найти тебя при этом будет и не легче, но по крайней мере искать будет приятнее.

— Куда мы едем?

— Принять участие в грандиозной афере Викрама — придуманной мною, между прочим, — и имеющей целью взять приступом холодное каменное сердце нашей маленькой англичанки Летиции. Пока мы с тобой тут болтаем, военные действия уже начались.

— Хм… Я, конечно, желаю ему успеха, но я хочу есть, — нахмурился я. — Я уже нацелился на приличную порцию плова, так что лучше выпусти меня.

— Забудь о плове. Ты же знаешь, Летиция очень упрямая женщина. Если кто-нибудь будет бесплатно предлагать ей золото и бриллианты слишком настойчиво, она ни за что не возьмет их. Точно так же она ни за что не пойдет нам навстречу в этой афере, если кто-нибудь не уговорит ее. Кто-нибудь вроде тебя, друг мой. Все это должно произойти в ближайшие полчаса, ровно в три-ноль-шесть.

— Почему ты думаешь, что Летти послушает меня?

— Ты единственный из нас, кого она не ненавидит и не ненавидела в прошлом. Сказать «Я не ненавижу тебя» для нее равноценно страстному признанию в любви. Она послушается тебя, я уверен. Без тебя весь план провалится. Наш Викрам ради осуществления этого плана уже кидался с риском для жизни во всякие сумасбродства — как будто сама по себе любовь к этой чудовищной женщине не является достаточным доказательством его полного умопомешательства. Ты просто представить себе не можешь, сколько всего нам с Викрамом пришлось предусмотреть и приготовить ради одного-единственного момента.

— А почему все так внезапно? Почему вы раньше не предупредили меня? — капризничал я, не в силах изгнать мысль о тарелке аппетитного плова.

— Я для этого и искал тебя по всей Колабе! У тебя просто нет выбора, Лин. Ты обязан выручить Викрама. Я же знаю тебя, старик. В тебе, как и во мне, живет патологическая вера в любовь и преклонение перед безумствами, на какие она обрекает свои жертвы.

— Ну, знаешь, ты уж чересчур закрутил.

— Закручивай сам, как хочешь, — рассмеялся Дидье, — но ты тоже подцепил любовную горячку и в глубине души понимаешь, что мы должны помочь Викраму.

— О господи, — вздохнул я, сдаваясь и закуривая «биди», чтобы не чувствовать голода. — Ладно, сделаю, что смогу. А в чем заключается ваш план?

— План очень непростой…

— Минуточку, — прервал я его, — то, что вы задумали, опасно?

— Ну…

— И противозаконно?

— Ну…

— Я так и думал. В таком случае, не рассказывай мне ничего, пока мы не прибудем на место. У меня и так уже голова забита мрачными мыслями.

— D’accord[118]. Я знал, что мы можем на тебя положиться. Alors[119], о мрачных мыслях. У меня есть новость для тебя, которая, возможно, отчасти развеет их.

— Выкладывай.

— Женщина, которая засадила тебя в тюрьму — иностранка, живущая в Бомбее. Это абсолютно точно.

— И это все?

— Да, увы, больше пока ничего. Но я не успокоюсь, пока не выясню все до конца.

— Спасибо, Дидье.

— Не за что. Ты, кстати, выглядишь очень хорошо. Пожалуй, лучше, чем до тюрьмы.

— Ну… я стал посильнее, потяжелее.

— И… поотчаяннее?

Я рассмеялся и отвел взгляд, потому что так и было. Такси остановилось у железнодорожной станции Марин-лайнз. Это была первая станция после центральной, Чёрчгейт. Поднявшись на платформу, мы увидели Викрама с несколькими друзьями.

— Блин! Слава богу, ты наконец появился! — воскликнул Викрам, неистово тряся мою руку обеими своими. — Я уж думал, ты не приедешь.

— А где Летиция? — спросил Дидье.

— Пошла купить какой-нибудь воды, йаар. Вон она, рядом с чайной.

— А, вижу. Так она ничего не знает о нашем плане?

— Нет, дружище, ни хрена. Я страшно боюсь, блин, что наш план сорвется, йаар. А что, если произойдет несчастный случай и она погибнет, а, Дидье? Как мы будем выглядеть, если я убью ее, делая предложение?

— Да, это будет, пожалуй, не совсем правильное начало, — задумчиво заметил я.

— Ну что ты волнуешься, все будет в порядке, — успокаивал его Дидье, вытирая надушенным платком взмокший от волнения лоб и посматривая, не идет ли поезд. — Все пройдет нормально. Ты должен верить в победу.

— Точно так же говорили янки при Джонсвиле[120], йаар.

— Что я должен делать, Викрам? — спросил я, чтобы успокоить его.

— Уф! — произнес он, отдуваясь, словно взбежал по длинной лестнице. — Во-первых, Летти должна встать на этом месте лицом к тебе. Вот как я сейчас стою.

— Понятно.

— Она должна быть точно на этом месте. Мы проверяли это тысячу раз, блин, и это должно быть именно здесь. Понимаешь?

— Хм… — притворно нахмурился я, — вроде бы, да. Так ты говоришь, что она должна стоять…

— Именно в этом месте!

— Где-где?

— Слушай! — рассвирепел он. — Это крайне серьезно!

— Ладно, ладно, не лезь в бутылку. Значит, я должен сделать так, чтобы Летти стояла на этом месте.

— Да. И глаза у нее должны быть завязаны.

— …Завязаны?

— Да, Лин, завязаны платком. В этом весь фокус. И даже если она очень напугается, платок она не должна снимать.

— …Напугается?

— Да. Это твоя основная задача — когда мы дадим сигнал, уговорить ее завязать глаза и не развязывать их даже в том случае, если она будет немного кричать.

— …Кричать?

— Да. Сначала мы думали, что, может, лучше заткнуть ей рот кляпом, но потом решили, что это будет не лучше, потому что она может немного взбеситься. Она и без кляпа-то взбесится…

— …Взбесится?

— Да. Вот она идет! Ну, жди нашего сигнала.

— Привет, Лин! — произнесла Летти, подходя ко мне и целуя в щеку. — Ты у нас стал прямо толстяком.

— Ты тоже выглядишь, что надо, — улыбнулся я, разглядывая ее.

— Так что все это значит? Я смотрю, вся шайка в сборе.

— А ты не в курсе?

— Нет, конечно. Викрам сказал мне только, что мы должны встретиться здесь с тобой и Дидье, а тут целая толпа. По какому поводу гулянка?

Со стороны Чёрчгейт показался поезд, медленно приближавшийся к нам. Викрам дико вытаращил глаза и стал трясти головой. Я понял, что это сигнал. Положив руки Летти на плечи, я немного развернул ее, чтобы она встала точно на условленном месте спиной к краю платформы.