Затем поморщился, сунул в карман «немца» приготовленные документы, а после положил под шею трупа стограммовую толовую шашку, укрепив ее двумя безвольными руками.

Через пять секунд за спиной удаляющегося майора грохнуло «безоболочное взрывное устройство». Все, пропала, сгинула личность молодого человека, как и его, Ненашева. Вместе пропали без вести.

— И как прошло? — иронично спросил у Максима водитель.

— Знаешь где у статуи Давида центр композиции? В то место и иди с расспросами!

Ну, что же началось. Девица, если не изолируют сразу, поставит на уши город. В обществе, где нет ни мобильных телефонов, ни Интернета, информация передавалась со скоростью звука.

Сотов посмотрел, как у пассажира дрожат руки, и пожалел, что не пошел с майором. Что-то случилось в парке, если пассажир возвращается взвинченный, с чужой полевой сумкой и заметно потяжелевшей кобурой. Вот надел на руку часы. Стоп, а куда исчезли старые?

Ненашев уселся на заднее сиденье и при свете фонарика принялся изучать добытые бумаги.

Шофер пристально посмотрел на него.

— В чем у вас рука?

— По-твоему, что-то случилось? Ах, да, верно! У меня кровь из носа пошла, — усмехнулся майор, проклиная себя за неосторожностью. Измазался. Да, всегда говорила жена, что профессия разведчика ему противопоказана, ибо наследит или испачкается. — Веришь?

— Нет, — Сотов смотрел, как майора еще больше затрясло.

— Ах, как нехорошо получается! Там еще вещи кто-то забыл. Вот, подобрал, чтобы не пропали. А теперь давай, быстро гони в штаб отряда.

Правильно не верит, но и обер-лейтенант никому не скажет, что полевая сумка у него была несколько тоньше. И, вообще, был ли мальчик?

Ненашев был прав. Происшествие безнадежно испортило праздник в парке. Выверенно точный удар, как и акции террористов, почему-то все время требующих мира и убивающих при этом детей.

Так что ты несешь хорошего в этот мир, Панов?

Но каков результат, женщины испугались, заставляя волноваться мужчин!

Кто-то еще пытался танцевать, невозмутимо продолжал играть оркестр, но публика постепенно расходилась. Толпу зевак у тела отогнала милиция, оцепив место происшествия. Ожидалось прибытие начальства, всегда имеющего при себе множество ценных рекомендаций для подчиненных.

И тут же пошли слухи, что убийца одет в советскую военную форму. А про то, как расправились с «советским командиром» шептали срывающимся от страха голосом.

Через десять минут машина остановилась на улице Карла Маркса. Ненашев чуть ли не вбежал в штаб пограничников.

Время! Цигель-цигель, ай лю-лю! Он стремительно опаздывает, долго провозившись в парке.

— Зря не веришь! Смотри, какой растяпа.

Елизаров недоверчиво посмотрел, как майор простодушно вылупил глаза и наполовину открыл рот. Вот, зараза! Если бы я тебя не знал…

— Немцы? В нашей форме и еще на танцах? Ты в своем уме, кто так будет рисковать?

Да, такой наглости еще не было. В форму бойцов, командиров и милиционеров лазутчики переодевались, но старались держаться подальше от центра города.

После щелчка жетон, крутясь, полетел в сторону Михаила.

— Лови! Отрицаешь очевидный факт? Да, в городе их нам не опознать. Вот его документы! Сравни со своим удостоверением и скажи, кто тут диверсант?

Эх, покойного немца на день бы под питерский осенний дождик или бы в баню вместе с командирским удостоверением и партийный билетом. Вот тогда Панов показал бы вернейший способ выявления лазутчиков, знакомый попаданцам с детского сада.

Увы! Облом! Нет в документах ни капли металла. Халтуру немцу планировали короткую и обошлись обычным набором: «ксива» с фото на развороте, командировочное предписание, железнодорожный билет и пара справок, что ему надо что-то срочно проверить.

