— Я включил сюда цену за бензин — туда и обратно.

— И эта цена, таким образом, доходит до тридцати долларов, не так ли? — Она улыбалась ему так мило, улыбалась и ждала.

Он махнул рукой и посмотрел в потолок.

— Вы своего не упустите, мисс Окружной Прокурор. Точно, я собирался зажать, что останется. И не думаю, чтобы кто-то из ребят ожидал другого. Я полагал, что заслуживаю небольшого вознаграждения за те хлопоты, которые на себя взвалил…

— Но ваш план не сработал, — сказала она. Она все еще улыбалась, и ее улыбка была полна сочувствия. — Ваши маленькие финансовые спекуляции не могут всегда быть успешными, Рэндл. Я полагаю, что вы и так одерживаете победы чаще, чем того заслуживаете. — Она немного поразмышляла над этим, обдумывая кое-что. Об этом нам еще предстоит услышать позже. — Да. Каждый Острый в то или другое время уже выдал вам долговую расписку для каких-то там ваших «ставок», так что, полагаю, вы сможете выстоять перед лицом этой маленькой потери. — И тут она замолчала. Она заметила, что Макмерфи ее больше не слушает.

Он смотрел на доктора. А доктор не сводил глаз с белокурой девчонки в футболке, он смотрел на нее так, будто ничего на свете больше не существовало. Лицо Макмерфи расплылось в улыбке. Сдвинув кепку на затылок, он подошел к доктору, находящемуся в состоянии транса, и положил ему руку на плечо:

— Доктор Спайвей, вы когда-нибудь видели, как идет косяк чинукского лосося? Самое фантастическое зрелище, какое только можно увидеть на просторах всех морей. Скажи, Кэнди, моя сладкая ягодка, почему бы тебе не пригласить доктора с нами на морскую рыбалку.

Долго уговаривать не пришлось, и через две минуты маленький доктор уже запирал кабинет и вернулся к нам, запихивая бумаги в портфель.

— Мне придется заняться бумажной работой в лодке, — объяснил он Большой Сестре и промчался мимо на такой скорости, что она не успела произнести что-то в ответ; остальная часть экипажа проследовала за ним куда менее торопливо, одаривая ухмылками мисс Рэтчед, стоявшую в дверях сестринского поста.

Острые, которые не ехали на рыбалку, собрались у дверей дневной комнаты и говорили нам, чтобы мы не приносили нечищеную рыбу, а Эллис оторвал свои руки от гвоздей на стене, пожал руку Билли Биббиту и пожелал ему стать рыболовом.

И Билли, глядя на медные заклепки на джинсах Кэнди, подмигнул ему, а когда девчонка вышла из дневной комнаты, сказал Эллису, чтобы он шел к черту со своей христианской проповедью. Он догнал нас у дверей, и мелкий черный парень выпустил нас, запер за нами дверь, и мы вышли наружу.

Солнце проглядывало из-за облаков и окрашивало кирпичный фасад больницы в розово-красный цвет. Сильный ветер срывал с дубов оставшиеся листья, аккуратно складывая их у проволочной ограды. На ограде сидели маленькие коричневые птички; и, когда очередная порция листьев осыпала ограду, птички поднимались в воздух, и их подхватывало ветром. И поначалу казалось, что листья, касаясь ограды, превращаются в птиц и улетают.

Это был хороший осенний день, в воздухе пахло дымящейся листвой, доносились голоса мальчишек, играющих в футбол, и шум летящего самолета, и, казалось, что за оградой больницы каждый должен быть счастлив. А мы стояли безмолвной группой, засунув руки в карманы, пока доктор пошел за машиной. Безмолвная группа, глядящая на горожан, которые катили на работу и притормаживали, чтобы поглазеть на психов в зеленых пижамах. Макмерфи заметил, как мы сникли, и попытался нас развеселить, выдавая шуточки и поддразнивая девчонку, но от этого нам стало только хуже. Каждый думал, как просто было бы сейчас вернуться в отделение, вернуться и сказать, что Большая Сестра права; при таком ветре море, должно быть, слишком бурное.

Подъехал доктор, мы погрузились и двинулись в путь: я, Джордж, Хардинг и Билли Биббит — в машине с девушкой и Макмерфи; а Фредериксон, Сефелт, Скэнлон, Мартини, Тэйдем и Грегори — следом, в машине доктора. Все молчали. Примерно в миле от больницы завернули на бензозаправку, доктор последовал за нами. Он вышел первым, и заправщик тут же подскочил к нам, улыбаясь и вытирая руки тряпкой. А когда он увидел, кто сидит в машине доктора и в нашей, улыбаться перестал. Отвернулся, вытирая руки промасленной тряпкой, и нахмурился. Доктор, нервничая, поймал парня за рукав, вытащил десятидолларовую бумажку и сунул ее парню в руку.

