Да, вот такой, но ожидаемый поворот!

А было, кстати, с чего! Очень многие в этот длинный день считали, что Англия сумела договорится с Адольфом Гитлером – за счет России, разумеется Для Германии война на два фронта означала неизбежное самоубийство. Политбюро Британской коммунистической партии уже заявило, что нападение на СССР это результат закулисных переговоров правительства Черчилля с Гессом. За последние двадцать пять лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем их «бульдог» с вечной гаванской сигарой-«торпедой» в зубах.

Литвинов вообще был уверен, что английский флот вместе с германским вошел в Северное и Балтийское моря для атаки Мурманска и Ленинграда.

Вся вброшенная Пановым информация по привычке воспринималась как очередная английской инсинуацией. Ну, кто еще может так умело подготовить бумаги! А кто привез? Певичка! Попахивало каким- то дешевым, шпионско-авантюрным, бульварным романом.

Только в два часа ночи в Москве облегченно услышат, как на радио Би-Би-Си выступит Черчилль, оглашая решении Правительства Его Величества: «мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем». Ну, что же, спасибо, и за добрые слова. Но, насчет помощи, против агрессора, которого они сами растили столько лет…

Официальные английские военные эксперты были уверены в скорой победе вермахта. И неутешительные сводки с фронтов скоро лишь подтвердят их мнение. Зачем напрасно вкладывать деньги в то, что неизбежно рухнет.

Так, что сочувствия, несмотря на проникновенные слова, не было никакого. Лишь интересы представителя крупнейшей империи, которая когда-либо существовала в мире. Но она рушилась, и так коммунизм оказался лучше нацизма.

— Этого не может быть! Он остался там, на границе, защищать вашу проклятую страну! Максим знал, когда нападут немцы и не прятал, в отличие от вас, голову в песок! — Майя все время сдерживалась, но теперь это не удалось. Она разревелась.

Сидевшая за столом Мареева нахмурилась. В ее голове воцарилась полная неразбериха, кто же такой это майор. То, что не приехал сам, понятно – он с самого начала знал, что ему не поверят.

— Упокойтесь! — Полина, старательно пропустив мимо ушей раздражающие ее слова, протянула Майе стакан воды. Зубы девушки сразу нервно застучали о стекло. — Теперь еще раз, прошу рассказать все подробно, до малейшей детали. Иначе, я не смогу вам доверять.

Так она работала на погранвойска НКВД, Ненашев сумел ее перевербовать и, мало того, ее куратор отпустил, снабдив подлинными документами, позволяющими пересечь старую советско-польскую границу. Любит ли он ее? Вряд ли – так подло не поступают!

Но то, что этот «Арнимов» не коллектив авторов, а существует во плоти и крови теперь для нее ясно, как никогда. Такие подробности не предусмотрены ни одной легендой. Мужчины даже не подозревают насколько внимательно женщины фиксируют все нюансы их поведения.

Кто он такой, Ненашев? Почему он выбрал именно ее, Марееву? Нет, здесь есть еще какое-то двойное дно! И эта очень важная встреча, о которой Максим обмолвился в последний момент. Встреча со связником? Пожилой немец в ресторане, которому очень обрадовался майор? А что, если в этих нескольких страничках все правда? От первого до последнего слова? Но откуда и как?

Стоп! Она уже где-то слышала эту фамилию. Полина наморщила лоб, вспоминая, какой резонанс вызвала статья в журнале «Военная мысль» — «Современные методики боевого планирования. Сравнительный анализ». Генерал-майор Пазырев неожиданно раскрылся как талантливый военный теоретик, показывая, как надо планировать шаги, идя к единой цели. В конце статьи он поблагодарил некого капитана Ненашева, своего ученика, на практике проверившего одно из основных положений его теории.

— Что с нами будет?

— Вы пока останетесь здесь. Решение еще не принято.

Дверь за Мареевой захлопнулась, звуки шагов на лестничной клетке, постепенно стихли. У Полины были гораздо более важные дела, чем успокаивать Майю Ненашеву. Голодный муж скоро вернется домой, ошалевший после работы в Коминтерне.

