работе и чувствует себя отрезанным от своих коллег за границей. Я думаю, что для него сейчас самое важное — ощущать, что он не забыт и не покинут своими друзьями.
Я пишу об этом, потому что его моральное состояние сейчас оставляет желать лучшего, на него большое впечатление произвели все драматические события прошедшего года. Любовь и интерес к нему со стороны всех его друзей ученых помогут ему справиться с ситуацией. И, конечно, немаловажен тот факт, что скоро задействуют снова его приборы и он сможет вновь работать, чего он был таким ужасающим способом лишен…»
Очень страстно Анна Алексеевна излагает свою позицию в письме к Веббам, с которыми в недавнем прошлом были сильные разногласия. Причем Веббы — это не ученые, а политики, поэтому в письме к ним она пишет уже совсем о другом.
…Капице не привыкать отстаивать свои права, и все, чего он достиг в своей жизни, достигнуто благодаря его бескомпромиссности, его вере в свою правоту, его абсолютной честности. <…> Мне хотелось написать вам, потому, что вы оба были очень добры ко мне даже тогда, когда не соглашались со мной, и мне не хотелось бы оставить у вас плохое мнение о себе. Но я должна сказать, что я всегда буду сражаться на стороне Капицы, сражаться за право ученого идти своим путем, не зависеть ни от каких властей и смотреть на все глазами ученого-интернационалиста. Пока нигде этого нет, но это не значит, что такое невозможно…»
Анна Алексеевна хотела заручиться поддержкой ученых разных стран. Последние ее письма, написанные уже перед самым отъездом из Кембриджа, адресованы в Норвегию — профессору Росселанду и в Испанию — профессору Кабрере. Примечательно письмо, адресованное Росселанду. В нем Анна Алексеевна как бы подводит итог длившегося больше года поединка Капицы с советскими властями и, кроме того, пишет об отношении Капицы к засекречиванию научных исследований.
А. Капица — С. Росселанду
…Я не так давно видела Капицу и нашла, что за исключением периодов депрессии он не очень плох. Самое главное для него в настоящее время — это чувствовать симпатию и любовь своих коллег и друзей. Он начинает новую жизнь после ужасающей борьбы за свои права. И я должна сказать, что даже если он и проиграл в том отношении, что ему так и не дали выехать из России, но в то же время он выиграл по многим другим позициям, таким, как полная независимость в своих исследованиях, размер его института (это будет первый маленький научно-исследовательский институт в России), возможность заниматься чистой наукой, безо всякой секретности, когда можно все публиковать и т. д. Он думает, что одно из бедствий русской науки — это засекречивание многих исследований, потому что они, возможно, относятся к военной тематике. Кроме того, он добился полной независимости в выборе себе ассистентов и т. д. Я уверена, что все перечисленное, на ваш взгляд, является нормой в научной работе, но в России до сих пор спорят о том, как сделать науку наиболее эффективной, и они до сих пор не поняли, что чем меньше тревожить ученых, тем лучше они работают.
Я искренне верю, что все произошедшее с Капицей будет очень полезным для русской науки, так как они (власти) в первый раз отчетливо увидели, как и что о них думает ученый и каков результат, когда они используют неверный подход к человеку, который имеет мужество говорить…
Вы хороший друг Капицы, напишите ему, ободрите его, поддержите его в его борьбе, но самое лучшее будет, если вы приедете навестить его…»
Письмо к Кабрере написано практически в день отъезда, и в нем с необычайной силой звучит готовность Анны Алексеевны к отстаиванию вместе с Петром Леонидовичем такого важного для них понятия, как свобода личности.
…Он бескомпромиссен в своих взглядах на интернациональный характер науки, никогда не считал обращение с собой правильным или оправданным, и он заставил наше правительство уважать его, хотя это стоило ему немало сил. Я думаю, что с ним все будет в порядке и он сможет продолжать свою работу в Москве. Это будет непросто, но за это стоит бороться.
Я считаю, что в настоящий момент для него нужнее всего чувствовать, что все его коллеги-ученые интересуются им и сочувствуют его участи, чувствовать, что он не изолирован и не заперт в России. Вам известно, что он всегда старался сделать науку интернациональным делом, и я ни на секунду не сомневаюсь, что он будет продолжать эти усилия и в России, делая все для того, чтобы люди поняли, что самая важная вещь для науки — свобода и что ученые должны иметь возможность свободно встречаться и общаться, а не быть запертыми в одной стране без права выезда за границу. Капицу ждет трудная и требующая усилий жизнь, но я уверена, что так жить стоит.
Пожалуйста, пишите ему, присылайте Ваши статьи в его московский институт, и я уверена, что когда-нибудь мы будем иметь удовольствие увидеть Вас и мадам Кабрера в Москве…»
Анна Алексеевна и Петр Леонидович уехали, и за ними опустился «железный занавес», но они оставляли в Англии и по всему миру хороших друзей, которые не забывали их.
В Москве Анна Алексеевна продолжала всячески поддерживать связь Капицы с его зарубежными друзьями и коллегами, связь не профессиональную, но дружескую и теплую. В Архиве П. Л. Капицы хранится письмо Анны Алексеевны В. Вебстеру с прикрепленной к нему запиской, написанной ее рукой: «Письмо от А. А., что часто бывало, вместо П. Л.».
Мой дорогой Вильям,
Я давно собиралась написать тебе, но просто никак не могла выкроить время. Сначала все мои мужчины болели, подцепили простуду, а потом у них, естественно, были всевозможные осложнения и т. д., но теперь все наконец-то снова в порядке. Мы бы очень хотели знать, как у тебя дела, как все твои мерзкие болезни, стало ли тебе наконец лучше. Интересно, когда ты будешь в полном порядке и приедешь нас навестить?
В Институте все идет своим чередом, большая машина уже на своем месте и готова к работе, как и все оборудование, приехавшее из Англии.
Капица полон энергии, тем более что виден конец организационного периода и он чувствует, что скоро начнет работать. Я думаю, что он считает не только дни, но и минуты, оставшиеся до того момента, когда он приедет в лабораторию не для того, чтобы подписывать бесчисленные счета, бумаги и т. д., а для того, чтобы приступить наконец к своей научной работе.
Я хочу рассказать тебе немного о том, что здесь происходит. Во-первых, он взял к себе на работу женщину-инженера, помнишь, я рассказывала тебе о ней? Она представляет собой великолепный пример русских нового образца, причем не только женщин, но и мужчин. Она происходит из украинской крестьянской семьи, одна из 14 детей. Ей удалось еще до Революции получить университетское образование, что уже само по себе говорит о том, что она умная и энергичная женщина. Позже, во время грандиозного строительства в нашей стране, она получила и еще одно образование плюс к математическому, еще и инженера-электрика. В то же время она — старый член партии, и очень верный член, много раз ей приходилось быть арбитром в разного рода деликатных ситуациях, я думаю, что буду не далека от истины, если скажу, что партия ей полностью доверяет. До своего прихода к Питеру она занимала ответственный пост на большой электрической станции. Она абсолютно удивительна в своих взаимоотношениях с людьми, она очень скоро понимает, какой именно „кнут“ нужен для данного человека, и заставляет всех очень хорошо работать. И все это без какой-либо суеты, она всегда очень спокойна, всегда выглядит опрятно, безо всякой спешки, никогда не производит ненужного шума, как это делал у
