«22 марта 1948 г., Николина Гора

Дорогой Андрюшенька,

Получила Твое письмо, большое Тебе спасибо. Мы очень смеялись над ученым, которого зовут Однокамушкин (так в письме. — П. Р.), это очень хорошо. <…>

На днях в Ленинград поедут Фрумкины, я с ними посылаю 3. 000 руб., потом дошлю остальное. А Ты пойди и постарайся купить костюм, и если найдешь, то и обувь. Ведь Скороход — наша лучшая фабрика. Это, наверное, так же сложно, как и у нас, но ничего, как-нибудь устройся. Я посылаю Тебе Твою любимую рубашку (она, конечно, была у меня!), Твою фуражку или ту, кот[орую] я считаю за Твою.

Мы с папой очень рады, что Ты поступил в школу рабочей молодежи. Это народ, кот[орый] понимает, как трудно жить на свете без образования. Наверное, это хорошие товарищи. Уж Ты постарайся и позубри хорошенько напоследок.

У нас была это время просто суровая зима, — 20° — 15° каждый день. Только вчера и сегодня наконец потеплело, но идет снег. Наша дорога еще не была занесена, теперь это может случиться только на очень короткий срок.

Мы часто видим Ильиных[143], они очень Тебя любят, но только Ты ужасно много в пылу разговора выдумываешь, я не подаю вида и не опровергаю, но лучше Ты от этого отвыкай, это не очень хорошо. Конечно, и плохого особенно нет, но лучше стараться, даже если и кажется, что не так интересно, всегда говорить ближе к истине. Это так, рассуждение, между прочим, не очень холодным голосом.

Напиши мне подробно, как Ты учишься, когда ходишь в школу, где она находится, нужна ли Тебе еще лишняя помощь? Я думаю, что если химичка хорошая, то Ты будешь недурным химиком. А для геолога химия очень нужна.

Мы с папой живем тихо и мирно, ждем теплой погоды. Варвара Ст[епановна] уехала в Москву на неделю. Яшка привязывается у дровяного сарая, и он спит, свернувшись калачиком, а над ним образуется теплый круг в опилках. Коко все еще на чердаке. Он стал совсем серый, и ему очень хочется на волю. Как только будет правда тепло, так я его с женой спущу. Клетка Паулюса[144] вмерзла так, что ее не оторвать, а то бы я его посадила в гараж. Котятки живут с нами в маленьком домике, они очень смешные, только начинают учиться пить молоко. Кэтти совсем не боится Джека, только иногда плюет на него и шипит, но это больше для порядка. Так что котятки стали физиками, они живут у папы в лаборатории, у печки. <…> а иногда у нас в комнате. Леня кряхтит над своим проектом. Сережа бегает в институт. Вдруг оказалось, что у него не сдан один зачет, он его сдал за 5 минут до того, как был подписан приказ о снятии его со стипендии! Они с замдеканом успели поймать секретаршу, когда она уже шла к директору подписывать приказ. Это был какой-то второстепенный зачет, о кот[ором] Сергей совсем забыл.

Тетя Наташа целую неделю ходила в Дом архит[ектора] на диспут об архитектуре. Там народ так разошелся, что кричали, свистели, топали ногами. Студенты, кот[орым] не было места — пускали только членов Союза, — разбили окна, вышибли двери, разогнали милицию и набились в зал, так что дышать нельзя было. Все говорили Бог знает что, но выговорились с удовольствием. От таких речей все давно отвыкли. Борис Мих[айлович Иофан] выступал тоже с успехом. Все ругали Комитет по делам архит[ектуры] и все начальство. Скоро у них будет Всесоюзный съезд и, наверное, постановление об архитектуре. Ты, наверное, видел постановление о новом университете, все очень этим довольны.

Папа Тебя крепко целует. Поцелуй Евг[ению] Ник[олаевну] очень крепко и помни, что я Тебе говорила: будь с ней внимателен и нежен.

Целую Тебя очень крепко, мой милый сынок.

Твоя Мама.

P. S. Всем теткам большой привет.

P. P. S. Напиши, есть ли у Тебе самописка. Если нет, то можешь себе купить.

Мама».