— Конечно, конечно. Да вы и не такой человек, чтобы сбегать из дома.

— Это не совсем так. А как звали того, кто вам позвонил?

Асанума назвал какое-то обычное, ни о чем не говорящее Касуми имя. Она вздохнула с облегчением, что звонок был не от родителей, но вместе с тем почувствовала досаду, что родина, брошенная ею много лет назад, дала о себе знать таким неожиданным образом.

— Вы, пожалуйста, не говорите ему обо мне.

— Конечно, конечно. А вот с родителями вы нехорошо поступили, я так думаю. А то ведь как аукнется, так и откликнется.

Касуми впервые задумалась о том, что для родителей она была как исчезнувшая Юка для нее. Как аукнется, так и откликнется. Вот что, оказывается, люди думают о таких, как она. Это открытие далось ей тяжело.

Через несколько дней, перед отъездом в Токио, Касуми ехала на мопеде по дороге, идущей вдоль берега Сикоцу. Неожиданно она будто кожей ощутила присутствие воды и обернулась в сторону озера. Все было как всегда: тишь да гладь, ни единой волны. Возможно, среди останков леса, что лежат на дне озера, живет теперь и ее Юка. Как рыбка, которую ловил Исияма. Эти неожиданные образы раньше не приходили ей в голову. Она знала, что полицейские из Энивы тралили дно, но Касуми все время была уверена, что Юку кто-то похитил и удерживает силой.

Касуми остановилась на обочине дороги и, стараясь унять сердцебиение, смотрела на озерную гладь. Чем дольше она смотрела на воду, подернутую мелкой рябью, тем страшнее становилось ей от огромности этого водного пространства. Невыразимый словами гнев, будто тошнота, подкатил к горлу. Неожиданно для самой себя Касуми бросилась вниз по склону к берегу и стала яростно топтать мокрый песок. Ну почему это должно было случиться с ее Юкой?! Неужели потому, что, как сказал Асанума, она бросила в свое время родителей? Или потому, что тайно встречалась с Исиямой? И если дочь отняли у нее за ее собственные грехи, то ей ничего не остается, как биться до последнего.

Касуми подобрала камень у самой кромки воды и швырнула его в озеро. Камень улетел недалеко, и почти беззвучно вода поглотила его. Касуми показалось, что это говорит о ее бессилии, и она стала кидать камни один за другим, один за другим…

Я здесь совсем одна. Юка где-то тоже совсем одна.

В конце концов гнев уступил место огромной печали. Касуми упала ничком на землю, усеянную галькой, и горько зарыдала. Этот момент стал началом ее скитаний.

Касуми с облегчением подняла взгляд, когда они вынырнули из темноты и грохота тоннеля. Поезд приближался к станции «Накано» на ветке метро «Тодзай». Появившееся в окне небо было таким пасмурным, что можно было легко ошибиться, решив, что уже наступил вечер. Дождь молотил в окно крупными каплями и ручьями стекал по стеклу. Казалось, все кругом с треском лопается под ударами дождя — такой он был силы. Поезд проскользнул к платформе, стряхивая с себя дождевые капли. Летний ливень застал Касуми врасплох. Пробираясь к выходу, она размышляла о том, что надо бы купить зонт. Хотя от такого дождя никакой зонт не спасет — промокнешь до нитки. На станции, сбежав по лестнице, она бросила взгляд на часы. Было уже больше пяти. Как бы ей ни хотелось переждать дождь под навесом, но время не позволяло. Сначала нужно было уладить кое-какие дела, а потом ехать за Рисой в клуб продленного дня в Мусасисакаи. В такие моменты ей становилось жалко себя: щемящее чувство, что в ее жизни нет ни времени, ни покоя.

Касуми купила в киоске голубой виниловый зонт. На ладони, что держала зонт, поблескивала белая пыльца. Касуми потерла одну руку о другую, пытаясь стряхнуть пыльцу — та поскрипывала, как, бывает, поскрипывает рисовая мука. С дешевым зонтиком в руке она нерешительно мялась под навесом станции. Ливень был таким сильным, что брызги долетали и сюда — вокруг были лужи. Прохожие с криками забегали под навес, промокшие с головы до пят, будто их окатили ушатом воды. «Лучше переждите!» — посоветовал мужчина средних лет, заметив сомнение на лице Касуми. Лишь на мгновение лицо ее смягчилось, но тут же снова напряглось, как у канатоходца. С тех пор как пропала Юка, это странное выражение, начисто лишенное радости, будто приклеилось к ее лицу.

Вытянув шею, Касуми посмотрела на небо. Дождь, похоже, не собирался униматься. Можно было бы легко все уладить, просто взяв такси. Увы, в деньгах она была ограничена так же сильно, как и во времени. Правда, сегодня было одиннадцатое число, и это окончательно разрешило ее сомнения. Именно потому, что сегодня одиннадцатое, нужно было, даже взяв такси, пошевеливаться. Именно потому, что сегодня одиннадцатое, поскупившись сейчас, она, возможно, будет раскаиваться позднее. Именно потому, что сегодня было одиннадцатое, она решила сама поехать за Рисой в клуб продленного дня, хотя в этом не было никакой необходимости — острая потребность души, причина которой лежала в том непоправимом, что случилось много лет назад. Раскрыв только что купленный зонт, Касуми направилась к стоянке такси, и с каждым шагом уверенность, что она приняла правильное решение, крепла.

Через несколько минут такси остановилось перед зданием с надписью «Накано коопорасу» — домом, где раньше жила Касуми. Она попросила водителя подождать и зашла в подъезд. Все в этом доме, где она прожила восемь лет после замужества и откуда переехала лишь два года назад, было до боли знакомым. Всего восемьдесят четыре квартиры. Она до сих пор помнила не только код почтового ящика, но и код отсека, где стояли мусорные баки. Трехкомнатная квартира не была такой уж просторной, но зато сам дом находился близко от станции «Накано», и ей с Митихиро было удобно добираться до работы.

Касуми бросила взгляд на почтовый ящик с номером квартиры, где она когда-то жила. Ей нестерпимо захотелось заглянуть внутрь: не пришло ли чего-нибудь важного. Знакомый консьерж, видимо, уже ушел домой: его окошко было занавешено выцветшей белой хлопчатобумажной шторкой. Быстренько убедившись, что никого нет, Касуми набрала код и приоткрыла металлическую дверцу ящика. Внутри лежали только рекламные буклеты и листовки. Разочарованная, она закрыла ящик.

Рядом с комнатенкой консьержа висела доска из пробкового дерева, на которой жильцы вывешивали объявления. Касуми посмотрела на маленький кусочек бумажки, приклеенный в самом углу. Лаконичный текст, набранный на фотонаборном аппарате и откопированный. Как это бывает с объявлениями о похоронах, будто говорящих «тронешь — будешь наказан», никто не рискнул сорвать его или подписать что-нибудь неприличное. Ни грязи, ни пятен — объявление выглядело точь-в-точь как месяц назад. Вид бумажки, прочно приклеенной к доске и не претерпевшей никаких изменений, привел Касуми в уныние. Каждый месяц одиннадцатого числа она приходила сюда поменять объявление и справиться у консьержа, нет ли новостей. Консьерж, раньше из жалости частенько беседовавший с ней, в последнее время стал ее избегать. Люди ко всему привыкают. Касуми размышляла о человеческом равнодушии то ли с печалью, то ли с чувством неизбежности.