внимательно следил за реакцией хозяина, но лицо полковника сохраняло непроницаемое выражение. — Возможно, вы помните, что, когда я впервые заговорил о своей жене, я упомянул, что ее семья владеет очень известным в Праге «Салоном красоты Суковых». Моя жена Людмила — парикмахер высокой квалификации, сэр. Как вы думаете, позволит ли ей мадам Тауэрс сделать себе прическу хотя бы раз, чтобы Людмила показала, на что способна? Мне кажется, она может попробовать свои силы в ближайшее время, еще до того, как ей снимут гипс.
Полковник его не слушал. Как только Милош заговорил, начав со своего обычного «простите, сэр», мысли полковника сами собой потекли по иному руслу: он думал о своей двадцатилетней дочери, которую скоро увидит. Он волновался. Он ее совсем не знал — и когда он мог поближе познакомиться с ней? Едва у него появился такой шанс после четырехлетнего отсутствия, как Хани тут же (вскоре после возвращения домой) убедила его отправить Сьюзен в Европу. Эта идея в первый момент показалась ему абсурдной, однако Хани заставила его согласиться, уверяя, что путешествие пойдет Сьюзен на пользу, что ей необходимо уехать, поскольку она ужасно переживала из-за того, что невозможно скучный, с рубцами от угрей на лице Дадли Хитчингфорт, вернувшись с Тихого океана, обручился с какой-то особой, столь же скучной и прыщавой.
Это казалось невероятным, но сейчас, оглядываясь назад, он был вынужден признать, что Хани оказалась права. Сьюзен хандрила — премаленькая, складненькая и аппетитная девушка, о которой может только мечтать любой мужчина, даже без пары миллионов долларов, внесенных на ее имя в трастовый фонд; когда по почте от Хитчингфорта пришло приглашение на свадьбу, она буквально ухватилась за возможность уехать и шесть-семь месяцев пожить в Париже под бдительным надзором его старого друга, американского посла.
Судя по поступавшим отчетам, она имела успех, а сейчас держала на крючке богатого швейцарца, воспылавшего к ней страстью. Что ж, швейцарской рыбке придется остудить плавники в Женевском озере, потому что теперь Бенедикт собирался объяснить своей дочери, которая была для него смыслом жизни, что она весьма и весьма значительная персона, да и к тому же слишком молода, чтобы думать, как бы подцепить мужа, а когда придет время — вокруг предостаточно американской рыбешки.
— Так вы не забудете сказать об этом Мадам, сэр?
— Что?
Они остановились у светофора, и Милош повернулся и посмотрел на него, что само по себе было достаточно необычно, как отметил про себя полковник.
— Что, Милош? — повторил он с некоторым раздражением в голосе.
— Людмила, сэр, она талантливая парикмахерша, сэр. Вы не могли бы попросить миссис Тауэрс дать ей шанс показать себя?
— Да-да, почему бы и нет? И я попробую узнать что-нибудь для вас о ее семье, и о твоей тоже.
Как бы то ни было, но Бенедикт и думать забыл о профессиональных навыках Людмилы — хотя Милош каждый день до его отъезда в Нью-Йорк пытался так или иначе напомнить об этом, — до тех пор пока не приехал двадцать пятого февраля в Палм-Бич, чтобы присутствовать на приеме в честь возвращения Сьюзен. На этот раз он планировал пробыть дома очень недолго, поскольку в начале следующей недели ему предстояло покинуть Майами и отправиться в деловую поездку в Швейцарию.
Сьюзен встретила его в холле с перекошенным лицом.
Бенедикт пожал плечами.
— Да неужели нельзя позвать кого-нибудь другого? Я думал, что Альберто — причина ее проблем с прической, а не выход из положения.
— Вчера — да, папа.
Когда Бенедикт вошел в туалетную комнату жены, Хани рыдала, чем совершенно вывела его из себя.
