мелодии, а не их обычных гитарных. Не буги-вуги, но почти. Абра ее полюбила. Когда Люси играла эту песенку, Абра не просто сучила ножками, а словно бы энергично крутила педали. — Дэйв улыбнулся, вспомнив, как Абра лежит на спинке в своем ярко-лиловом бодике. Ходить еще не умеет, зато отплясывает, как истинная королева танцпола. — Инструменталка в середине состоит почти из одного пианино, и она простая как дважды два. Ноты наигрываются одной левой рукой. Всего двадцать девять — я посчитал. Ее бы сыграл даже ребенок. Вот наш и сыграл.

Брови Джона подпрыгнули чуть ли не до линии волос.

— Все началось весной 2002-го. Мы с Люси лежали в кровати и читали. По телевизору шел прогноз погоды, который дают посредине выпуска одиннадцатичасовых новостей. Абра крепко спала в своей комнате. Так мы, по крайней мере, думали. Люси захотелось спать, и она попросила меня выключить телевизор. Я выключил, но тут послышалась музыка. Фортепианное соло из «Не во второй раз», те самые двадцать девять нот. Ни одной фальшивой. Доносилась мелодия откуда-то снизу. Док, мы испугались до усрачки. Подумали, что к нам в дом вломился грабитель, но какой грабитель останавливается побренчать «Битлз» на пианино перед тем, как сграбастать столовое серебро? Пистолета у меня нет, а все клюшки для гольфа хранились в гараже. Вот я и схватил самую толстую книгу, какую смог найти, и пошел вниз навстречу неизвестности. Глупо, сам знаю. Сказал Люси, что если закричу, пусть немедленно набирает 911. Но в гостиной никого не было, а все двери были заперты. Крышка пианино тоже была опущена. Я вернулся наверх и сказал Люси, что в гостиной никого не нашел. Мы пошли в Абрину комнату посмотреть, как она там. Не обменялись ни словом — просто пошли и всё. Думаю, мы понимали, что дело в Абре, но не хотели произносить этого вслух. Абра не спала, а просто лежала в кроватке и смотрела на нас. Знаете ведь, какие у них в этом возрасте мудрые глазки?

Джон знал. Казалось, умей младенцы говорить, они открыли бы нам все тайны мироздания. Иногда он думал, что так и есть, да только Господь устроил все так, что к тому времени как младенцы перестают гукать, они всё забывают, как забываем мы даже самые яркие сны через пару часов после пробуждения.

— Увидев нас, Абра улыбнулась, закрыла глазки и тут же уснула. На следующую ночь и в то же время все повторилось. Из гостиной раздаются те самые двадцать девять нот… потом тишина… и вот опять мы идем к Абре в комнату и видим, что она не спит. Не хнычет, даже соску не сосет, а просто смотрит на нас сквозь прутья кроватки. И засыпает.

— И все это чистая правда, — сказал Джон, не сомневаясь, а лишь желая убедиться окончательно. — Лапшу на уши вы мне не вешаете.

Дэвид не улыбнулся.

— Ни лапшинки.

Джон повернулся к Четте.

— А вы сами слышали эту мелодию?

— Нет. Дослушайте Дэвида.

— Следующие две ночи прошли тихо, и… помните вашу любимую присказку о том, что успешные родители планируют всё заранее?

— Конечно. — Джон неустанно повторял эту мантру новоиспеченным родителям. Как будете справляться с ночными кормлениями? Составьте расписание, чтобы кто-нибудь постоянно был наготове и не переутомлялся. Как будете справляться с купанием и кормлением, одеванием и играми, чтобы у ребенка выработался регулярный — а, значит, комфортный — режим дня? Составьте расписание. Разработайте план. Знаете ли вы, что делать в чрезвычайной ситуации? Если, например, перевернется кроватка, или ребенок чем-то подавится? Будете знать, если у вас будет план, и в девятнадцати случаях из двадцати все закончится хорошо.

