дом, который они увидели издалека. Его окружала вечнозеленая живая изгородь.
Лабиринт того, прежнего Синего Бороды обветшал и пожух, а самого его давно след простыл, и им пришлось тогда саблями прокладывать себе дорогу через увядшие заросли. Но этот лабиринт был живым.
Насаждения зашелестели, едва чужаки ступили на их территорию, словно вечнозеленые ветви хотели предупредить убийцу, которого они охраняли. Труаклер. На этот раз ни имя, ни лицо его уже не были чужими. Вспомнить хотя бы вечера, проведенные вместе на иной почтовой станции за выпивкой, за россказнями о ревности фей и дочерей фабрикантов, за историями о проигранных и выигранных дуэлях, о хороших кузнецах и плохих портных.
Он жаждал прикончить Труаклера. Никогда в жизни он не желал ничего более страстно.
Стая голубей поднялась из зелени. Джекоб встревоженно посмотрел им вслед. А если он убьет Лиску, едва заметит их с Доннерсмарком?
Он твердил себе это снова и снова.
Он утратит рассудок, если позволит себе думать иначе.
Он убьет Труаклера.
42. Белое
Голубки. Перья белые, как ее страх. Они выписывали крыльями росчерки страха в вечернем небе.
Лиска уперлась руками в окно, шепча имя Джекоба, словно это нашептывание могло провести его через лабиринт Синей Бороды. Однажды он уже освободил ее из капкана, но тогда добычей была она. На этот раз она служила приманкой.
Она была так рада, что Джекоб здесь!
И – так страстно желала, чтобы он ее никогда, никогда не нашел!
У нее за спиной между пустых тарелок стоял графин и наполнялся ее страхом.
43. Потерялись
Джекоб не отказался бы сейчас от клубка нервущейся нити или, еще лучше, от такого, что сам провел бы их сквозь лабиринт, катясь по посыпанным гравием тропинкам между живых зеленых стен. Но Доннерсмарк тщетно искал в кунсткамере подобную полезную волшебную штуку. Клубок, нить от которого Джекоб привязал при входе в лабиринт, он позаимствовал в одной виеннской портняжной мастерской, и в нем не было ровным счетом ничего магического, кроме ловкости рук, необходимой, чтобы спрясть из овечьей шерсти упругую нить. Она-то и будет нитью их жизни. Их единственной надеждой не потеряться среди живых заграждений.
Джекоб осторожно пропустил нить между пальцев, и они с Доннерсмарком начали пробираться сквозь темные ветви. Убийца широко расставил свои зеленые сети. Спустя несколько поворотов они споткнулись о заржавевшую саблю. Здесь же они обнаружили тщательно обглоданные кости, полуистлевшие сапоги, старого образца пистолет. Уже скоро они начисто забыли, откуда пришли, и не на шутку обеспокоились, увидав белые цветы, росшие в тени изгороди. Забудки. Ни растаптывать, ни обрывать их не имело никакого смысла. Напротив, когда бутоны увядали, действие их только усиливалось. Джекоб с Доннерсмарком обвязали себе платками рты и носы и по пути повторяли имена, названия мест и события, которые им довелось вместе пережить. Но несмотря ни на что, с каждым шагом их воспоминания бледнели, а единственной связью с миром оставалась нить.
Листва. Ветви. Тропы, обрывавшиеся перед вечнозеленой стеной. Снова и снова.
Джекобу доводилось возвращаться из таких мест, где человек терял самого себя, но даже острову фей оказалось не под силу преобразить мир в подобное ничто. Он пощупал у себя на руке шрам от укуса – когда-то Лиса укусила его, чтобы он, чего доброго, не потерял себя в объятиях Красной Феи.
И вновь тропинка уперлась в изгородь. Доннерсмарк с проклятием рубанул саблей по ветвям. Справа. Слева. Даже слова, казалось, утратили всякое значение. Джекоб начал сматывать нить, чтобы она привела их с Доннерсмарком обратно к последнему перекрестку.
Сколько часов они здесь кружат? Или уже миновали целые сутки? Существует ли что-нибудь, помимо этого лабиринта? Джекоб оглянулся, нащупывая в кармане пистолет, и вдруг увидел позади себя мужчину с обнаженной саблей.
Незнакомец опустил саблю.
– Джекоб, это я!
Доннерсмарк.
Нет, существует только одно имя, которое он не имеет права забыть. Лиска.
Он прислонился спиной к вечнозеленой листве изгороди. Аромат забудок ударил ему в голову клейким ничто.
Потом он двинулся дальше – и вдруг схватился за грудь.
Четвертый укус.
От боли он рухнул на колени, выпустив из рук клубок. К счастью, Доннерсмарк успел нагнать клубок до того, как тот исчез под ближайшим кустом.
Боль заставила сердце Джекоба биться с чудовищной скоростью, но все, о чем он мог помыслить, было: «Только не сейчас. Только не здесь!» Сначала он должен ее найти!
– Что с тобой? – Доннерсмарк склонился над ним.
Боль разлилась по всему телу, поглощая его плоть.
Доннерсмарк встал рядом с ним на колени.
– Нам не выбраться отсюда. Никогда.
Но как, если боль затуманила ему рассудок?
Он сунул дрожащие пальцы в карман. Где же она? В складках золотого платка лежала визитка. Пустой она оставалась недолго.
Джекоб прижал руку к ноющей груди. Ответ дался ему нелегко. Подобный торг мог окончиться плачевно.
– Да.
– Что ты там делаешь? – Доннерсмарк с недоверием уставился на карточку.
Она наполнилась новыми письменами.
– Все, что попросишь.
Вряд ли это будет дороже, чем цена, назначенная феей. Только бы им выбраться из лабиринта!
Зеленые чернила. Почти такие же зеленые, как глаза Ирлкинга. Гуисмунд продал душу дьяволу. А кому продавал сейчас свою Джекоб?
Боль отступила, но Джекоба все еще мутило от аромата забудок, и он едва уже припоминал
