одержанной знаменательной победы над Луизой. Она устроила королевский прием, принимая поздравления от друзей, родственников и деловых партнеров семьи в гостином салоне апартаментов на Парк-авеню, где она выросла.

— Он очарова-ательный… агу, крошка, малыш, чу-удный ребенок…

— Можно подержать его, Сьюзен?

— На вашем месте я бы не стала. Он все время брыкается и мочит пеленки.

Восторженный визг, радостные крики, взрывы смеха и разговоры о детях становились все громче по мере того, как преданный Торп и взвод хорошо вышколенных официантов снова и снова наполняли бокалы шампанским. Когда младший Ример внес свою лепту в эту какофонию, разразившись воплями протеста, суровая няня скандинавского типа, выписанная из Англии незадолго до рождения младенца, забрала его с колен Сьюзен и обвела взглядом роскошный зал в поисках пути к отступлению.

— Где няня может перепеленать ребенка? — с вызовом спросил Дэвид Ример Луизу. Ей захотелось ударить его по худощавому, надменному лицу. Она не удостоила его ответом, а вместо этого подозвала Торпа.

— Пожалуйста, проводите няню в желтую комнату для гостей. Полагаю, она найдет там все необходимое.

У Луизы раскалывалась голова: от усилий сохранить приветливую улыбку радушной хозяйки и в равной степени от двух интервью с представителями влиятельной британской прессы, состоявшихся несколько ранее в тот же день, на которые Бенедикт вынудил ее согласиться; одно она дала американскому корреспонденту лондонской «Дейли телеграф», а затем, через час — редактору раздела для женщин «Лондон санди таймс».

Планировалось открытие первого «Института Луизы Тауэрс» в универсальном магазине, и не просто в каком-то магазине, а в самом известном в мире супермаркете, в лондонском «Хэрродс». Луизе пришлось узнать об этом от Дэвида Римера, которого, как выяснилось, Бенедикт посылал в Лондон для заключения договора.

Было совсем не трудно вести себя с журналистами так, как велел Бенедикт: «Держись спокойно, загадочно, как будто тебе одной известны все секреты, как сделать красивой кожу женщины и ее внешность». Было бы гораздо труднее, невозможно изображать волнение или энтузиазм по поводу проекта, о котором она почти ничего не знала. Ну, все. Так больше продолжаться не может.

Луиза оглядела гостиную, разыскивая Чарльза. Тот находился на Среднем Западе, когда она узнала ошеломительную новость о «Хэрродс», но он, конечно, должен был знать о цели поездки Римера. Почему он ничего ей не сказал? Объяснить это можно только тем, что отец приказал ему не говорить ей. Она хотела прямо его спросить, но Чарльз вернулся только накануне крестин, явно гордясь честью быть одним из крестных Кристофера.

Луиза не могла разглядеть пасынка в толпе. Потом она услышала позади себя его голос. Он стоял к ней спиной. Она не видела выражения его лица, когда Сьюзен говорила:

— Не может быть, чтобы ты никогда не встречался с Блайт. Она — знаменитая маленькая сестра Месси. Ну, не такая уж и маленькая. Я даже представить не могла, что из-за всех этих высоких подач можно вытянуться, как жердь…

Стройная пепельная блондинка добродушно улыбалась болтавшей без умолку Сьюзен. Чарльз с укором прервал ее как раз в тот момент, когда Луиза подошла к ним.

— Жердь! Опомнись, что ты говоришь, сестричка? Я уверен, что можно найти и более подходящее выражение. Разумеется, я много слышал о вас, Блайт, однако мне кажется, что почему-то до сих пор мы ни разу не встречались.

Луиза легко дотронулась до его руки. Он резко обернулся, и его лицо просияло.

— А вот и знаменитость нашей семьи, Луиза, жена моего отца, сама Луиза Тауэрс. Луиза, познакомься с надеждой Америки, будущей чемпионкой Уимблдона, мисс Блайт Робертсон.

