оживилась:
— Мистер Белл! Конечно-конечно! Присаживайтесь. Вас сейчас примут.
Сказала она это даже с преувеличенной живостью и так искренне улыбнулась ему, что Роджер, опасавшийся, что его могут посчитать за рядового просителя, пришедшего на аудиенцию к Его Высочеству, тут же перестал волноваться за свой статус.
В дальнем конце приемной стоял стол, за которым сидел огромный белый полицейский с бесстрастной физиономией. Роджер посмотрел на него в упор, и полицейский едва заметно, из вежливости улыбнулся. «Мда-а… охрана белая… секретарша черная… Белый коп и черная секретарша…» Роджеру стало интересно, всегда ли Уэс действует таким образом — и черное и белое, и то и другое, — ведь просители, приходящие к нему, могли оказаться как белыми, так и черными. Сейчас же кроме него, Роджера, на диване в приемной сидел только мужчина лет пятидесяти, бизнесмен из белых. По крайней мере, Беллу так показалось. Одет он был как типичный белый бизнесмен в Атланте — неприметный, темного цвета мешковатый костюм, купленный в отделе готовой одежды, рубашка в полоску и галстук «Взорвавшаяся пицца» — так Роджер называл про себя галстуки, недавно вошедшие в моду. Как будто прямо на ткани разлетелась на куски пицца с оливками и острой колбаской. Даже черные бизнесмены перешли на такие! А Роджер всегда считал, что черные одеваются с гораздо большим вкусом, гораздо более стильно, чем белые. Ну а туфли… В обуви белые вообще ничего не смыслят: напяливают ботинки с выпирающей подошвой — как тротуар на мостовой.
Роджер Белый сел напротив бизнесмена; когда он опустился в мягкое, обтянутое кожей кресло, кожа с шикарным вздохом опала под ним. От нечего делать Роджер стал разглядывать интерьер. В приемной оказалось много английской мебели, той, которая так нравилась Уэсу, от «Шератон» и «Хепплуайт»; точно такая же стояла у Уэса дома в Каскадных Высотах. Приемная походила на традиционный клуб для солидных джентльменов, вроде «Коммерс-клуба» или «Кэпитал-сити», где Роджеру доводилось бывать на ланчах.
Однако что-то… что-то все же выбивалось из общего стиля… Тут Роджер заметил портьеры по обеим сторонам окна. Огромные портьеры, в складку, сильно задрапированные, сшитые из… йорубского хлопка! Вот оно что! Не узнать яркий, в черно-красно-желтых красках узор невозможно, пусть даже портьеры и были задрапированы. А высоко на стене, над диваном, висели на темном фоне фантастические африканские картины… из камня и слоновой кости… антилопы, львы, гепарды… сказочные существа из йорубских мифов… На соседней стене красовались мастерски выполненные зловещие маски знахарей и два перекрещенных копья с характерными йорубскими кистями, подвязанными под наконечниками.
Роджер сразу узнал их, еще бы! На первом курсе в Морхаусе он попал в группу студентов, которых на весенние каникулы повезли в йорубские земли, — и почему современные студенты не могут придумать что-нибудь дельное вроде этого! — в самое сердце Нигерии — город Лагос. Группу возглавляли доктор Майклз и доктор Померой. Возили студентов с вполне определенной целью — чтобы те познали свои корни. Среди ученых бытовало мнение, что в Америку рабов ввозили в основном из йорубских земель, этой колыбели великой цивилизации, возможно величайшей во всей Африке. Дома вождей в самом деле впечатляли. В некоторых было до пятидесяти комнат, богато украшенных резьбой и всякими предметами культа, вроде тех, что на стенах приемной. Роджер вспомнил — Уэс ведь тоже был в составе той группы. И точно так же, как и он, Роджер, запомнил эту поездку на всю жизнь.
Роджер поднялся с кресла и подошел к стойке.
— Простите, — заговорил он с секретаршей; ее хорошенькое, улыбающееся личико тут же повернулось к нему. — Мне просто любопытно, — Роджер показал на резьбу, висевшую над диваном, — давно они здесь?
— Что-то около двух недель.
— А вон те? — Он махнул в сторону масок и копий.
— Тоже, — ответила секретарша. — Господин мэр сам принес их. Кажется, из дома.
— Шутите?! — вырвалось у Роджера. Но он тут же понял, что сморозил глупость, совсем как на днях у Макнаттера, и поспешно добавил: — Они просто великолепны!
