Мир, как всякое художественное произведение, имеет свой тон. Бог и есть такой «тон» мира.
Вера в совершенство Бога есть вера в совершенство основного тона мира. Наше религиозно- художественное чутье подсказывает нам, что звучащий в глубине мира тон чист и беспорочен, что несовершенство мира временно и поверхностно, вызвано отклонением от тона, художественной фальшью.
Признание верности тона еще не означает признания законченности всего произведения. Появление тона означает начало работы, а не конец ее. Полная выдержанность и полная выраженность тона есть плод долгого труда. Мир и есть такой труд воплощения и очистки тона.
Пока тон не будет проведен без фальши хотя бы в одной маленькой части произведения, неизбежны многочисленные пробы и ошибки. После того, как он будет проведен в одной части, остается еще огромная работа проведения его по всему произведению.
Каждый из нас — отдельная фраза стихотворения, набросанная начерно, над которой не мало надо еще поработать, чтобы она вполне гармонично выразила то, что ей выразить надлежит.
Личность Христа есть первая «конкретная фраза» мира, с полной чистотой выражающая его тон. В Христе Бог проявлен исключительно и целиком — с исчерпывающей полнотой содержания и беспорочной чистотой тона.
Добро — удачное словосочетание, зло — неудачное. Зло — это деталь еще небезупречная, незавершенная. Отсюда — элемент поисков, экспериментированья в мире. Тон звучит едва слышно: в каждой мелочи он должен быть подслушан, очищен, извлечен из тьмы на свет Божий.
Зло — выпадение из Бога, а не другой, посторонний Бог, как фальшь — выпадение из тона, а не другой, посторонний тон. И зло и фальшь — отсутствие единства и порядка, а не какой-то другой порядок.
Акт миротворения как всякий художественный акт требует и творческого вдохновения, и ремесленного труда. Бог — это основная гениальная интуиция мира, самовозникающий тон. Мир — медленная разработка, кропотливое очищение тона.
И наш мир, и сотворяющий его Бог очень индивидуальны. Это совсем не «мир — вообще» и не «Бог — вообще». Тон, зазвучавший в открытой для всех возможностей вечности, определивший возникновение мира и его направление, — это только один из бесчисленных возможных тонов.
Из тысячи путей, ежемгновенно открывающихся каждому из нас, каждый из нас избирает только один путь, определяя этим и для всего мира только одну осуществленную возможность на девятьсот девяносто девять отвергнутых.
И сам первоисточник мира, и законы, по которым он разворачивает вокруг себя мир, ни из чего не выводимы, они просто даны, существуют — именно такие, каковы они есть, какими они сами себя хотят.
Наш мир — мир совсем особенный, не похожий на все другие возможные миры. Он неожидан, своенравен, причудлив, прихотлив, особен; он нов для самой вечности. Все время мы имеем дело с живой творческой неожиданностью, а не с мертвой всепредрешенностью.
Разворачиваясь в мир. Бог создает все новые оттенки самого себя, варьирует себя все снова и снова. Каждый из нас — новый Бог, вариант основной темы, оттенок основного тона.
Общий тон мира, приложенный к отдельной детали, создает нюанс самого себя — тон этой детали. В каждом конкретном своем воплощении Бог, оставаясь неизменным, все-таки оказывается новым и неожиданным. Каждый нюанс есть одновременно и разворачивание и ограничение основной темы.
Так же, как основной тон в мире, так и оттенок его в человеке, дан изначала, но должен быть выявлен и очищен. Каждый человек должен подслушать свой тон и развить его в себе или, что тоже, развить себя в нем.
Каждый человек должен решить себя как художественную задачу. Умирая, он лишается всех своих «словесных значений», но остается ритм, размер, тон — невещественная художественная формула, временно пустая и не использованная, куда, однако, может быть снова подставлено любое словесное содержание, если это понадобится.
Индивидуальный тон каждого человека полнее всего его характеризует, показывает идеальное, вечное, «райское» лицо этого человека.
Творение безупречно, если тон проведен по всей его глубине. Мир будет закончен, когда скрытая в нем гармония сделается явной. Каждый из нас войдет как художественная деталь в его окончательную редакцию.
Рай — это полнота звучания тона. Бог, ставший «всяческая во всем», полное овладение художественной темой. Овладение темой не означает, что дальнейшая работа над произведением должна быть прекращена. Напротив: может быть, ничем не стесненное творчество только тогда и начнется по- настоящему.
Мифы о происхождении бытия. О замысле[169]
1. В открытой для всех возможностей исходной свободе как одна из этих возможностей возникает бытие. Абсолютно-свободное, не встречающее себе никакого сопротивления, оно не замечает себя. Чтобы заметить себя, оно себя ограничивает, создает сопротивление, противопоставляет себя другому, из одного становится многим. Возникает множественность, разделенность — мир и противопоставленность, единство — Бог.
2. Обе противопоставленные части и соединяющее их единство — всё возникает «одновременно». Делится ли единство пополам или оно удваивается, повторяя себя, — безразлично, как мы назовем этот акт. Каждая из этих точек первоначальна, каждая выделяет из себя другую — и вместе с тем каждая производна, каждая выделяется другой.
3. Дальнейшее нарастание множества идет тем же порядком: разветвлением наружу или расчленением внутрь — что одно и то же. Нет мерила, которое позволило бы определить, является ли этот процесс внешним ростом или внутренним усложнением.
4. Существование частей создает пространство, последовательность — время. Мир — это движение, изменчивость; Бог — неизменное в изменчивости, неподвижное в движении. «Первый неподвижный Двигатель, из которого исходит всякое движение» (Боэциус). Бог — лежащая в основе движения воля к движению, [идеи], замысел, его вызывающий.
5. Если я хочу взять со стола карандаш, то моя воля одновременно и причина возникающего движения, и его цель. Желание вызывает, регулирует и завершает движение, само оставаясь на всех его стадиях неизменным.
Таким неизменным желанием, [ведущим замыслом, причиной и целью одновременно] является Бог по отношению к изменчивой, текучей мировой действительности.
6. Желание порождает движение. Бог создает мир. И вместе с тем: тот, кто движется, порождает желание — первоначальный хаос создает Бога. Жизнь — это одновременно и воля к бытию, порождающая бытие, и бытие, порождающее волю. [Бог поднимается из хаоса, как струя к чистому бытию из первоначального недифференцированного бытия-небытия].
7. Хаос («Божественность» мейстера Экхарта, «Ungrund» Якова Бёме) создает Бога как свое желание, как мечту, как замысел нового порядка. Бог рождается из хаоса, восстает из него, как статуя из каменной глыбы, от которой постепенно отсекается все лишнее. Бог — заданное, но еще не осуществлённое конечное совершенство мира.
8. С другой стороны, без желания движение вообще и не началось бы; желание порождает движение: Бог создает мир. [Бог все больше овладевает хаосом;] Бог строится в хаосе, как здание из отдельных камней, привлекая к себе и располагая в порядки все новые материалы. Бог — исходное совершенство, постепенно воплощающееся в мировом процессе.
9. [Таким образом,] мировой процесс — одновременно и процесс материализации духа, и процесс
