Для Кенни все это было увлекательным приключением «гонщика». Он велел Конраду ехать за ним в Нортаун; близ Ричмонда, где они бросили джип (там его стопроцентно угонят, заверил Кенни, и историю смены хозяев уже никто не сможет проследить), Конрад пересел в красное стерео на колесах и закрыл глаза.

Кенни начал объяснять, почему везет его в Окленд, но Конрад слишком устал. Нервная система отказывалась выполнять логические операции. Веки отяжелели. Словно огромный пресс опустился на мозг, увлекая его вниз-вниз-вниз-вниз-вниз-вниз… «Передай Джил…» — но даже об этом он уже не мог думать.

Вскоре огни и голоса вокруг насторожили чуткого часового — страх, и Конрад открыл глаза. Было еще темно. Кенни ехал по ярко освещенной улице среди других машин. Голоса… широкий проспект… четырехполосное движение… мощные фонари… Множество людей, в основном темнокожих — идут по тротуарам, собираются в скверах, угощают друг друга чем-то домашним, обсуждают последнюю городскую новость, землетрясение.

— Где мы?

— В О-тауне, — хихикнул Кенни. — Шишка-сити, Фингал-авеню, Окленд, Калифорния.

— Куда мы едем?

Кенни рассмеялся, не объясняя причины своего веселья.

— В круглосуточный мини-маркет. Познакомишься с Мэй и ее армией.

Автомобильчик Кенни свернул на дорожку, ведущую к бензозаправочной станции. Лампочки под крышей небольшого домика освещали две бензиновые колонки. За ними крыльцо с вывеской: «Мини-март Мэй. 24 часа».

В эту ночь после катастрофы торговля шла бойко. Только какая-нибудь машина отъезжала, как на ее место тут же вставала другая. Затаив дыхание, Конрад смотрел, как Кенни паркует свое стерео на колесах рядом с патрульной машиной.

— А-а-а, — подмигнул Кенни, — это тебе не Дэнвилл, это Фингал-авеню. Полицейских хватает. Главное, не бзди. Можешь мне поверить, ни один полицейский на Фингал-авеню не станет посреди ночи искать белого, сбежавшего из Санта-Риты.

Внутри магазинчик оказался старым и невзрачным. Лампы дневного света горели так ярко, что свет резал глаза. Повсюду полки с товарами, стеклянные дверцы холодильников, всевозможная газировка, пиво, молоко, прочие напитки и мороженое. Еще не открытые картонные коробки громоздились у стен, а пустые валялись на полу. Среди них бродило человек двадцать покупателей — неприкаянных душ, наводнивших О-таун после землетрясения. Их рассеянное топтание записывали на пленку несколько видеокамер, направленных на дверь, на проходы между полками и на прилавок с кассовым аппаратом.

Откуда-то из-за кассы раздался сердитый женский голос:

— Ай-х тый, пидарас, вот тый ктоу! Смотреть на парний! Как диевкай! — Презрительный смех. — Тебей наплевай, что у меняй всей стащить! Ай-х тый, пидарас!

— Что за байда, Мэй, когда я пришел, все так и было!

— Когдай тый пришей, здесь былой эти бычьи хрены на эк-раней, да? И тый на них пялитьсяй? Убирайсяй! Тый уволен.

— Ты чиво, Мэй? Что я такого сделал?

— Тый дал у меняй все стащить! А сам — сам смотрей порнай!

Мэй, хозяйка круглосуточного «мини-марта», была в черных джинсах и черной безрукавке. Вьетнамка не старше тридцати, круглое азиатское лицо, гладкая кожа и пухлые, красиво изогнутые губы. Такую соблазнительную внешность даже ругань не портила.

Ругательства и насмешки сыпались на тощего китайца лет двадцати пяти, одетого в футболку и штаны защитного цвета, такие же, как у Конрада, с чем-то вроде складного ножа в чехле и маленьким фонариком на поясе. Испуганный парень пытался жестами что-то объяснить Мэй и бормотал извинения. Кенни обернулся к Конраду и подмигнул.