Луиза опять покорно изобразила радушную улыбку, размышляя, как бы ей заполучить Чарльза в свое распоряжение на пару минут, чтобы расспросить о «Хэрродс». Она едва взглянула на девушку, которую ей представили. Для Луизы она была очередной типично американской девушкой. Казалось, гостиная ими переполнена: все выше среднего роста, покрытые легким загаром, с идеальными стрижками, ухоженными ногтями и ослепительно белыми зубами, пышущие здоровьем, пользовавшиеся всеми преимуществами в жизни, дышавшие наичистейшим воздухом, выросшие в полном благополучии. Луизе было больно смотреть, с каким сытым самодовольством они относились ко всему, чем обладали, в сравнении с душераздирающими письмами Наташи, полными благодарности за то немногое, что Луизе удавалось послать ей.

— Блайт, ты все еще тренируешься в теннисном центре Тича Теннанта в Ла-Хойе? — спросила еще одна блондинка из тех, кто окружал Сьюзен.

— О, конечно, приходится постоянно тренироваться.

— Я где-то читала, что этот Тич невероятно требователен. У вас, наверное, есть комендантский час или нечто подобное? И жуткая диета — ни мороженого, ни мартини?

Блайт отвечала по-прежнему добродушно:

— Что-то в этом духе, хотя все не так уж страшно.

— Вам следовало бы получше познакомиться друг с другом, — вмешалась Сьюзен, весьма многозначительно поглядев на Чарльза.

Блайт легкомысленно рассмеялась и уже собиралась отойти, когда Чарльз, к великому удивлению Луизы, торопливо сказал;

— С удовольствием. Как долго вы пробудете в Нью-Йорке, Блайт?

— Возможно, дольше, чем хотелось бы. — Луизе очень не понравился прохладный, равнодушный тон девушки. — Я растянула связки, так что в настоящий момент нахожусь под наблюдением врача. Через несколько дней мне снова на осмотр.

Луизе хотелось закричать: «Нет, хватит, нет!» — тогда как Чарльз рассмеялся и продолжал:

— Значит, мне повезло. Если вы свободны сегодня вечером, мы могли бы пообедать. Обещаю, мы будем беречь связки. Я слышал, в новом французском ресторанчике «Гренуй» довольно мило, несмотря на лягушачье название.

Сьюзен фыркнула.

— Блайт, соглашайся, пока мой брат не передумал. Он не так-то легко раздает подобные приглашения с тех пор, как начал работать на свою мачеху, которая самый настоящий эксплуататор. — В голосе Сьюзен отчетливо прозвучала злоба, когда она кивнула в сторону Луизы.

— Не верь ни одному ее слову, — беззаботно откликнулся Чарльз, — но, возможно, мы можем предложить отличное средство для ваших связок, мисс Робертсон. В конце концов, Элизабет Арден создала «Восьмичасовой крем» для укрепления сухожилий своих лошадок. А у нас есть кое-что получше. «Луиза Тауэрс» заботится о людях, а не о кобылах, верно, мэм?

Он подмигнул Луизе, и все засмеялись. Ее ужаснуло, что Чарльз решительно взял под руку Блайт и явно собирался увести ее подальше от компании, окружавшей Сьюзен. Обернувшись через плечо, он снова подмигнул Луизе, не замечая напряженного выражения ее лица, и сказал громко:

— Давайте поищем укромное местечко, Блайт, чтобы доктор Тауэрс из «Института Луизы Тауэрс» имела возможность выписать вам наилучший, чудодейственный лосьон и снадобье, которые непременно вас вылечат.

Луиза не знала, как пережила остаток дня. У нее в душе все перевернулось, ей стало плохо, когда она увидела сначала, как Чарльз и Блайт сидят на кушетке у окна, поглощенные оживленной беседой, а вскоре после того они выскользнули из апартаментов. Она твердила себе, что это ерунда, что это ничего не значит. А потом, это необходимо для его здоровья. Он слишком много работал. Слава Богу, девушка была копией сотен других, с которыми он, наверное, встречался, приятельниц и соседок Сьюзен по комнате в колледже, двойников Сьюзен, которым он, вероятно, назначал свидания, а может, и спал с ними в течение многих лет. Они все одинаковы, и эта не исключение…

В конце концов, какое ей дело? Почему же ей так невыносимо больно видеть, как Чарльз наслаждается обществом девушки, которая моложе ее по меньшей мере на десять лет? Не потому ли, что Бенедикт все время подчеркивал, что сама она уже не первой молодости? Однажды Александра сказала ей,