— Хани, ради Бога, что все это значит? Я приехал на вечер в честь Сьюзен, поступившись многим, и вот, полюбуйтесь, ты ведешь себя как полная идиотка из-за парикмахера, которого, как я полагал, ты ни в грош не ставила. Пора научиться самой ухаживать за собственными волосами.
Вместо того чтобы вразумить ее, его явное возмущение возымело обратное действие: она зарыдала еще громче. О, Господи, как бы ему хотелось оказаться сейчас за тысячу миль отсюда.
Зажужжал зуммер, и он взял телефонную трубку.
— Да? Отлично, соедините. — Бенедикт прикрыл микрофон ладонью. — Хани, возьми себя в руки. Мне стыдно за тебя — нечего выставлять себя такой дурой перед дочерью. И во всяком случае, замолчи, мне звонят из Госдепартамента.
Хани опрометью бросилась в ванную, оглушительно хлопнув дверью, пока Бенедикт ждал, когда его соединят.
— Боже милостивый! — Он тяжело опустился в шезлонг. — Да? Вот так? Никакой надежды? Хорошо, держите меня в курсе.
Положив трубку, он откинулся на спинку. Итак, то, чего он ждал, наконец произошло: коммунистический государственный переворот в Чехословакии. Свободно избранного правительства в стране больше не существовало, там были русские танки, и сбылось предсказание Черчилля — железный занавес плотно сомкнулся на границе Чехословакии.
Милош. Надо сообщить эти новости ему прежде, чем тот услышит их по радио. Он или его жена.
И только теперь, услышав, как Хани хлопает соседней дверью, он вдруг вспомнил, что Милош говорил ему ранее. Его жена — парикмахерша! Ну, более удобного случая ждать не приходится!
— Хани! — Он возвысил голос. — Хани, надень то, что ты обычно надеваешь, когда тебя причесывают. Возможно, я сделаю тебе сюрприз. В конце концов, это лучше, чем ничего.
Жена медленно приоткрыла дверь.
— Ненавижу тебя, — объявила она. — Я думала, ты лучше всех остальных поймешь, почему я так расстроена. Сегодня первый большой прием, который мы даем за весь сезон, и первая возможность познакомить Сьюзен с разными интересными молодыми людьми. Знаешь, Олифанты собираются привезти наследного принца… ну, я забыла, какой страны, но мне сказали, что он безумно влиятельный и хорош собой! Естественно, что мне хочется выглядеть наилучшим образом, а не наихудшим. Я назначила Альберто дату по меньшей мере месяц назад. Он сказал, что я…
— Мне плевать на твоего гомика-парикмахера. По мне, так пусть хоть утопится в Майами-Бич. Послушай, совсем забыл тебе сказать: похоже, жена Милоша Лоретта — парикмахерша. Милош спрашивал у меня, не могу ли я уговорить тебя дать ей шанс показать свое искусство.
— Лоретта? А, ты имеешь в виду Людмилу? Но она прислуга на первом этаже. Ради бога, как я могу ей позволить прикасаться к моим волосам?
Бенедикт в гневе возздел руки.
— По большому счету, мне все это совершенно неинтересно. Поступай, как тебе угодно. Милош, кажется, знал, о чем говорит. Господи, сколько ты стонала, что хочешь иметь личную горничную, которая сумеет тебя причесывать. Возможно, сама того не подозревая, ты уже заполучила именно такую девушку в полную собственность.
— Где Сьюзен? Ох, я не знаю. Где Сьюзен…
Довольно, он сыт по горло. Мало того, что ему вообще пришлось вникать в проблемы с парикмахерами и прическами, пусть теперь его семейство держит совет без него. Он собрался уходить.
— Бен, останься. Прости, но что ты думаешь…
— Решай сама.
Он сбежал вниз по лестнице, закрылся в кабинете и принялся звонить в Вашингтон.
— Папочка, папочка, уже четверть седьмого, разве ты не собираешься одеться для свидания со своей
