камеры в камеру, и Пять-Ноль вовсе не собирался всем и каждому сообщать, что болеет за карася, опустившего Ротто.

— О-оо, брата! — Гаваец затряс головой и отвел глаза. Шепот его стал еще тише. — Эдод биток по максусу, Конрад. Эдод бшой моккай — так-так, он гылаварь…

— Ничего, — сказал Конрад. — Все же видели. Он сам начал. За щеку меня схватил. Я же должен был сделать хоть что-нибудь.

— Эдо смодали, да, — «да, это они видели». — Но потом ты вырубить этого аб-бала. — Гаваец опустил голову и, посмотрев Конраду в глаза, мягко прибавил: — Тебя будут убить.

Конрад молча смотрел на него. Пять-Ноль кивнул.

— Моккай-чай-мертвяк, Конрад.

Конрад улыбнулся. Почему, он понятия не имел. «Тебя будут убить». Казалось, это не имеет к нему никакого отношения.

— Пять-Ноль, мне даже не верится, что это на самом деле. Кажется, сейчас проснусь и буду совсем в другом месте.

— Я знай, бра, я знай. Я давно хотей малюсь тайм-аут. Типа крикнуть: «Э! Охрана! Тайм-аут!» Выдергай все из розетки и не думай ни чём, отдыхай, типтак. Эдо место стал бы полне ничо, — «здесь было бы неплохо», — если б давать тайм-аут время от время.

Когда выключили свет, Конрад забрался наверх и вытянулся на спине. Жара была удушающая, сердце возбужденно частило, и он понимал — заснуть не удастся. Но ведь нужно отдохнуть перед… Конрад даже не представлял, что могло произойти завтра в «общей комнате». Он смотрел сквозь проволоку наверх, слушал скрежет вентиляторов и скрип мостков под шагами охранников. Вскоре над проволокой понеслись обычные ночные вопли. Шизик, которому мерещился Хэнк Аарон в костюме, начал требовать лекарства:

— Табле-етку…. табле-етку… табле-е-е-е-тку-у-у…

— О, черт! — Голос откуда-то слева. — Опять начинается. Дайте этому шаркуну его долбаные таблетки!

— Где эта Трутня?!

— Э! Трутня!

— Срочный вызов, Трутня! Реанимацию! Пациент Хенсли!

Голос с оклендским акцентом, кривляющийся, высокий. Конрад почувствовал жжение в голове. Началось.

— Не, пилюль этой бляди не надо! — Другой голос. — Этой бляди надо искупаться под душем, вот что, бля, ему надо прописать. Что-то воняет от него! Воняет, будто уже сдох! Ты позоришь нас, долбоеб!

— Мне же сказали! — закричал шизик. — Сказали, что я умру, если выйду из хаты!

— Хенсли! Хенсли! — Голос с оклендским акцентом. — Ты тоже? Тоже?

— Э, бра, — прошептал Пять-Ноль с нижней койки. — Слышаш?

— Да, слышу, Пять-Ноль.

— Хенсли! Высунь задницу, а то тебя не видно! Будешь в усрачке!

Пять-Ноль спрыгнул с койки и стоял теперь, показывая пальцем вверх, в темноту, куда-то на мостки.

— Может, они тебя отправить в Резиновый камера, Конрад! Или в Блок Бэ?

— Ты о чем, Пять-Ноль?

— Притворяй, что ты свихнулся, бра! Как Шибздик. Кричи всякий чушь, долби дверь, ори как ненорамальный, типтак. Прийти охрана, забирай тебя отсюда.

— Даже думать об этом не хочу, — сказал Конрад. — Я… — И осекся. Он собирался сказать: «Я останусь верен себе. Почему я стал драться с Ротто? Потому что не позволил себя оскорбить. За стенами этой грязной дыры, этого свинарника, никто никогда не узнает, что я жил как мужчина, дрался как мужчина, что я отказался продавать себя за какую бы то ни было цену. Но в этой бетонной коробке, в этом угрюмом жестоком мирке, единственном, который мне остался, — будут знать, и Зевс будет знать, и я, сын Зевса, буду знать это».

— Они будут тебя убить, бра! Моккай-чай-мертвяк!

— Ты хочешь сказать — убьют это бренное тело? Пусть делают то, что считают нужным, а я поступлю по-своему. Разве я утверждал когда-нибудь, что бессмертен?

Несколько секунд Пять-Ноль изумленно молчал. Потом вздохнул.

— Илли у тебя башие лакасы, — «или у тебя яйца большие», — илли ты съехать с катушка, как Шибздик. «Эдо бренное тело», да? Ты у меня не сходить с ума, Конрад. Второй хатник съехай с катушки — буммай, чувак!

Началась тука-тука-тука-тука-тука-тука, ночная перкуссия на маленьких самодельных бонго, стаканчиках из-под мороженого. Раздались ритмичные постукивания по койкам, и голос Пупырышка объявил:

— А теперь… прямо из театра «Аполло»… города Нью-Йорк… рэп-мастер Эм-Си…Нью-Йо-о-орк!

Может быть, это только игра воображения, но Конраду показалось, что восторженные крики на этот раз звучали угрожающе, что по всему блоку прокатилось злобное улюлюканье, пока Динамик издавал горлом басы. Рэп-мастер Эм-Си Нью-Йорк — перед глазами у Конрада тут же встало мрачное видение в пиратской бандане — начал как всегда: