Солнце грело, грело…И перегорело.Залезло носатое на волосатоеИ стало усатое.— Ты боишься высоты?— Нет ни сколечко. А ты?— Не боюсь, коль высотаМне не выше живота.Окошко. Стол. Скамья. Костыль.Селедка. Хлеб. Стакан. Бутыль.С каждой секундойЯ старше и старшеСам себя становлюсь.Ужасно смешно мнеИ весело страшно:Что скоро я остановлюсь.Клоков небрит и немыт.Его толкнули — он покатился.Его подняли — он стоит.Его окатили — не разозлился.Его посадили — он сидит.— Как вы думаете, где лучше тонуть?В пруду или в болоте?— Я думаю, что если тонуть,Так уж лучше в компоте.Хоть это и грустно,Но, по крайней мере, вкусно.Совершенно откровенноТронул я ее колено.Тут же получил по роже,Честно и открыто тоже.УГРОБыло раннее утро,А уже стучит УГРО.Мы сидим с ним рыло в рылоВ это раннее утрило.— Не подпишешься?.. Ну что ж!..Он схватил столовый нож.В это раненное утроОн решил вспороть мне нутро.Отбивался я как мог, Вдруг — звонОООк,звонОООк,звонок.С топорщившимся из кармана топорищемВошел Сизов — старинный мой дружище.И как Раскольников несчастную старухуИнспектора УГРО он хвать обухом.Пугая кошек и собакСнесли мы труп в помойный бак.И вдруг из бака постепенноРастет как удочка антенна.Из-под картофельных очистокПик-пик звучит светло и чисто так.И как то нежно… Даже жалко,Что вьехала тут самосвалка.Я бак захлопнул на замок,И в бункер загрузить помог.Теперь ни в утро, ни в утроКо мне не ломитьсч УГРО.Нашел он, видимо, покой,Вдали, на свалке городской.После болезни все изменилось.
