— Я здесь, внизу, у вашего дома.
Комната погружена в сумерки. Элисон заснула на диване в гостиной. Поломка нагревательного устройства вынудила Коннора наконец включить камин, и в гостиной уютно пылает огонь. Стоя у окна, психолог в замешательстве смотрит на свою новую «пациентку».
Он знает, кто она. Он даже видел ее фотографии в газетах и журналах. Он слышал о ее похождениях и знает, что ее имя стало синонимом скандала и таблоидов. Но молодая женщина, с которой он только что разговаривал, не показалась ему ни высокомерной, ни избалованной. Заблудившаяся, в плену у прошлого, каждый день толкающего ее к краю пропасти, она смиренно пришла просить у него помощи…
В течение часа Элисон рассказывала ему свою историю: о происшествии на дороге, которое стоило жизни маленькому мальчику, трупе ребенка, который спрятал ее отец, о попытках вытеснить этот кошмар из памяти, потом о невозможности «с этим жить», о все больше и мощнее раскручивающейся спирали саморазрушения и попытке самоубийства.
Во что бы то ни стало она хочет избавиться от этого ужаса, хотя и опасается, что выхода из этого ада не существует. Сегодня вечером она была готова сдаться полиции, но у нее не хватило мужества. Коннор — ее последняя надежда.
Она решила последовать давнему совету своего отца: обратиться к врачу и вручить ему свою судьбу.
Коннор добавляет полено в камин.
Сейчас он вспомнил, что через несколько месяцев после появления его книги он получил отклик от Ричарда Харрисона. Бизнесмен писал, что книга произвела на него глубокое впечатление и что он хотел бы встретиться с ним. Коннор не ответил, но потом пожалел, так как несколько месяцев спустя, на вершине благополучия, миллиардер публично объявил о своей болезни.
«Этот ребенок, которого я убила, — сказала Элисон в конце рассказа, — он каждую ночь является мне во сне».
При этих словах Коннор вздрогнул. Казалось, он услышал самого себя и потому переживал ее страдание, как свое собственное. По этой причине он обещал помочь ей. Он заставил ее принять анксиолитическое средство[111] и предложил провести ночь у него. Завтра он обсудит с ней новые терапевтические методы лечения, но пока ей надо отдохнуть. Успокоенная словами врача, она улеглась ближе к огню и наконец уснула, завернувшись в одеяло.
Глубоко задумавшись, Коннор собрался зажечь сигарету, как снова зазвонил телефон. Удивленный вторым ночным звонком, он быстро берет трубку:
— Доктор Коннор Мак-Кой?
— Да, это я.
— Это полиция…
— …Лейтенант Дэйв Донован, 14-й округ…
— …извините, что беспокою вас среди ночи, доктор.
— Чем могу быть полезен?
— Двое наших сотрудников задержали несовершеннолетнюю девушку, самовольно проникшую в холл здания, расположенного в виллидже.[112] Она заявляет, что ее мать умерла и в Нью-Йорке у нее родственников нет.
— Эви Харпер?
— Да, именно так она и назвалась, девушка утверждает, что она ваша пациентка.
— Да… это правда, — лжет Коннор, — а что с ней?
— У нее переохлаждение организма, но сейчас ей лучше. Теоретически я должен поставить в известность социальные службы, но подумал, что будет лучше сначала предупредить вас.
— Я сейчас буду, — заявляет врач, прерывая разговор.
Коннору сразу становится легче.
Он даже чувствует нечто вроде эйфории при мысли вновь увидеть Эви.
А вдруг это была та самая ночь, когда все это должно было произойти?
— Осторожно… Джереми! Осторожно!
Коннор резко оборачивается к дивану. Это Элисон во власти тягостных сновидений отбивается от невидимого врага.
Он присаживается около нее и осторожно будит.
— Мне нужно выйти на некоторое время, — объясняет он Элисон.
— А вы вернетесь? — спрашивает молодая женщина сквозь сон.
— Сразу, как только смогу, — уверяет он ее.
Коннор проходит на кухню, чтобы приготовить ей настой.
— Его звали Джереми, мальчика, которого вы сбили?
— Это все, что я о нем знаю, — подтверждает Элисон. — Это имя было написано на его цепочке.
— Его цепочке?
— На его запястье был маленький браслет-цепочка, застежка сломалась… от удара… Я подняла его.
Объясняя это, она роется в сумке, достает оттуда цепочку с плоскими звеньями и кладет на столик.
Коннор возвращается в гостиную и приносит ей дымящуюся чашу. Взяв в руки браслет, он так потрясен, что ему приходится сделать над собой сверхчеловеческое усилие, чтобы скрыть свое волнение от Элисон. Он надевает пальто, бормочет «до скорого» и покидает квартиру. И только в лифте он дает волю своим чувствам.
Он хорошо знает, кто такой Джереми.
— Вот то, что вы меня просили, пожалуйста, — говорит Коннор, подписывая на глазах полицейского бумагу, согласно которой он как врач берет на себя всю ответственность за пациентку Эви Харпер.
Пока полицейский старательно вычитывает документ, Коннор меряет шагами вестибюль. В эту рождественскую ночь в участке царит необычайное оживление: со всех сторон входят полицейские, ведущие обитателей трущоб, пьяниц, жертв дорожных происшествий. Коннор ненавидит это место, как ненавидит все, что имеет хоть какое-нибудь отношение к полиции. После того, как он посмотрел на Бродвее «Отверженные», он стал ощущать себя Жаном Вальжаном, постоянно опасающимся появления Жавера. В самых отдаленных уголках сознания он убежден, что убийство наркоторговцев однажды всплывет на поверхность, и его жизнь закончится за тюремными стенами.
— Все в порядке, — заявляет офицер, складывая документ в папку.
Он говорит по телефону, бормочет какие-то слова, затем поворачивается к Коннору.
— Вам сейчас приведут девочку, — объявляет он с тактичностью хозяина борделя.
— Вы очень любезны.
Однако Коннору приходится ждать довольно долго.
— Привет, — говорит он, увидев Эви.
— Привет, — отвечает она, делая несколько шагов навстречу ему.
Она грязная, ослабевшая, у нее слипаются глаза. Холод, невозможность поспать, содержание в камере стали тяжкими испытаниями для нее.
— Пошли? — предлагает Коннор, забирая рюкзак девочки.
Они молча едут в комфортабельном «Астон-Мартине», и белый металлический город проплывает перед их глазами. Те немногие снежные хлопья, которые все еще падают, тут же сметаются с ветрового стекла мощными дворниками.
— Спасибо, что пришли, — вздыхает Эви устало. — Мне жаль, что разбудила вас среди ночи.
— Ты правильно сделала, — отвечает Коннор, — я о тебе беспокоился.
Улицы пустынны, но из-за снегопада приходится ехать осторожно. Врач притормаживает на перекрестке улицы Хьюстон и направляется на юг.
— …ничего, я все равно очень мало сплю, — уточняет он.
— Я знаю, — кивает Эви.
На улице Лафайетт, когда они проезжают Нолита и Маленькую Италию, Коннор мрачнеет:
— Откуда ты можешь знать?
— Потому что это написано в книге.
— Какой книге?
— В вашей, — говорит она, доставая из рюкзака свой потрепанный экземпляр «Выжить».
Коннор качает головой и впервые улавливает на лице девушки проблеск детской шаловливости: она слегка улыбнулась, едва заметно.
