Не без труда мы с Диком втащили на корму молодую женщину со скуластым лицом, с бритой наголо головой, одетую в голубые просторные шорты и голубую мужскую рубаху из хлопка. Как она оказалась в океане и долго ли пробыла в воде, мы могли узнать только из ее слов, но женщина была настолько слаба, что ни передвигаться самостоятельно, ни отвечать на наши вопросы не могла.

– Найди сухую одежду и подогрей рома! – сказал я Нике.

Мы перенесли несчастную в кают-компанию и уложили на диван. Дик зажег свет. Из-за лысой головы и мертвенно-бледного лица женщина напоминала гипсовый манекен, который выставляют в витринах магазинов одежды. Я взял ее холодную и тонкую руку за запястье. Пульс едва прослушивался.

Ника принесла шерстяное одеяло и накрыла незнакомку. Я взял стакан горячего рома и осторожно влил несколько капель ей в рот. Я не стал произносить вслух свои прогнозы, но Ника и Дик все поняли по моим глазам.

– Вы меня слышите? – спросил я, склонившись над ее лицом.

– Мамочка… – едва слышно прошептала незнакомка.

– Что? – покрутил головой Дик. – Что она сказала?

– Я мамочка… – повторила женщина. – Я… не хочу, чтобы отобрали…

– Откуда вы? – громче спросил я, чувствуя, что начавшийся бред может стать последними словами несчастной. – Почему вы оказались в воде?

– Комайо… – одними губами произнесла женщина. – Не хочу, чтобы…

– Что значит «мамочка»? – спросил Дик, словно я или Ника могли дать исчерпывающий ответ. – Это что – имя?

– Раздень ее и разотри водкой, – сказал я Нике и повернулся к Дику. – Идем, поставим паруса.

– Не нравится мне эта предвестница, – сказал Дик и поправил рукоятку револьвера, торчащую за поясом. – Как ты думаешь, она свалилась с какого-нибудь корабля или просто слишком далеко заплыла от острова?

– Не знаю, – ответил я, налегая на снасть и с тревогой поглядывая в темноту. Закружились такелажные блоки, пропуская вокруг себя веревку, с мелодичным звоном раксов взметнулся вверх парус.

– Что там? – спросил Дик, глядя туда же, куда смотрел я.

На этот раз его зрение проиграло моему. В темноте медленно двигался конусообразный луч, падающий отвесно на поверхность воды и высвечивая круг. Источник света, ровно двигаясь на небольшой высоте, быстро приближался к нам.

– НЛО!! – вскричал Дик, зачем-то хватая меня за плечо, хотя я и без этого все достаточно хорошо видел.

– Вертолет, – поправил я, и тотчас до нас долетел рокот мотора.

– Эй, сюда! – негромко крикнула нам Ника, высунув голову из люка. – Она умерла!

Мы с Диком кинулись по лестнице вниз. Несчастная лежала под простыней, и на ее лице отпечатался след предсмертной агонии. Ника отвернула край простыни и молча показала на посиневшую язву под мышкой, как раз на уровне груди.

– Это пулевая рана, – произнес я.

Дик и Ника одновременно кинули на меня вопросительные взгляды.

– А ты не ошибаешься? – с сомнением спросил вакуэро.

– В чем-либо другом мог бы и ошибиться, – ответил я, выключая свет. – А сейчас быстро все наверх!

– Она бормотала: «Спасите мамочек!» – говорила мне в спину Ника, складывая голубые шорты и рубашку покойницы в полиэтиленовый пакет.

Столб света плыл по косой линии, пересекая наш курс метрах в ста впереди. Самого вертолета не было видно, и странное, фантасмагоричное зрелище, которое представлял из себя вертикально стоящий луч прожектора, заставляло нервы сжаться в комок.

Мы невольно прижались друг к другу. Дик вытащил револьвер и стал постукивать стволом по ладони. Ника ухватилась за шкаторину паруса и встала за ним, словно хотела спрятаться за тонкой холщовой перегородкой в случае опасности. Я не мог решиться отправить людей за борт, туда, откуда мы только что вытащили умирающую женщину с пулей в боку, но обмануть себя не мог.

Вертолет начал облетать вокруг нас, но световой круг еще не набежал на яхту.

– Что это он задумал? – крикнул Дик.

Прожектор обрисовал гигантскую восьмерку и неожиданно направил ослепительный луч прямо на нас, залив яхту мертвенно-лунным светом. Теперь мы отчетливо видели вращающиеся лопасти и слабый красный огонь под прозрачным корпусом фюзеляжа.

– В воду всем!! В воду!! – крикнул я, понимая, что мы непозволительно долго любовались феерией, и едва успел подтолкнуть к краю борта Нику, как ночь разорвала тяжелая очередь крупнокалиберного пулемета. Распарывая обшивку, превращая мачту в щепки, пули прошлись смертоносным пунктиром по палубе от носа до кормы и вспенили воду уже за моей спиной. Переполненный азартом и ненавистью, я не сдержался и, когда черное брюшко вертолета с желтыми полосками полозьев пронеслось у меня над головой, едва не задев стеньгу с развевающимся на нем флагом Эквадора, я вскинул револьвер и разрядил весь барабан.

Эти комариные укусы не принесли вертолету вреда. Он спокойно ушел на разворот и, выключив прожектор, растворился в темноте. Пули, которыми с него стреляли, были либо разрывными, либо зажигательными, и яхта была уже ранена смертельно. Раскуроченная палуба дымилась, пробоины в бортах дали течь, и, стремительно заполняясь водой, «Фарис» стал крениться набок.