— Будьте так любезны, заправьте оба бензобака обычным, — попросил доктор. Вне стен больницы он выглядел смущенным, как и все мы. — Сделаете?

— Эти, в форме, — сказал заправщик, — они ведь из больницы? — Он осмотрелся, нет ли поблизости гаечного ключа или чего-нибудь такого же тяжелого. В конце концов он отошел к груде пустых бутылок из- под газировки. — Вы, парни, из психушки.

Доктор нашел очки и тоже посмотрел на нас, словно впервые заметил наши пижамы.

— Да. Нет, я хочу сказать. Мы, то есть они, конечно, из психушки, но они — рабочие, не пациенты, разумеется, нет. Рабочие.

Заправщик покосился на доктора, потом на нас и отошел пошептаться со своим напарником, который возился с машинами позади заправки. Они минуту посовещались, потом второй парень спросил доктора, кто мы такие, и доктор повторил, что мы — рабочие из больницы, и оба парня рассмеялись. По их смеху я понял, что они решили налить нам бензина — наверное, он будет паршивым, неочищенным, разбавленным и стоить в два раза дороже, — но от этого мне лучше не стало. Я видел, что остальным тоже довольно паршиво. А от докторского вранья нам стало еще хуже, не столько от вранья, сколько от правды.

Второй парень, ухмыляясь, подошел к доктору:

— Вы говорите, вам нужен хороший, сэр? Ну конечно. А как насчет того, чтобы проверить масляные фильтры и «дворники»? — Он был больше своего друга. Он наклонился к доктору, как будто говорил с ним по секрету. — Вы не поверите: восемьдесят восемь процентов машин, которые ездят сегодня по дорогам, нуждаются в новых масляных фильтрах и новых «дворниках»! — Его ухмылка обнажила черные зубы — долгие годы он вытаскивал ими пробки зажигания. Он все наклонялся над доктором, заставляя его признать, что его взяли на мушку. — А как ваши ребята посмотрят на то, чтобы купить солнечные очки? У нас есть хорошие «полароиды».

Доктор понял, что он его раскусил. Но едва он открыл рот, чтобы сдаться и сказать: да, как вам будет угодно, раздался скрежет, и верх нашей машины откинулся. Макмерфи осыпал проклятиями откидной верх, пытаясь заставить его сложиться быстрее, чем это могла сделать техника. Все видели, как он разозлился. Когда Макмерфи, осыпая машину проклятиями, добился, наконец, чтобы верх стал на место, он перелез прямо через девушку, выпрыгнул из машины, встал между доктором и заправщиком и заглянул одним глазом тому в черный рот.

— Ну ладно, мы возьмем обычный, как доктор и сказал. Два бака обычного. Это — все. И пошел ты на хрен с остальным хламом. И нам положена скидка по три цента за литр, потому что наша экспедиция финансируется правительством.

Парень не двинулся с места.

— Да? Мне казалось, профессор говорил, что вы — не пациенты?

— Слушай, неужели ты не понял, это — всего лишь предосторожность, чтобы не слишком напугать вас, ребята? Если бы вы знали правду! Доктор не стал бы так врать насчет простых пациентов, но мы — не просто психи; каждый из нас — самый горячий парень в буйно-уголовном отделении, на каждом из нас — кровь, и мы направляемся в тюрьму Сан-Квентин, там надежнее. Ты видишь этого парнишку с веснушками? Сейчас он выглядит как с обложки «Сэтедей ивнинг пост», но на самом деле — он маньяк, уже троих убил. А парень рядом с ним — Чокнутый Буйвол, непредсказуем, как дикий кабан. А видишь того здоровенного парня? Он индеец, забил до смерти шестерых белых ручкой кирки. Они попытались надуть его, когда он продавал шкуры мускусных крыс. Встань, чтобы они посмотрели на тебя, Вождь.

Хардинг ткнул меня кулаком в бок, и я встал в машине во весь рост. Парень приложил ладонь к глазам, посмотрел на меня и ничего не сказал.

— Да, признаю, опасная компания, — сказал Макмерфи, — но это запланированная, санкционированная, официальная экспедиция, и мы имеем право на законную скидку, как если бы мы были из ФБР.