Не шел я по городу, а летел;Когда-то давно уже это мне снилосьГород, как лес качался и пел.Каждый дом, труба и окошко,Порт, стадион, туалет и вокзал,Мусорный бак, воробей или кошка,Пели свое, и я все понимал.Разом, все вместе, как ясное словоБыло понятно уму моемуЧерез день стал я вовсе здоровымИ вновь никого не пойму.Как бумажный пароходик,Среди острых, страшных льдин,Грозно стиснутый народом,Я ловирую один.Залез на столб я смолянойСо страшным знаком смерти.Коснулся проволоки рукой,И — ничего… Поверьте!ДОЖДЬИдет и думает дождь:— Вот этому надо за шиворот,Проберет его страшная дрожь,Посмотрим, как вывернется он навыворот.Идет и думает пешеход:— Какой ласковый, грустный дождик!Стал считать и потерял счет,Подсчитывая, сколько у дождика ножек.Сизов умер,Но ожил снова.Сизова скрутили,Сизова связали,Похоронили живого.Мясник Сизов, бычью тушу рубя,Повернулся как-то неловко,И захлопнул навек себяВ холодильную установку.Почти через тысячу летОттаял мясник Сизов,Глядит — ничего кругом нет:Ни скота, ни людей, ни домов.Наложил на рельсинуТормозной башмак.Надо ехать поезду,А ему никак.Жил и с этой, и с этой, и с той,Вот и остался в квартире пустой.Пошел я на утопленицуК озеру смотреть.С такой бы вот утопленицейВместе помереть.Мы разошлись и как преждеСпать я ложусь в одежде.КУЗЕЧИКЗажав кузнечика в руке,Сидит ребенок на горшке.— Нельзя живое истязать! —Я пальцы стал ему ломать.— Нельзя кузнечиков душить!