Я успел бросить моим спутникам, трепыхающимся в воде, все спасательные круги, которые попались мне под руку, и, когда вертолет снова вышел на боевой курс, прыгнул в воду.

– Дальше! – кричал я, махая рукой и ударяя ею по воде. – Уходите дальше!

Уходить в воде, причем в одежде, было проблематично, к счастью, Ника, плыть впереди которой я не мог себе позволить, прекрасно чувствовала себя среди волн, даже учитывая то, что она, как собака, держала в зубах полиэтиленовый пакет с голубой одеждой. Дик плыл, словно дрался, кружился волчком, грозил револьвером, глотал воду и плевался. Задрав хвостовую балку, вертолет опустил вниз пластиковый фюзеляж, словно птица, высматривающая добычу на яхте, и вдруг со страшным шипением вогнал в гибнущий парусник два огненных болида. Мгновение спустя страшный взрыв разметал остатки яхты во все стороны. Смешавшись с клубами дыма, в воздух, как копье, взлетел обломок мачты; несколько покореженных кусков обшивки, вращаясь и рассеивая повсюду искры, пролетели над моей головой и с шипением плюхнулись на воду; обрывки веревок, путаясь на лету, ушли под воду, как клубок змей. Дым медленно относило в сторону легким ветром, и очень скоро на месте белоснежной красавицы осталась гора полузатопленных обломков, которые мерно покачивались на волнах.

Вертолет, опять слившись с ночью, полетел в сторону острова. Прошло две или три минуты, и вокруг нас повисла гробовая тишина.

– Все целы? – спросил я, опираясь рукой на обломок доски.

– Все, – отозвался Дик.

– Ника с тобой?

– Я здесь! – невнятно отозвалась девушка с другой стороны. Она продолжала держать в зубах пакет.

– Это будет для тебя хорошим уроком, – совсем как Дик, проворчал я. – До берега доплывешь?

– А где он, берег? – спросил Дик.

Я вскинул руку и ткнул пальцем в Южный Крест, сияющий прямо над нашими головами, который, правда, больше напоминал не крест, а мухобойку.

– Самую нижнюю звезду все видят?

– Это которая слабо светит? – уточнила Ника.

– Да, которая слабо светит. Мысленно опустите ее еще ниже, на пять отрезков длиной в созвездие. Там будет юг, а значит, остров. Другого ориентира я дать вам не могу.

– Считайте, мое терпение уже лопнуло, – проворчал Дик, толкая впереди себя спасательный круг. – Гонсалес второй раз топит меня в воде… Это что там, подо мной? Это твои ноги, Ника?

– Это плавник акулы, – нехорошо пошутил я.

– Черта с два! – возмутился Дик. – Я погибать не намерен. Теперь уже нельзя погибать. Мы почти добрались до Гонсалеса. Осталось чуть-чуть, и я схвачу его за ухо!

Пробковые круги очень скоро намокли и стали крошиться. Не знаю, добрались бы мы до берега, если бы не обломок мачты, за который мы ухватились все трое, как персонажи картины Айвазовского «Девятый вал». Мы почти не работали руками. Во-первых, от этого было мало пользы, а во-вторых, сильное прибрежное течение и без того быстро тащило нас мимо острых рифов по большой дуге, и чем меньше оставалось до берега, тем дуга становилась круче, и в конце концов мы вынуждены были оставить мачту, которую уже тащило вдоль берега.

Мы боролись с течением и прибоем. Накатывая на берег, волны давали затем задний ход и откидывали нас от суши, словно дразнили. Уже светало, когда мы, шатаясь и падая, выползли на узкий песчаный пляж, огороженный плотным строем деревьев.

Борьба с океаном вымотала нас так, что мы смогли сделать всего несколько шагов и замертво повалились на мокрый песок. Я лежал ничком, прижимаясь щекой к шероховатой поверхности укатанного приливом берега, и мне казалось, что подо мной продолжают бушевать волны и ноги затягивает пучина. Вокруг нас гигантскими пауками застыли корявые, окаменевшие от соли плавуны. Я приподнял голову, рассматривая берег и испытывая странное чувство, словно нахожусь у себя дома.

– Ника, – невнятно произнес Дик, не поднимая головы. – Плесни-ка мне пару-тройку глотков рома для согрева… Чего молчишь? Хочешь сказать, что рома у нас нет? Как, собственно, и всего остального?

Я поднялся на ноги, стянул с себя майку и выжал ее. Матовый рассвет не давал теней, и береговые плавуны, как и стволы деревьев, казались рисованными, лишенными объема. Я прошел по берегу, оставляя на песке следы, которые тотчас затирали волны, смотрел по сторонам, в океан и на плотные заросли и никак не мог поверить, что в самом деле нахожусь на Комайо, на том самом острове, с которым связана долгая череда преступлений и убийств, который так хотел приобрести в собственность Влад и который стал приютом для моей Анны.

– Эгей! – крикнул Дик.

Я обернулся. Придерживая Нику под руку, вакуэро насколько мог быстро ковылял к лесу. Далеко от нас, напротив того места, где берег обрывался белым камнепадом, прыгала по волнам резиновая лодка с мотором.

– Исходя из увиденного, – сказал Дик, когда мы зашли в джунгли и спрятались за большим треугольным камнем, обросшим мхом, – можно сделать вывод, что остров обитаем.

– Сколько у тебя патронов осталось? – спросил я.