А девушка пребыла в депрессии. Ее словно выпотрошили, заставляя рассказывать о самом сокровенном и интимном. В подробностях, даже о том, что происходило между ними ночью. То, что перед ней сидела женщина, не имело никакого значения. Ненашев, как я тебя теперь ненавижу!

— А этот еще корчится!

Человек лежал на животе, вытянув руки вперед и пальцы на них медленно сокращались, царапая ногтями землю.

— Смотри, он думает что ползет, — засмеялся ефрейтор.

Подняв карабин большевика, он воткнул штык в тело. Послышался какой-то нечеловеческий всхлип, а затем свист судорожно вдыхаемого воздуха. Движение прекратилось, чтобы судорожно возобновится минуту спустя. Теперь русский «полз» чуть быстрее, началась агония.

— Словно жук на булавке. Ну-ка, еще раз.

— Хватит Вилли, — щелкнул пистолетный выстрел, и большевик окончательно затих.

— Пожалел обезьяну?

В ответ спутник осклабился и деловито принялся сдирать с мертвого петлицы, на сувениры.

— Ну что, разделим поровну? — попросил Вилли.

— Черта с два! Мой трофей, это я его убил!

— Прекратить! — заорал подбежавший к ним фельдфебель.

Гауптман равнодушно ответил на приветствие, пошел дальше по месту, которое недавно еще было полем боя. Оборона русских рухнула, немногими удалось отступить, но зато они успели уничтожить или серьезно повредить мосты через Мухавец за своей спиной.

Деревня рядом уже догорела, но еще дымились головешки пепелищ и кое-где сиротливо торчали печи. Там уже суетились жители, пытаясь найти уцелевшую домашнюю утварь, что не взял огонь.

На поле трупы, лежащие поодиночке, реже группами, где русские и их солдаты – все вперемешку. Кон с удовлетворением отметил, что мертвецов в фельдграу, гораздо меньше. Примерно столько же, сколько и тел в этих наколенниках. Надо бы и ему завести в батальоне такие, суть понятна сразу – гауптман не один раз неприятно натыкался коленом на камень.

«Какая жара!», он поморщился и вновь прижал к лицу платок.

Прошло лишь несколько часов, а тела убитых уже раздулись, создавая на лицах мертвецов ужасающие гримасы с выпученными глазами. Смердело паленым мясом, а на краю одной воронки лежала обгорелая половина того, что недавно было человеком. Кто он, большевик или солдат вермахта никому уже не дано узнать.

Он аккуратно перешагнул через эту головешку. В смерти нет ничего героического.

Ветер лениво шевелил валяющиеся на поле фотографии, письма, обгорелые и совершенно целые клочки бумаги. Похоже, у убитых кто-то вытряхнул карманы.

А вот кто-то в их форме. Гауптман отвернулся, ефрейтора долго кромсали лопаткой. Наверно это тот русский, в выгоревшей на солнце гимнастерки, что лежит лицом вверх и прижав руки к животу.

Он присел и вырвал из песка карабин большевика и дернул затвор – ни единого патрона и расколот приклад. Значит, дрался до конца. А вот еще один – до пояса весь целый, потом мокрое красное пятно, и вновь аккуратно намотанные на ноги обмотки. Все лицо облепили мухи.

Около взорванного дота стоял «штуг», весь закрытый остатками русских палаток. Защитники, сожгли эту самоходку бутылками с бензином вместе с экипажем, а запах очень раздражал, недавно поработавших здесь саперов.

На поле уже суетилась «похоронная команда», набранная из пленных. Русских они закапывали, где нашли, стаскивая в траншеи и воронки. У найденных рядом с телами винтовок открывали затвор и втыкали их штыками в землю. Так легче будет собирать трофеи.

Немцев сносили в одно, выбранное место. Потом следовало снять жетоны, вытряхнуть карманы и принести все находившемуся рядом писарю. За присвоение любой мелочи – немедленный расстрел.