Против злодеев, желающих внедрится глубоко и надолго, Михаилу придется таскать с собой раствор медного купороса или ждать, когда производство ржавых скрепок по приказу Берии немедленно не наладят на особо секретных заводах.

Нет, не так боролись со шпионами в сорок первом году, выпуская инструкцию для граждан[546].

Выполнять план по валу абвер начнет после краха «блицкрига». Тогда для изготовления фальшивок не хватит подлинных бланков документов. Липа всегда должна быть липовой, а не дубовой…

— Но ты же его как-то узнал?

— Знал место, время, словесный портрет. Приблизительно – моторику поведения. Дальше надо рассказывать?

Про черно-белое фото из личного дела Панов промолчал. Перебор. Попробуй, докажи пограничнику, что не он, а кто-то другой оставил жирные отпечатки пальцев на банке с недоеденной тушенкой, найденной испуганным адмиралом Канарисом в личном сейфе.

— А почему не сказал?

— Врать или честно?

— Честно! — морщась, фыркнул Михаил.

Тут вопрос риторический. Ненашев обязательно соврет, но он больше привык оценивать реакцию. Друг, черт возьми, почему не понимаешь, насколько ты отвратителен, если ведешь себя, словно паяц.

— Пока не нашел жетон, все сомневался: свой или чужой. Шансов пятьдесят на пятьдесят, но я рискнул. И пока шарил по карманам, честно говоря, струхнул.

«Да он с ума сходит», — Елизаров пытался сохранить самообладание, не зная, что слова типа «введен план-перехват» вызывал постоянную усмешку граждан, сразу понимавших, что никого не нашли.

— Подрывать зачем? Мне звонили. «ГБ» считает случай за теракт.

— И что? Люди в форме никогда долго не живут. Миша, кстати, твое самое первое, заветное желание, чтобы меня убили, теперь осуществилось. И как, стало легче?

Елизаров поморщился, но думал трезво.

Он использовал Чесновицкую, как курьера в Москву. Переиграл опять. Да ты, как параноик, никому не веришь. Ему обязательно надо знать, что вывезла отсюда Чесновицкая…

— Эй, не молчи. По твоей наводке НКГБ вывозит архив из города?

— Откуда знаешь? Опять твоя, нечеловеческая интуиция?!

— Глаза мне на что? Видел же, чья машина в полночь пришла на вокзал. Ну, а кипеж, в стиле «стоять-бояться» мне хорошо знаком. Твой водитель может все подтвердить, — остудил его Ненашев. — Да и хрен с ними. Не помощники. Считаешь, тип один был парке? Миша, друг-человек, не хочешь выяснить, все ли «легальные» немцы вечером аккуратно перешли на ту сторону?

В эту субботу немцы не должны были выглядеть слишком подозрительно. «Ненужные» вчера ушли, а «нужные», придя на концерт и танцы, растворились в городе. Зачем умножать число сущностей?

Панов грохнул субъекта, оставившего мемуары, как удачно они рассовали корректировщиков по городу. Вот откуда ювелирная точность, когда ни один из важных объектов в Бресте не пострадал и заградительный огонь перед воротами возникал, когда надо, создавая ситуацию «ни войти, ни выйти».

Осталось еще посадить засаду в костел, где господа диверсанты засядут с рацией, но пусть ими займутся ребята Елизарова. Еще пара дел – и на сцену должна выйти местная самодеятельность.

Хор мальчиков имени товарища Пилсудского.

— Скажем, насчет архива и я знаю. Только молчи. Хорошо, а?

Панов недоверчиво кивнул. Его вечно мутные коллеги из соседней конторы занимались черт те чем, но не делом.

«Майор, что с тобой», — Елизаров неожиданно осознал, какую страшную ношу, не доверяя никому, несет в себе Максим. Сколько он еще не сказал, и никогда не скажет. Вернее скажет, но ему этого не надо,