Она закончила домашнюю работу и смотрела внизу с отцом телевизор, когда позвонила мама. Абра поговорила с ней немного, после чего передала трубку отцу. Люси что-то сказала, и Абра поняла, что именно, еще до того, как Дейв бросил на нее быстрый взгляд и произнес: «Да, она в порядке, просто устала немного от своих уроков. Сейчас детей так нагружают. Она уже рассказала тебе о нашем маленьком землетрясении»?
— Я наверх, па, — сказала Абра, и он рассеянно махнул ей в ответ.
Она села за стол, включила компьютер, потом выключила. Ей не хотелось играть во «Фруктового ниндзю» и тем более чатиться с кем-то. Нужно подумать о том, что делать дальше. Она обязана что-то сделать.
Абра сложила учебники в рюкзак, потом подняла взгляд и увидела, как в окно на нее смотрит та женщина из супермаркета. Это было невозможно — окно находилось на втором этаже, и все же она была там. Женщина с безукоризненно белой кожей, высокими скулами, темными, слегка раскосыми, широко посаженными глазами. Абра подумала, что красивее женщины в своей жизни она еще не видела. И тут же она поняла, без тени сомнения, что та безумна. Копна темных волос обрамляла идеальное, чуть надменное лицо и спадала на плечи. На этой копне под неправдоподобным углом игриво торчал потрепанный бархатный цилиндр.
«Ее здесь нет, и в моей голове тоже нет. Не знаю, как я вообще могу ее видеть, но вижу, и, кажется, она об этом не зна…»
Безумица в темном окне ухмыльнулась, и когда ее губы раздвинулись, Абра увидела, что на верхней челюсти у нее всего один зуб — гигантский пожелтевший клык. Это последнее, что видел Брэдли Тревор, поняла Абра и закричала — закричала изо всех сил… но только внутренним голосом, потому что в горле стоял ком, а связки, казалось, застыли намертво.
Абра закрыла глаза. Когда она открыла их вновь, улыбающаяся белоликая женщина в окне исчезла.
«Да, ее там нет. Но она может вернуться. Она знает обо мне и может вернуться».
И в тот же миг она поняла то, что должна была понять сразу — едва только увидела заброшенную фабрику. Есть лишь один человек, на которого она может рассчитывать. Лишь один человек, способный ей помочь. Она снова закрыла глаза — на этот раз не для того, чтобы спрятаться от жуткого видения в окне, а для того, чтобы позвать на помощь.
Не открывая глаз — но чувствуя тепло слез на ресницах и щеках — она прошептала: «Помоги, Тони. Мне страшно».
Глава восьмая
ТЕОРИЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ АБРЫ
Последний ежедневный заезд «Хелен Ривингтон» назывался «Закатным круизом», и часто по вечерам, после дневной смены в хосписе, Дэн сам садился за руль. Билли Фримэн, который за годы муниципальной службы совершил тысяч двадцать пять поездок, с радостью передавал ему бразды правления.
— Тебе никогда не надоест, а? — спросил он как-то раз Дэна.
— Что поделать, тяжелое детство.
На самом деле не такое уж тяжелое, но после того как закончились компенсационные деньги, Дэн с мамой не задерживались подолгу на одном месте. Работу Венди тоже меняла часто, а без высшего образования зарабатывать прилично у нее не получалось. Да, им хватало на еду и на крышу над головой, но на что-то сверх того денег почти не оставалось.
Однажды, уже в старших классах (они тогда жили в Брэйдентоне, недалеко от Тампы), Дэн спросил мать, почему та ни с кем не встречается. К тому времени он уже понимал, что мама все еще весьма красивая женщина. Венди Торранс криво улыбнулась и сказала: «Одного мужчины мне хватило, Дэнни. А, кроме того, у меня теперь есть ты».
«Много ли она знала о твоих попойках? — спросил его как-то Кейси К. во время одной из встреч в „Санспоте“. — Ты ведь рано начал, правильно?»