Возвращаясь к креслу, Роджер несколько раз задумчиво повторил про себя: «Да, они великолепны… они великолепны…» И в то же время с удивлением думал: «Из дома? Дома? Чтобы Уэс Джордан — и коллекционировал йорубское искусство?»
Роджер все еще удивлялся — Уэс никогда не проявлял ни малейшего интереса к подобным предметам, ни после той экскурсии, ни даже в конце шестидесятых — начале семидесятых во время всплеска афроцентристских настроений. Роджер все еще ломал голову над услышанным, когда в дверном проеме за стойкой показалась женщина. Она стремительно подошла к нему и улыбнулась открытой, теплой улыбкой:
— Мистер Белл? Я — Глэдис Цезарь. Пойдемте со мной — господин мэр будет очень рад встретиться с вами!
Роджер тут же окинул Глэдис Цезарь оценивающим взглядом. Это была невысокая, полноватая дама средних лет, энергичная и предельно организованная. Кожа не то чтобы светлая, но и не иссиня-черная. Наверняка в своей среде имеет репутацию человека, способного убеждать и добиваться своего. Он проследовал за ней по длинному коридору, с одной стороны которого тянулись застекленные полки с целой батареей самых разных экспонатов: двумя японскими керамическими куклами, облаченными в настоящие, изумительно красивые кимоно замысловатых фасонов, украшенные какими-то лакированными красными дисками; чашей из стекла французской фирмы «Лалик» с обнаженной фигурой в стиле «ар деко», поднимающейся с ободка; осколком, хотя и немаленьким, напоминавшим древний римский барельеф; бронзовой скульптурой нью-йоркского усатого полицейского высотой дюймов в шестнадцать, восседающего на лошади; искусно сработанной моделью корабля девятнадцатого века, помещенной в большую бутыль с узким горлышком… Все эти экспонаты, один другого дороже, тянулись нескончаемыми рядами. Не успел Роджер и рта раскрыть, как Глэдис Цезарь пояснила:
— Подарки от высоких гостей. Японцы, к примеру, никогда не приезжают с пустыми руками. У них это считается дурным тоном.
Они прошли мимо небольших офисных помещений и дошли до двух внушительного вида дверей из красного дерева. Когда они поравнялись с левой, Глэдис остановилась и, вынув ключ, отперла дверь, жестом приглашая Роджера войти и присесть на большой, обтянутый белым твидом диван. Мягко, с самой теплой улыбкой, какую только можно было ожидать, она сказала:
— Располагайтесь. Мэр будет с минуты на минуту.
Роджер осмотрелся. Помещение выглядело как гостиная, современная, но не безликая. В комнате было одно-единственное окно, однако оно отличалось размерами — от пола до потолка — и отодвигалось наподобие раздвижной двери, открывая вход на балкон. Балкон, как и все здание, был из бледно-серого сборного бетона, но модерновые, темного металла перила и балясины придавали ему исключительно стильный вид. Диван стоял совсем рядом с балконом, повернутый спинкой; перед диваном был стеклянный журнальный столик с крышкой не меньше двух дюймов в толщину, заключенной в простую на вид, но искусно сделанную под бронзу раму. На полу лежал ковер с густым ворсом — на белом фоне повторялся темно-коричневый геометрический рисунок. Всмотревшись, Роджер разглядел феникса, мифическую птицу, возрождавшуюся из пепла, — символ Атланты, города, который дважды сгорал дотла и снова отстраивался. На одном конце столика лежала кипа иллюстрированных книг большого формата, а по центру… по центру стояла увеличенных размеров йорубская гадательная чаша, покоившаяся на высоких, в фут высотой, фигурках лошади и всадника, вырезанных из красноватого дерева в стиле древнего африканского государства Ойо. Какое великолепие! Взгляд Роджера уперся в стены, которые из-за своего темного оттенка поначалу показались ему сплошным красным деревом. Только теперь он разглядел, что на самом деле они эбонитовые… с пола до потолка… без всяких вычурностей… Прямо напротив висела целая коллекция йорубских мечей, по всей видимости ритуальных, — каждый был дюймов восемнадцати длиной, затейливо вырезанный из слоновой кости. На эбонитовом фоне вся эта кружевная резьба смотрелась особенно эффектно… Вот это великолепие! Вот это да!
Роджер все еще завороженно глядел на мечи, когда послышался звук открывающейся двери. От боковой стены, вероятно соединявшей гостиную с небольшим кабинетом, по ковру шел невысокий, всего пяти футов семи дюймов, Уэс Джордан, всем своим видом выражавший радость от встречи.
