Тук! Дзынь! Шур-рр!

Все четыре леденцовые трости разом поднялись в воздух и одна за другой вылетели в окно. Детей как сдуло с постели. Они на цыпочках кинулись к окну и перегнулись через подоконник. Темень — хоть глаз выколи! На небе ни одной звёздочки! Но сквозь ветви вишневых деревьев что-то светило, сверкало, переливалось, играло металлическим блеском.

Это была мисс Калико. В своём странном платье, утыканном булавками, будто ежиными иголками, она гарцевала в небе на мятной лошадке. Хлыст в её руке легонько пощёлкивал, а тонкие переливы свистка пронизывали ночь, словно соловьиные трели.

— Живее, коняшки-черепашки! — подгоняла мисс Калико летящие на её зов леденцовые палочки. — Плясун, неслух ты эдакий! Ко мне!

И откуда-то из подвала прилетела к ней ещё одна тросточка.

— Это, наверное, лошадка Робертсона Эй, — предположила Джейн.

— А ты куда запропастилась, Лакомка? Скачи ко мне, девочка! — Мисс Калико слегка щёлкнула хлыстиком.

Тут же из окна мисс Ларк выскользнула ещё одна тросточка и принялась весело скакать вокруг мисс Калико.

— Идём, Полосатик! Скорее, Конфетка! Яблочко! Рысачок!

Со всех сторон к ней слетались леденцовые трости, и мисс Калико сверкающей звёздочкой вилась среди них.

— Перебирай копытцами, Цветочек! Не отставай, Медок! Кто скачет резвее, тот и дома скорее!

Она посвистывала, пощёлкивала хлыстом и весело смеялась, а леденцовые лошадки гурьбой устремлялись за нею. Всё небо уже было усеяно летящими сахарными тросточками. Оно, казалось, подрагивало от их звонкого топота и радостного ржания. Вначале мятные лошадки выглядели тёмными, бесцветными тенями. Но вот над парком показался краешек луны. Она просвечивала сквозь ветви деревьев, и сахарные лошадки сразу же заиграли яркими красками. Они сверкали и мерцали, их розовые копытца искрились в лунном свете.

— За мной, мои красотки! Вперёд, мои сахарные! — не унималась мисс Калико, призывая своих лошадок.

Хлыст её щёлкал. Свисток нежно свиристел. И весёлый табунок цветным облачком нёсся за нею следом.

А тем временем луна взошла над деревьями парка, полная и ясная. Джейн вдруг схватила брата за руку.

— Ой, Майкл! — прошептала она. — Смотри, луна синяя!

Луна и впрямь казалась синей-синей. Она медленно плыла по небу над парком, над Вишнёвым переулком, и от её лучей всё вокруг мерцало голубоватым светом. Луна поднялась на самую середину небесного купола и, словно громадный синий ночник, висела над спящим городом.

А в её свете, будто стая летучих мышей, высоко-высоко роились около мисс Калико игривые мятные лошадки. Их силуэты на миг чётко вырисовались на фоне синего диска луны и пропали, уносясь прочь. Звонкое щёлканье хлыста раздавалось всё тише и тише. Растаял в безмолвии ночи и тонкий голосок мисс Калико. Леденцовые лошадки пропали, словно и не было их никогда.

— Из самого лучшего сахара! — донеслось издалека слабым эхом.

Ещё несколько мгновений дети стояли у окна, прислушиваясь к тишине. Потом Майкл грустно промолвил:

— И всё-таки мы не смогли удержать их.

— Она ведь предупреждала нас, — откликнулась Джейн, вглядываясь в опустевшее небо.

Они отошли от окна и увидели, что вся комната облита синим лунным светом. Он растёкся синей лужей на полу. Он перелился через детские кроватки, добрался до раскладушки в углу и вдруг смело плеснулся налицо спящей Мэри Поппинс. Он стёк с её щеки на шею. Но Мэри Поппинс не проснулась. Только вдруг таинственно и удовлетворённо улыбнулась, словно и во сне была необычайно довольна собой.

Дети стояли около неё, затаив дыхание и не смея шелохнуться. Они заметили эту странную улыбку и переглянулись.

— Она знает, — шепнул Майкл.

И Джейн кивнула:

— Да!

Минуту-другую они наблюдали за улыбкой спящей Мэри Поплине, потом тоже улыбнулись друг другу и на цыпочках прокрались к своим кроваткам.

Синий лунный свет лежал и на их подушках. И стоило детям шсрыть глаза, как он нежно укутал их невесомой пеленой. Он слегка коснулся кончика носа Мэри Поппинс и оставил на нём голубое пятнышко. Она и тогда даже не подумала просыпаться, словно синяя луна была для неё самым обычным делом. Забавно сморщив нос, Мэри Поппинс повернулась на другой бок и натянула одеяло на голову. Вскоре в детской слышалось только ровное дыхание.

— И постарайся не расплескать! — строго сказала Мэри Поппинс, вручая Майклу большую чёрную бутылку.

Тот серьёзно покивал и почтительно принял бутылку в обе руки.

— Я буду очень осторожным, — пообещал он и двинулся мягким, кошачьим шагом, будто ночной воришка в чужом саду.

Сегодня утром они с Джейн и Мэри Поппинс заходили к адмиралу Буму, чтобы одолжить у него бутылку портвейна для мистера Бэнкса. Теперь она была в руках у Майкла, и он, боясь оступиться, выбирал, куда поставить ногу, словно шёл босиком по раскалённым камням. А следом за ним совершенно безответственным, можно сказать, прогулочным шагом топала Джейн с большой пятнистой раковиной, подаренной миссис Бум.

В гостях было чудесно. Адмирал сначала спел им морскую песенку;

Потом он показал удивительный кораблик с мачтами, парусами и даже крохотными матросиками, попавший каким-то образом в бутылку с узким горлышком. А миссис Бум угостила их имбирным лимонадом и миндальными пирожными. Биннакль, отставной пират, служивший у адмирала и поваром, и слугой, позволил им полюбоваться на череп со скрещёнными костями, выколотый у него на груди.

«Да, — думал Майкл, — денёк был что надо!»

Он незаметно потряс бутылку, она тихо булькнула.

— Интересно, каков этот портвейн на вкус? — пробормотал он, вспоминая старого пирата. — Вот бы хлебнуть глоточек!

— Прибавь шагу, пожалуйста! — скомандовала Мэри Поппинс. — И не цокай ногтем по бутылке. Она не дерево, а ты не дятел!

— Как могу, так и иду, — почти неслышно буркнул себе под нос Майкл, а громче добавил: — Куда торопиться-то, Мэри Поппинс?