— Вот что мы сделали. Следующие три ночи я спал на диване в гостиной, прямо напротив пианино. На третью ночь, когда я уже устраивался поудобнее на диване и готовился ко сну, музыка послышалась снова. Крышка «Фогеля» была опущена, поэтому я подошел и поднял ее. Клавиши не двигались. Я не слишком удивился, потому что понял: музыка шла не от пианино.

— Что, простите?

— Она шла откуда-то выше. Прямо из воздуха. К тому времени Люси уже была в комнате Абры. В прошлые два раза мы не могли выдавить ни слова от растерянности, но теперь Люси была готова. Она попросила Абру сыграть мелодию снова. Секунду стояла тишина… а потом она ее сыграла. Я стоял так близко, что, казалось, мог бы выхватить из воздуха каждую ноту.

В кабинете Джона Далтона воцарилась молчание. Доктор уже ничего не записывал в блокнот. Четта мрачно на него смотрела. Наконец, он спросил:

— Это продолжается до сих пор?

— Нет. Люси посадила Абру к себе на колени и сказала ей больше не играть по ночам, потому что она мешает нам спать. На этом все и закончилось. — Он запнулся, размышляя. — Почти закончилось. Однажды, где-то три недели спустя, мы снова услышали музыку, но очень тихую. На этот раз она шла со второго этажа. Из ее комнаты.

— Она играла для себя, — сказала Кончетта. — Проснулась… сразу заснуть у нее не получилось… вот она и сыграла себе коротенькую колыбельную.

Однажды в понедельник днем, примерно через год после падения Башен-близнецов, Абра — уже вставшая на ножки и не просто гулившая, а произносящая первые осмысленные слова, — проковыляла к входной двери и плюхнулась возле нее на пол с любимой куклой на коленях.

— Чем занято мое солнышко? — спросила Люси. Она сидела за пианино, наигрывая рэгтайм Скотта Джоплина.

— Пяпя! — объявила Абра.

— Солнышко, пяпы не будет до ужина, — пояснила Люси, но через пятнадцать минут к дому свернула «Акура», и из нее вылез Дэйв с портфелем в руках. В здании, где он читал лекции по понедельникам, средам и пятницам, прорвало водопровод, и все занятия отменили.

— Люси рассказала мне об этом, — сказала Кончетта. — И, конечно, я уже знала о приступе плача одиннадцатого сентября и о фантомном пианино. Я заехала к ним через пару недель. Велела Люси не говорить Абре ни слова о моем приезде. Но Абра знала. Она села перед дверью за десять минут до моего появления. Когда Люси спросила, кто придет, Абра ответила: «Момо».

— Она часто так делает, — подхватил Дэвид. — Не всякий раз перед появлением гостей, но если это кто-то из тех, кого она знает и любит… то почти всегда.

В конце весны 2003 года Люси обнаружила дочь в родительской спальне, дергающей второй ящик комода.

— Дейги! — говорила она. — Дейги, дейги!

— Я не понимаю тебя, солнышко, — сказала Люси, — но ты можешь посмотреть в ящике, если хочешь. Там только старое белье и остатки косметики.

Но Абру, казалось, ящик вовсе не интересовал; она даже не заглянула внутрь, когда Люси его выдвинула, чтобы показать дочери содержимое.

— Зади! Дейги! — А потом, набрав воздуху в грудь:

— Зади дейги, мама!

У родителей никогда не получается как следует выучить малышовый язык — они просто не успевают, — но большинство кое-как его понимает, и до Люси наконец дошло, что дочь интересуется не содержимым комода, а тем, что за ним.

С интересом она отодвинула комод от стены. Абра тут же метнулась в образовавшееся пространство. Люси, думая, что там наверняка куча пыли, а то и тараканы или мыши, попыталась схватить малышку за подол рубашки, но не успела. К тому времени, когда Люси отодвинула комод настолько, чтобы самой пролезть за него, Абра уже сжимала купюру в двадцать долларов, провалившуюся в зазор между крышкой комода и основанием зеркала.

— Смотли! — заявила она радостно. — Дейги! Мои дейги!

— Нет, — заявила Люси, выхватывая купюру из маленького кулачка. — Детям не дают дейги, потому что они им не нужны. Но ты только что заслужила рожок с мороженым.