принадлежавший только им двоим.

— Уцуми-сан, да вы не переживайте, это все в прошлом, — забеспокоился Исияма.

Уцуми с серьезным лицом опроверг его подозрения:

— Вы ошибаетесь. Мы с Мориваки-сан только вчера встретились. Я ей сказал, что скоро умру, вот она и решила, что можно спокойно обо всем мне рассказать.

— И не поэтому вовсе.

Произошло это по другим причинам. В глубине души Касуми чувствовала: с Уцуми их связывает то, что они оба не могут смириться с действительностью. Раньше это связывало ее с Исиямой. Известие о том, что Исияма приехал с женщиной, взволновало ее. Касуми с недоумением смотрела на беззаботное лицо Исиямы.

— Вы при смерти?

— У меня рак, так что скоро конец.

— Очень сожалею. Не ожидал. Как же по-разному У всех складывается жизнь, — серьезно сказал Исияма.

Привыкший к подобным замечаниям Уцуми как ни в чем не бывало продолжал:

— Ладно, съезжу к Мидзусиме, поговорю с ним. У вас, Мориваки-сан, какие потом планы?

— Вы не могли бы приехать за мной через часок?

— Хорошо, — сказал Уцуми и направился к машине, но неожиданно развернулся. — Забыл спросить.

— Что такое?

— Хотел узнать ваше впечатление о происшедшем.

— Впечатление? Звучит как вопрос от стороннего наблюдателя. — Исияма сложил на груди руки и задумался. — Давайте я подумаю и попозже скажу.

Уцуми кивнул и направился к машине.

— Похоже, он и правда при смерти. По нему видно.

— Говорит, что у него рак желудка и помочь ничем нельзя.

— Мне кажется, я понимаю, почему он решил помочь в расследовании.

— Почему?

— Потому что никто так и не выяснил, что случилось, разве нет? Например, сколько ни ломай голову, с чего это человек решил покончить жизнь самоубийством, ни за что не поймешь. Даже если он оставил предсмертную записку, все равно правды не узнать. Но для полиции в таких случаях дело считается закрытым. И вдруг человек, который привык получать на все ответы, сталкивается с делом, где никто не имеет ни малейшего понятия, что произошло. И это его задело.

Исияма направился к гостинице. Они прошли мимо стойки администратора и вышли на лужайку. Перед ними лежало Сикоцу. Вокруг царило умиротворение, послеобеденные лучи летнего солнца навевали дремоту. Таким этого озера Касуми еще никогда не видела. Над вершиной горы Энива будто кто-то одним мазком кисти нарисовал белое облако, озерная гладь подернута мелкой рябью. На ней покачивались бесчисленные лодки.

— Слышала, что ты расстался с Норико-сан.

Исияма обернулся. Его привычка, оборачиваясь, сначала смотреть на губы говорящего, а уж потом поднимать взгляд, осталась прежней. Раньше, каждый раз замечая эту его манеру, сердце Касуми трепетало. Ей это казалось проявлением его чрезмерной доброты.

— Расстался. Скоро уже год. После всего, что произошло, не заладилось у нас. Думаю, она так и не простила меня. Оба чувствовали себя неловко, так и расстались. А про детей что-нибудь слышала?

Касуми помотала головой.

— Я тоже. С одной стороны, думаю, как там они, а с другой — вроде и рад, что освободился. Даже не знал раньше, что я такой. Люди — загадочные существа… А Мориваки-сан как поживает?

— Нормально. На работе, правда, не очень хорошо. Но я ушла от него.

— Это не из-за Юки, так ведь? Он что, про нас узнал?

— Думаю, он и то и другое простить не может.

— С Норико такая же ситуация, — вздохнул Исияма. — Для Мориваки-сан это, наверное, был удар. Я даже сейчас иногда во сне вижу то время, когда ты была в «Мориваки-сэйхан» еще ученицей. Потом просыпаюсь и думаю, вот ведь жизнь была — сейчас даже трудно вообразить.

— Да уж.

— Но этого никому не понять.

Исияма сел на траву и закурил. Из всех окружающих звуков ее слух различал только легкий плеск воды. Интересно, что вода пытается ей сказать? Присутствие воды — это было ее страхом, ее отправной точкой.

— Уцуми-сан тебе нравится?

Касуми в ответ рассмеялась.

— Да нет. У меня денег нет. Я, может быть, просто использую его. Но при этом, кажется, он понимает: я чувствую, что значит, когда некуда идти. Он ведь скоро умрет. Я собираюсь за ним ухаживать.

— Ухаживать за больным? За человеком, с которым тебя ничего не связывает? Ты прямо сама доброта.

— Я не из доброты это делаю. Я хочу узнать, как умирающий человек смотрит на жизнь. Я ведь жестокая.

Касуми чувствовала, что Исияма рассматривает ее профиль.

— Зачем тебе это знать?

— Уверена, ему нестерпима мысль, что он умирает молодым. Он делает вид, что все осознает, но в глубине души думает, как это несправедливо, и боится. Поэтому-то он и позвонил мне, когда увидел ту передачу, и сказал, что хочет участвовать в расследовании, но я подумала, что-то тут не так. Он хотел увидеть мое смятение оттого, что я не могу смириться с реальностью. Поэтому и я хочу увидеть, как он будет умирать.

— Это прямо соревнование какое-то получается.

В словах Исиямы она уловила сочувствие.

— Только в его случае — финишная ленточка уже видна. Жалко его, конечно, но он скоро умрет. И только мне вечно… — Касуми запнулась, а Исияма продолжил:

— Дрейфовать.

Касуми никак не ожидала услышать от Исиямы это слово, «дрейфовать». Она подобрала среди травы белый камешек и бросила его в озеро, лежащее всего лишь в нескольких метрах от лужайки. Камешек был таким маленьким, что она не услышала всплеска воды.

— Да, суши пока не видно.

— Бедняжка, — услышала она шепот Исиямы; сам Исияма выбрался на землю и начал жизнь заново.

— Жалеешь меня?

— А что, нельзя? — мягко спросил Исияма. — Мне ведь и на самом деле тебя жаль. Мне бы хотелось, чтобы ты скорее стала той Касуми, которую я знал.

— Мне уже никогда не стать прежней. Я стану другой мной.

— Ну ладно, — засмеялся Исияма.

— Тебе Мана нравится?

— Думаю, что да. — Исияма склонил голову. — Но это не любовь. Тебя я любил, а с Маной все по- другому. Не могу любить женщину, которая на двадцать лет моложе. Я ничего не хочу у нее отнять. Да и у меня нет абсолютно ничего, что она могла бы отнять. И не потому, что я все потерял, просто в этом нет нужды.

— А когда со мной встречался?

— Было по-другому. Я отнимал твое время, отнимал почти всю твою любовь у твоей семьи, отнимал твое тело у тебя. А в конце даже посягнул на твою свободу.

— Я тоже.