время идет. На шум дистрофики в униформе сбежались, стали мне ультиматум предъявлять. А я выбрался на крышу, разрядил весь барабан, только для себя последний патрон оставил и спрыгнул вниз. Догнали, засранцы, руки скрутили, по затылку чем-то твердым ударили, а очнулся я уже в подвале. Ну, остальное ты знаешь.

– А как ты вообще на базу проник?

– Через забор, – усмехнулся Дик.

– А колючая проволока?

– А что мне проволока, если я поверх нее пончо накинул? Да это не преграда, а так, баловство одно… Ну и жарища, а ты у своей женщины не догадался водички попросить.

Мы сели у воды передохнуть. Из-за скалы неожиданно вылетел вертолет и, разрывая тишину грохотом лопастей, понесся над берегом в сторону базы. Я обратил внимание, что он оставляет за собой черный дымный шлейф.

– Что это он так коптит? – спросил Дик, провожая вертолет взглядом и прикрывая глаза ладонью.

Тут мы одновременно вскочили на ноги. Сверкнув на солнце пластиковым корпусом, геликоптер вдруг резко накренился, и его повело в сторону моря. Редуктор вспыхнул ярким пламенем, рокот двигателя сменился ужасным скрежетом, и, взбив, как в миксере, лопастями волну, вертолет камнем рухнул в воду. Фонтан брызг взметнулся в воздух, и тотчас все стихло.

– Вот это пилотаж! – воскликнул Дик, хватая меня за локоть. – Кажется мне, что эту птичку подстрелили!

– Да кто ее тут подстрелит? – с сомнением произнес я и вспомнил Хосе, единственного обитателя леса. – Из охотничьего ружья вертолет ведь не завалишь?

Гадать нам над этим вопросом долго не пришлось. С той же прытью, с какой вскочили на ноги, мы повалились на песок и уронили подбородки на его шершавую поверхность. Из-за скалы, закрывающей от нас перспективу береговой полосы, беззвучно выдвинулся стальной нос скоростного катера, а затем показалось все судно. Его мышиная раскраска и наличие на борту безоткатных орудий убедительно говорили о его принадлежности к государственным силовым структурам.

– Полиция! – сдавленно крикнул Дик, еще сильнее вжимаясь телом в песок.

Я не понял, какое преступление совершил вакуэро, чтобы так сильно испугаться появления полицейского катера, но на всякий случай тоже постарался не выдать своего присутствия.

Катер на малом ходу шел вдоль берега. Волна, поднятая им, накатила на берег и плюнула нам с Диком в лица. Судно было так близко, что я отчетливо различил стоящих на носу бойцов армейского подразделения. Они были одеты в рыжий камуфляж, их лица были вымазаны тонированным кремом в тон формы и прикрыты козырьками кепи. Опершись о перила борта, они смотрели вперед, на базовый причал, держа американские скорострельные винтовки наизготове.

Снижая скорость, катер проплыл еще несколько десятков метров, подставляя нам для обзора корму.

– Ты что-нибудь понимаешь? – вдруг взволнованно произнес Дик и начал медленно вставать на корточки. – Это что же такое? Это кого же благодарить за такой подарок? Значит, он, голубчик, сам ко мне пришел?

Я думал, что Дик говорит о комиссаре Маттосе, который стоял на кормовой палубе и, отстраненно глядя на пенный след позади катера, курил сигару. И, удивляясь реакции Дика, пробормотал:

– Этого следовало ожидать. Кому, как не комиссару полиции, плыть на полицейском катере?

– Я не о Маттосе!! – вскричал вакуэро. – Я о Гонсалесе! Смотри! Там, в шезлонге!

Только тогда я заметил, что посреди палубы, в полосатом шезлонге, закинув ногу на ногу, сидит Гонсалес. Казалось, он дремлет, хотя глаза его были открыты и взгляд обращен к берегу.

Не совладав с чувствами, Дик вскочил на ноги и принялся исполнять какой-то каннибальский танец.

– Сам ко мне пришел! – кричал он. – Сам! Значит, есть на свете высшая справедливость! Прощайся с ушами, красавчик!

Автомобильной катастрофы не получилось, подумал я. Не будучи уверенным в том, что солдатам понравится танец Дика, я на всякий случай повалил вакуэро на песок.

– Погоди ты со своими ушами! – сказал я ему, с тревогой наблюдая, как катер, нацелившись носом на пирс, со скоростью черепахи движется вперед. – Я думаю, что Гонсалес приплыл сюда не для того, чтобы удовлетворить твою месть. Он продал полиции Августино.

– Кого? Августино?

– Они не поделили власть… Да ладно, об этом долго рассказывать. Давай-ка поближе подойдем. Не уверен, что обойдется без стрельбы.

– Ты, дружище, меня прости, – сказал Дик, расшнуровывая ботинки и стаскивая их с ног. – Я обязательно помогу тебе спасти твою женщину. Но сначала я должен отрезать у Гонсалеса уши.

Я понял, что удержать Дика не смогу никакими уговорами. Разувшись, он подошел ко мне и крепко пожал руку.

– Даст бог, свидимся.

Мысли о судьбе Анны до предела заполнили мое сознание, и я не слишком хорошо понимал, о чем говорит и что делает Дик. И когда он, пригнувшись, зашел в воду, я вдруг интуитивно почувствовал, что живого вакуэро уже не увижу.

