаю кулаки на подлокотниках, наклоняюсь вперед:
— Понимаю. Но мы женаты уже полгода, перед свадьбой прошли обследование и до сих пор не получили результатов.
Он вздыхает, потирая затылок, очки перепрыгивают на кончик носа.
— Послушайте, администрация не может разорваться. Обратитесь в… или лучше… Ну должен же кто-то этим ведать в администрации?
— Наша карта у вас, доктор.
— Профессор, — подсказывает мне Адриенна.
— Да-да… ох… — машет рукой врач и, снова сдвинув очки на лоб, перебирает картонные папки на столе. — Шавр, вы сказали?
— Шавру. Я не договорил. На конце «у».
Его лоб морщит удивленная гримаса, очки сползают на нос.
— Вот же она. Почему карта Шавру оказалась под буквой «М»?
Я говорю, что понятия не имею. Доктор открывает папку, листает. Нахожу между подлокотниками руку Адриенны, сжимаю ее. Через двадцать секунд он закрывает карту, снимает очки и, аккуратно перегнув пополам складные дужки, убирает в один из карманов, — их на его халате добрая дюжина.
— Как бы то ни было, вы уже поженились, да? Очень хорошо.
Я напрягаюсь.
— В чем дело?
— Знаете, предбрачное обследование — это…
Он как-то странно причмокивает, неопределенно поводит рукой, поправляет бабочку и уходит, повторив: «Сейчас вернусь». Я еще крепче стискиваю руку Адриенны.
— Послушай, Симон, нельзя так себя терзать. Хочешь, сами посмотрим карту?
— Брось. Мы ничего не поймем.
Адриенна достает из сумочки сигарету. До встречи со мной она не курила.
— Что он хотел сказать? — спрашивает она, выдыхая облачко дыма.
— Да ничего! Дело вообще не в нас: у него какие-то проблемы по службе, вот он и дергается. Хочешь пить?
Она качает головой. Я приметил в углу кабинета что-то вроде барного холодильника. Пытаюсь встать, опираясь на подлокотники, пол плывет под ногами, и я плюхаюсь обратно в кресло.
— Ты бы съел что-нибудь, Симон.
— Я потерплю.
Она со вздохом поднимается, прижимает к животу мою голову, гладит.
— Я повторю тест, завтра утром. Может быть, нас уже ждет сюрприз…
— Надо купить другие полоски. Эти то и дело врут.
Комната плывет у меня перед глазами. Накатывает беспросветная тоска. Что ж, можно пока подготовить Адриенну, обрушившись на профессора-недоучку: мы обследуемся заново, поедем в Лимож, а хочешь — в Париж, все будет хорошо, успокойся.
Профессор возвращается через десять минут — бабочка съехала, губы побелели, глаза холодные. Взглянув на часы, он садится, берет нашу папку и кладет ее перед собой на бювар.
— Так. Не имеет смысла скрывать: ваша супруга вполне способна к материнству.
Волна счастья захлестывает меня, дрожащая рука сама собой поднимается и указывает на врача, дабы подчеркнуть его авторитет:
— Ты видишь, Адриенна!
— А вот вы, напротив…
Я оборачиваюсь, замираю. Что? Я? Да я и сперму на анализ сдал просто так, за компанию с Адриенной.
— Смею вас уверить, профессор…
— А я вас нет, месье. Увы.
Он тычет пальцем в столбик цифр:
— У вас проблема с линейной скоростью.
Я чувствую страх.
— Знаете, доктор, мы ведь молодожены. Так что… спешить нам некуда, верно?
Я улыбаюсь Адриенне, которая сидит, привалясь к левому подлокотнику кресла.
— Я отнюдь не ставлю под сомнение вашу потенцию, месье. Но дело в том, что ваши сперматозоиды слишком поздно достигают яйцеклетки, в этот момент они уже не способны к оплодотворению. Скорость линейного движения у вас всего ноль и девять десятых.
Не глядя на Адриенну, я выслушиваю приговор.
— Но… я ведь могу их ускорить, если захочу. Разве нет?
Снова тот же неопределенный и бесящий меня жест: рука поднимается, как бы указывая на потолок, и снова падает на бювар.
— Вы страдаете олиго-, астено- и тератоспермией. Иными словами, сперматозоидов у вас мало, они вялые и по большей части имеют аномальную форму, что дополнительно затрудняет их продвижение.
— Вы уверены, что не перепутали карту? — спрашивает Адриенна, давя сигарету в пепельнице. — Уже одно то, что она была в букве «М»…
Бесстрастный взгляд поверх очков; потом профессор поднимает их на лоб, да так резко, что очки сваливаются на затылок. Я прошу еще раз объяснить диагноз — пусть все докажет по науке. Слушаю эту тарабарщину и потихоньку закипаю, глядя, как его пальцы непрестанно теребят бабочку. Наконец перебиваю:
— Вашим приборам нельзя верить! Я знаю одно: у меня будет ребенок. Его видели в моем гороскопе. Ясно вам? Все остальное ведь сбылось!
Адриенна, успокаивая, берет меня за руку, я вырываюсь и грохаю кулаком по столу:
— Мальчик, да, Сильвия его видела! У меня будет мальчик! Она была замечательным астрологом! Крушение поезда Париж — Клермон предсказала еще за месяц! А когда мы пришли к этому хрычу из Управления железных дорог, он повел себя в точности как вы! Так что всем вашим анализам и приборам цена…
Профессор взмахивает рукой, как бы отделяя мой случай от остальных.
— Знаете что? Идите к кому хотите, хоть к гадалке, хоть к спириту; а я могу сказать одно: сожалею, но вы бесплодны. С таким диагнозом я просто не представляю, чем вообще медицина могла бы… Все. Впрочем, если у вас есть другие возможности…
Опомнившись, я беру себя в руки, расстегиваю верхнюю пуговицу рубашки, ослабляю узел галстука.
— Простите, профессор, но я его десять лет жду, моего малыша. Сам-то я рос без отца, понимаете? Я хочу дать кому-то мою фамилию. Вот и все. И я десять лет искал женщину, которая… с которой я…
Сбившись, отчаянно взмахиваю рукой.
— Мне очень жаль. Можно повторить обследование, но… У нас сейчас проблемы с компьютерами, и мы проверяем все анализы вручную. Ошибка исключена. Не хочу попусту обнадеживать вас.
— Вы очень любезны.
Адриенна сжимает мою руку, заряжая своей нежностью, доверием. Я вопросительно смотрю на нее. Она поняла. С долгим вздохом кивает, отворачивается. Я хлопаю в ладоши:
— Ладно, ничего страшного: бесплодие — это еще не смерть. Мы усыновим малыша.
Профессор медлит с ответом. Очки пойманы, положены на бювар, лицо непроницаемо.
— Вам тридцать лет.
— Двадцать девять с половиной. Ну да, через месяц будет тридцать.
— Мадам на девять лет старше. Видите ли, усыновление — сложная процедура. Пока соберете документы, пока их пропустят через все инстанции, через Управление по санитарным и социальным вопросам… Вас поставят в очередь, а детей мало… Скажу честно: ждать три года минимум, но тогда вы уже не пройдете по возрасту.
Слабость придавила меня к спинке кресла. Я касаюсь колена Адриенны.
— Ну хорошо, сделаем это, как его, искусственное оплодотворение, от донора. Если ты согласна.
Я не вижу ее лица. В голове туман.
— Конечно согласна, — отвечает она; так говорят с обреченным, чьи дни сочтены.