Дэн призадумался.
«Наверное, больше, чем мне казалось в то время, но мы никогда не говорили об этом. Скорей всего она боялась спрашивать. Кроме того, я тогда еще был в ладах с законом, а школу закончил с отличием. — Дэн мрачно улыбнулся Кейси поверх своего кофе. — И, конечно же, я никогда ее не бил. Думаю, это самое главное».
Железную дорогу Дэн так и не получил, но основной принцип АА гласил: не пей, и все наладится. Оно и наладилось. Теперь у Дэна был такой поезд, что любой мальчишка обзавидуется. И Билли прав: Дэну никогда не надоест. Нет, может, лет через десять-двадцать ему и надоест, но даже тогда Дэн с радостью возьмется за руль вечером, перед самым закрытием, только ради того, чтобы укатить на поезде в закат, до Облачной пади. Вид там открывался потрясающий, а когда Сако была спокойной (какой она обычно и была после весенних буйств), закатная палитра удваивалась в небесах и речной глади. На дальнем отрезке пути царила такая тишина, что, казалось, сам Бог затаил дыхание.
Поездки между Днем труда и Днем Колумба (после которого «Рив» погружали в зимнюю спячку) были самыми лучшими. Туристы к тому времени разъезжались, и оставались редкие местные пассажиры, многих из которых Дэн знал по имени. В будние вечера, такие как сегодня, Дэн пробивал не больше дюжины билетов, и его это вполне устраивало.
На станцию в Минитауне поезд вернулся уже в полной темноте. Дэн (на голове у него красовалась фуражка с вышитой красной нитью надписью «Машинист Дэн» над козырьком) повернулся к горстке своих пассажиров и отсалютовал им, желая доброй ночи. Билли сидел на лавочке с сигаретой в зубах, кончик которой время от времени освещал ему лицо. Ему уже, должно быть, под семьдесят, но выглядит хорошо. Он полностью оправился после полостной операции двухлетней давности и говорил, что выходить на пенсию пока не собирается.
«И что мне, по-твоему, делать? — спросил Билли, когда Дэн однажды об этом заговорил. — Отправиться в эту вашу богадельню и ждать визита твоего котяры? Спасибо, но я пас».
Когда последние два-три пассажира отправились восвояси (наверное, искали, где бы поужинать), Билли затушил сигарету и присоединился к Дэну.
— Я отгоню ее в ангар, если, конечно, ты сам не хочешь.
— Нет, давай лучше ты, пока совсем задницу не отсидел. Ты когда курить бросишь, Билли? Ведь доктор сказал, что курево поспособствовало той дряни, что нашли тогда у тебя в кишках.
— Да я и так уже урезал почти до нуля, — сказал Билли, подозрительно опустив глаза. Дэн мог бы узнать, насколько именно урезал Билли свою дневную норму — ему, наверное, даже не пришлось бы для этого к нему притрагиваться, — но решил, что не стоит. Однажды этим летом он увидел парнишку в футболке с восьмиугольным знаком на ней. Вместо «СТОП» внутри знака было написано «СМИ». Когда Дэнни спросил мальчишку, что это означает, тот одарил его снисходительной улыбкой, которую он, скорее всего, приберегал для таких вот сорокалетних джентльменов. «Слишком много информации», ответил он. Дэн поблагодарил его и подумал: «Мне ли не знать, молодой человек».
У всех есть секреты. Это Дэн усвоил еще в раннем детстве. Добрые люди заслужили право держать их при себе, а такого добряка, как Билли Фримэн, еще поискать.
— Пойдем кофе попьем, Дэнно? Время у тебя есть? Я сейчас быстренько уложу эту девку спать. Десять минут, не больше.
Дэн с любовью погладил бок паровоза.
— Конечно, но попридержи-ка язык. Она не девка, а ле…
И тут голова его взорвалась.