Кидая взгляды на его черную голову, мелькающую среди волн, я побежал по сыпучему склону вверх, к воротам, из которых мы с Диком вышли час назад. Мои ноги увязали в рыхлом песке, перемешанном с камнями, корни кустарников, за которые я хватался, рвались, как гнилые веревки. Я проклинал себя за свой скверный характер, за то, что ушел с базы один, оставив там Анну. Что сейчас может произойти? – думал я. Маттос потребует, чтобы Августино открыл ворота и впустил подразделение на базу. Августино будет тянуть время. Он вряд ли знает о том, что на борту катера находится Гонсалес и все его тайны раскрыты. Седой Волк начнет вести долгие переговоры, убеждать комиссара, что он законно арендует часть острова у владелицы, где занимается благотворительной медицинской помощью женщинам. А что потом? Комиссар прикажет брать базу штурмом?

Обливаясь потом, я вышел на тропу, ведущую к тыльным воротам базы, обратив внимание на то, что охранников рядом с ними уже нет. Ворота были закрыты наглухо, словно в осажденной крепости, готовящейся к штурму.

Я несколько раз ударил по воротам ногой. Они загудели, как высоковольтные провода.

– Эй! – кричал я глухой стене. – Откройте!

Нет ничего более глупого, чем кричать неизвестно кому и при этом не быть уверенным, что тебя слышат.

База затаилась в ожидании штурма. Я не был ей нужен, и никто не собирался принимать во внимание мои проблемы. Подняв с земли камень, я швырнул его в ворота и быстро пошел по тропе, ведущей к морю. Это была единственная тропа, свободная от мин.

Если Маттос хоть что-то соображает, думал я, то не станет стрелять вслепую. Гонсалес, какой бы сволочью он ни был, все-таки должен был предупредить, что на базе находится больше сотни женщин.

Тропа повела меня вверх, по голым белым камням, и на ребре большой базальтовой плиты я остановился и бросил взгляд на базу. Отсюда была видна часть парка с флигелем Августино и посадочной площадкой для вертолета. Территория словно вымерла – ни «мамочек», которые привидениями ходили по дорожкам, ни охранников, скучающих на вышках вдоль стены, ни медиков в белых халатах.

Ниже, под склоном, разбивались о пирс зеленые волны. Катер стоял в нескольких десятках метров от него, не приближаясь и не маневрируя. Гонсалес продолжал сидеть в шезлонге на корме, а комиссар стоял по левому борту с женщиной в шляпе, похожей на располневшую Шапокляк. Они о чем-то оживленно спорили. Женщина махала рукой в черной перчатке в сторону пирса, а Маттос, глядя на нее, часто затягивался сигаретой.

Я пытался увидеть плывущего Дика, но между берегом и катером море было пустынным; лишь вспенивались гребешки волн, которые накатывали на борт катера и прибрежные камни.

Маттос с женщиной зашли в рулевую рубку, и через полминуты я услышал голос комиссара, доносящийся из динамика:

– Августино! Прикажи своим людям сложить оружие, открыть ворота и впустить солдат спецподразделения!

Маттосу пришлось долго ждать ответа. Я думал, что Седой Волк мысленно пошлет куда подальше комиссара и не станет с ним разговаривать, но со стороны базы неожиданно прозвучал голос Августино:

– Здравствуй, дорогой Маттос! Давно не встречался с тобой! Какими судьбами занесло тебя на этот забытый богом клочок суши?

– Я прибыл с инспекторской проверкой.

– Разве вооруженное до зубов спецподразделение уполномочено проводить инспекторские проверки в частной зоне?

– Мне не нравится это перекрикивание через мегафоны, Августино! – сказал комиссар. – Отвори ворота, и мы нормально поговорим с тобой.

– Я согласен, Маттос! – отозвался Августино. – Садись на шлюпку, причаливай к пирсу. И я выйду к тебе.

– Условия здесь ставлю я! – рявкнул Маттос. Комиссар начинал нервничать. – Ты откроешь ворота через пять минут, или же я прикажу открыть огонь!

– Дорогой Маттос! – спокойным голосом ответил Августино. – Для инвалида пять минут – слишком мало. Я не успею даже спуститься с узла связи.

– Ты много болтаешь! Предупреждаю, что время уже пошло. Если ты не откроешь ворота, то через пять минут мои люди начнут штурм базы.

– Комиссар, а ты знаешь, что здесь много беременных женщин? Как, интересно, отреагирует пресса, если узнает о твоем сражении с будущими матерями?

– Я знаю о «мамочках», Августино. Я знаю намного больше, чем ты предполагаешь… Напоминаю: осталось четыре минуты.

Катер отнесло течением в сторону, и ему пришлось разворачивать корму к берегу и возвращаться, чтобы причалить к пирсу. На базе не могли не заметить присутствие на корме Гонсалеса – тот сидел в вызывающей позе и не думал прятаться.

Катер мягко коснулся бортом амортизаторов, и на кнехты полетели швартовочные петли. Солдаты спешивались на пирс через борт катера; гремели тяжелые кованые ботинки, позвякивала амуниция. Спрыгнув с катера, они толпой побежали на берег. Веером, влево и вправо, подразделение рассредоточилось по берегу. В одно мгновение все передвижения прекратились. Солдаты замерли, слившись с буро-желтой окраской прибрежного песка и камней. Черные стволы были направлены в сторону базовых ворот.

Матрос в серой робе помог сойти на пирс даме в шляпе. Шапокляк смотрелась здесь нелепо. Может быть, она была членом правительства Эквадора или представительницей ООН, тем не менее в этой ситуации ей лучше было остаться на материке.

– Осталась одна минута, Августино! – в последний раз предупредил комиссар, вышел из рулевой рубки и спустился на пирс следом за дамой в шляпе.

Осталась минута, мысленно повторил я. Августино ворота не откроет. Этот безумец будет упрямиться до конца, даже если на базе польется кровь рекой. Что я могу сделать? Или умереть под пулями вместе с Анной, или уговорить Маттоса не открывать огонь. Выбора у меня нет.