Мэй продолжала распекать парня, и постепенно суть его проступка прояснилась. Китаец, которого звали Хун, должен был смотреть за магазином в отсутствие Мэй, когда она спала или работала у себя в кабинете. И вот хозяйка обнаружила, что, стоило ей отлучиться, как Хун отвинчивал петли замка в деревянном шкафчике с оборудованием для видеонаблюдения и уже не следил за покупателями, а смотрел порнографические кассеты. Во время землетрясения Мэй спала наверху, а сейчас спустилась и застала порнофильм на экранах противоворовской системы. Все кассеты из ассортимента мини-маркета предназначались натуралам, но Мэй была убеждена или делала вид, что убеждена: Хун — гей, и его интересуют только «парний с боль-шимий елдами».

— Тый идти домой и трахайсяй с пидорамий! — кричала она на несчастного китайца.

У другого конца прилавка, явно наслаждаясь таким зрелищем, стояли шестеро парней. Один — высокий китаец, одетый, как и Хун, в штаны защитного цвета. Двое других — сикхи в бледно-голубых чалмах, с расчесанными усами и бородами, оба крупные, мускулистые. Еще трое — очень темнокожие, стройные, с тонкими чертами лица.

Пока Мэй и Хун выясняли отношения, Кенни придвинулся к Конраду поближе и прошептал:

— Армия Мэй. Видишь китайца, Хуна? — Хун как раз заявлял, что с ориентацией у него все в порядке, хоть сейчас может доказать. — Вон еще его друг, — Кенни показал глазами на высокого китайца в компании у прилавка. — Оба из Чи Ком.

— Откуда-откуда?

— Из китайских коммунистов, боевиков. Родились в Камбодже, родной язык кхмерский, но подготовку проходили в Китае, воевали за Китай, а потом передумали и иммигрировали сюда как камбоджийцы. Видишь кастет у него на поясе? Самолетная сталь. Настоящее оружие, сечешь? Такой штукой можно убить. — Кенни явно восхищали орудия убийства и те, кто ими владеет. «Если б он только знал», — подумал Конрад. — А видишь того сикха, справа, высокого? Его зовут Торин, Торин Синг. Он был боевиком в Индии, сапером, он мне рассказывал — воевал против правительства. А вон тот, черный, слева, его зовут Ахилл. Командос из Эфиопии, прыгал с парашютом. А потом выяснилось, что его старик водил дружбу с Хайле Селассие, тамошним бывшим императором, и Ахилл ушел в подполье, ну и приехал сюда. Вон те двое — из Эритреи. Знаешь, где это?

Конрад помотал головой.

— На севере Эфиопии. Учились в колледже, примкнули к какому-то революционному движению — взрывали грузовики и прочую фигню, а потом приехали сюда. Работают по ночам в магазинах, как Хун, или в «Пайонир Чикен», как Торин. А то «бомбят» по городу, как Ахилл. В этом «Пайонир Чикен» просто так не продержишься, по ночам могут справиться только крутые парни, боевики там или кто. В тех кварталах еще хуже, чем здесь. Так что ребята вечно тусуются у Мэй. Это ее армия. Пока все спят, здесь настоящая армия! Саперы, разведчики, бывшие командос, подпольщики, террористы, камикадзе — все из Азии, Африки, бог знает откуда еще. Никому не известно, как они сюда попали, что здесь делают — может быть, только Мэй в курсе. Им достают фальшивые удостоверения личности, права, медицинские страховки, кредитки, виды на жительство, снабжают сотовыми, авиабилетами, находят работу — все что угодно. Правда, они ни хрена не зарабатывают в этих ночных. Сколько имеет пацан вроде Хуна? Долларов пять в час. И потом, это ж опасно. В таких местах работать по ночам — лучший способ самоубийства. Но все-таки работа как-никак, Мэй не даст пропасть. Это же ее армия.

Глаза у Кенни горели восторгом и завистью — романтика, ночной легион отважных воинов, готовых на смерть, приехавших неведомо откуда, сплоченных своей беспощадной войной — как наивно он, сделавший своим девизом все эти «Мозг сдох!», «Жри-сри!» и «Гони, не спи!», восхищался «суровым