Койка ходила ходуном и жалобно скрипела. Чтобы не упасть, Конрад держался за лестницу. Внизу что-то упало. Конрад высунул голову. Пять-Ноль свалился на пол.

— Э, Конрад! Что за фиг-гня?

— Не знаю! — Койка под ним затряслась еще сильнее, заходила зигзагами. — Наверно, землетрясение!

— Буммай, бра! — Пять-Ноль попытался встать на ноги, но его тут же швырнуло обратно на пол.

Боясь упасть с верхней койки, Конрад еще крепче схватился за лестницу, скользнул вниз и тут же растянулся на полу. Удержаться на ногах было невозможно, он едва не ударился головой об унитаз. Сам бетонный пол качался. Конрад и Пять-Ноль стояли на четвереньках. На потной спине гавайца отражался лунный луч. Конрад посмотрел вверх. Проволочная сетка на потолке провисла и тоже качалась.

— Э! Охрана! — крикнул Пять-Ноль. — Откырывайте дыверь!

Такие крики неслись со всех сторон. Запертые в камерах, как крысы в клетках, заключенные отчаянно рвались наружу.

Над всем этим скрежетом, тряской, падениями, криками, стонами, руганью раздался жуткий треск. Свет, лившийся из окна, что-то заслонило. Это были мостки, которые оторвались от одной из стен. Мелькнула вспышка света, что-то полетело по кривой — охранник с фонариком.

— Э! Фрай! Ты где?

Конрад все-таки поднялся на ноги, одной рукой уцепился за лестницу на койке, а вторую протянул гавайцу.

— Вставай! Держись за меня! Мостки падают! Прячемся!

Пять-Ноль уцепился за него, и оба забрались на нижнюю койку. Металлические опоры качались. Судя по звуку, стена трескалась где-то в углу. Камеру наполнил сильный специфический запах сладковатой гнили. Р-рраз! — и бетонная Санта-Рита начала разваливаться на части. Скопившиеяся за полвека пыль и грязь завертелись в воздухе, заскрипели на зубах, хлынули в легкие мечущихся крыс, которые тщетно хватали ртом воздух.

И вдруг — такой мощный удар, что обоих швырнуло о стену, Пять-Ноль упал на Конрада. Нижняя койка подпрыгнула и выбросила их головой вперед. Оглушительный рев и грохот. Стены двигались, сталкивались, рушились. Треск дерева, лязг металла, звон бьющегося стекла, стук падающих обломков, смятая койка за спиной. Пол под ногами вздыбился, и Конрад полетел вниз головой — куда? В непроглядную тьму. «Засыпало! Задыхаюсь!» Ноги где-то выше плеч. Его втиснуло, как пробку, — только куда? Ничего не видно! Левая рука оказалась свободна. Конрад потянулся в темноту. Он изо всех сил пытался нащупать твердую поверхность. Никак! Сзади навалилось что-то тяжелое. Конрад пощупал — чье- то тело!

— Пять-Ноль! — Конрад тут же закашлялся. Пыль, крошево стен! Взвесь в воздухе душила его.

— Конрад… брата… — Сзади раздался слабый голос, и Конрад почувствовал, как его схватили за ногу. — Брата… брата… брата… — Тонкий отчаянный писк.

Ужас гавайца, его судорожная хватка вызвали у Конрада новый прилив клаустрофобии. «Засыпало, погребло в полной темноте! В могиле!» Он хватал воздух ртом, но чем чаще дышал, тем больше пыли попадало в легкие. «Задыхаюсь! Умираю!» Нет, все-таки воздух откуда-то поступал. Отовсюду неслись крики, стоны, мольбы о помощи. Конрад потянулся вниз. Пустое пространство. Может, яма? И Конрад, сам того не сознавая, произнес молитву — слова Эпиктета: «Веди ж меня, о Зевс, и ты, Судьба моя!»

— Брата… брата… брата… — жалобно тянул Пять-Ноль, вцепившись ему в ногу.

— Молчи, береги дыхание! — Этот инстинктивный порыв — защитить слабого — придал Конраду сил.

И он двинулся в яму, дыру, пустое пространство — вперед, что бы там ни оказалось. Земля перестала трястись. Со всех сторон слышалось: «Э! Помогите!.. Блядь, ну помогите же… А-аааа! Бля-аадь! А-аааа!» Голос шизика блеял:

— Табле-етку…. табле-етку… табле-е-е-етку…

— Не бросай меня, брата!

— Да не брошу, не брошу. Отпусти ногу, ползи за мной.

Пять-Ноль послушно отпустил его. Конрад пополз дальше в дыру. Гаваец карабкался за ним. Ползти приходилось на животе, было трудно дышать. Угольно-черная тьма. Конрад пытался поднять голову, но сверху давило что-то огромное, тяжелое, с острыми зазубринами. Задыхаясь, он полз вперед. Свет! Виден свет! Впереди показались слабые проблески. Конрад прополз еще немного. Свет проникал сверху, сквозь груду искореженного металла и бетона над их головами. Оказывается, они пробирались по трещине — не шире их плеч и не больше фута высотой.

Пять-Ноль снова отчаянно схватился за Конрада.

— Помогай, брата… помогай… я правда… правда… помогай…

— Отпусти! Ползи лучше!

Но гаваец только сильнее стиснул его ногу, хныча, как ребенок.

Как ребенок… Конрад протянул руку назад и нащупал лицо Пять-Ноль где-то между своих коленей. Он погладил гавайца по щеке, словно тот и правда был малышом, и сказал ласково:

— Пять-Ноль… я с тобой, а ты со мной, мы вместе, и сейчас выберемся отсюда. Слышишь? Выберемся, Пять-Ноль, я все время буду с тобой. Держись, я тебя не брошу. А сейчас ползи, отпусти меня и ползи, толкайся ногами посильнее. Я не брошу тебя. — Конрад продолжал гладить его по лицу в такт словам.

Всхлипы, кашель, причитания… но судорожная хватка наконец ослабла.

— Хорошо, Пять-Ноль, молодец, теперь пошли.

Вытянуть руку из-за спины и протянуть вперед было гораздо труднее. Плечо по-прежнему упиралось в зазубренную плиту, грозящую придавить их. Конрад полз на животе. Нечего было и думать подняться на четвереньки — трещина слишком узкая. В темноте виднелись только проблески какого-то мертвенно- бледного света. Пять-Ноль полз сзади, шумно дыша.

Земля под руками вдруг стала влажной. Грязь, вонь… откуда-то льется вода… теперь они ползли по мокрой глине. Источник призрачного света был уже близко, и наконец Конрад увидел неровную дыру — пол отошел от стены и поднялся под углом. Сквозь дыру была видна сетчатая основа под штукатурку. А над головой нависла чудовищная масса бетона, земли, искореженного металла. Конрад протискивался вперед.

Дорогу преградила проволочная сетка. Конрад рванул ее что есть силы. Сетка отогнулась. Он заглянул в разлом и увидел какую-то комнату. Бледный голубоватый свет лился на стену с рядом окошек. Она сильно накренилась, почти на сорок пять градусов. Верх стены отошел от потолка, который и сам был расколот посередине и теперь едва держался, угрожая вот-вот упасть. В стене пучки проводов, телефонных кабелей… Да это же комната для свиданий! Сквозь одно из окошек в стене Конрад разговаривал с Джил в прошлое воскресенье. Бледный голубоватый свет — луна, она светит в дверной проем, а за ним грязный двор, где родственники ждали своей очереди. Снаружи был слышен грохот мотора без глушителя. Вопли, крики, мольбы о помощи. Можно ли протиснуться в эту дыру? Есть ли в ней хоть шесть дюймов? Конрад уперся локтями в стороны и просунул голову. Стал ввинчиваться дальше, плечи тоже прошли. С каждым вдохом бока вжимались в бетонные края дыры. Проволочная сетка впилась в спину. Точно, это комната для свиданий. Лунный свет лился на привинченные к полу высокие стулья, стоявшие теперь под углом. Беспомощно болтались сорванные с рычагов телефонные трубки.

Конрад уперся босыми ногами и рванулся изо всех сил. Острая боль — но локти проскочили, и теперь можно было целиком выбраться из трещины. Стоя на четвереньках, Конрад пытался отдышаться. Пол стал наклонным. По всему телу размазана грязь… живот, лицо, ноздри, ресницы — все в грязи. Грязь комками падала с носа, со лба… Спина саднила. Конрад потянулся рукой… кровь… кровь, напряженные мускулы… Он лихорадочно огляделся. Вокруг стояли голубые лунные сумерки. Комната выглядела так, словно огромные руки оторвали ее от земли, согнули, вывернули и бросили обратно. Ни одна стена, ни одна плоскость не лежала теперь под прежним углом. Пол накренился, в стыке со стеной образовалась дыра, куда Конрад только что протиснулся. Тяжелая амбарная дверь была сорвана с петель и лежала снаружи, расколотая надвое. Стена с окошками для переговоров была оторвана не только от потолка, но и от наружной стены, образуя клиновидный пролом…