Итак, свершилось. Ева взяла яблоко.
Я только протянул ей плод — желто-прозрачный, сочный словно изнутри распираемый сладкими соками.
Ева взяла, съела сама и дала Адаму.
***
Я не обманываю себя. Они пошли за мной, как скоты. Увидела Ева яблоко — смотрит: румяное, ничего себе, — не размышляя, и слопала. Не я соблазнил — авторитет был недостаточен. Чего было и ожидать от подобной твари. Сразу видно, чье произведение. Толстая бабища, знающая только два слова — жрать и спать!
Съела яблоко познания — добра и зла. Ну, какое Еве дело до добра и зла? А до познания — еще того меньше. Ева и познание! Смешно даже подумать.
Я переоценивал мир. Тем не менее, дело сделано. Дрожжи введены, результаты скажутся. Может быть, никогда не удастся мне достигнуть, чтобы принцип работал в чистом виде, чтобы вполне сознательно и добровольно шли эти люди за мной. Может быть, навсегда останется в их движении примесь аппетита. И мне вечно придется соблазнять их сладостью яблока. Пусть хотя бы и так. Я буду вести, они придадут массивность и силу моему стремлению. Я поведу их, хотя бы они этого не хотели. Это сперва. Это начало. Appetit vient en mangeant*. Уж войдут понемногу во вкус. Я буду с ними. Я, кажется, вне подозрений. Дух чистого творчества, можно сказать. Я сильно рассчитываю на мое благотворное влияние.
[* Аппетит приходит с едой (фр.)]
***
— Победа! Победа! Ева надела фиговый листок.
Вы смотрите, господа, удивленно. Что ж из этого? Разве это уж так важно? Ну, прикрыла Ева свои невинные прелести, что тут особенного.
О нет, этот факт надо оценить по достоинству. Это мой первый триумф. И заметьте — свыше тоже сразу сообразил и, чем это пахнет. Изгнали из рая за этот пустяк и Адама и Еву в двадцать четыре часа. Решительно и бесповоротно. Видно, что взволновались не на шутку.
Фиговый листок. Ведь это первый самостоятельный шаг. Первый протест, первое отрицание Его совершенства. «Ты создал меня нагой, а мне вот не нравится. Ты создал без листка, а я вот листок надену. Исправлю Твой промах, укрою то, что Ты создал, — и стану лучше!»
Фиговый листок, конечно, пустяк. Но важен почин. Фиговый листок, а дальше штаны, а дальше и до автомобиля недалеко. Удивляйся тогда, если публика запоет:
Так. Вселенная повернулась. Рай кончился, начинается мировая история. Понимаешь ли Ты теперь, что происходит? Что такое история? Не знаешь? Так слушай: это восстание против Тебя. Бунт, говоришь? Нет, Ваше Величество, — революция!
V
Жаль, что вы еще не родились, господин Достоевский. Настанет время, вы с видом бесстрашного новатора возгласите: «Я нисколько не удивлюсь, если вдруг ни с того, ни с сего, среди всеобщего будущего благоразумия возникнет какой-нибудь джентльмен, с неблагородной или, лучше сказать, с ретроградной физиономией, упрет руки в боки и скажет нам всем: а что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного раза ногой, прахом, единственно с той целью, чтобы все эти логарифмы отправились к черту и чтобы нам опять по своей глупой воле пожить…» [152]
Если бы вы родились на пару вечностей раньше, господин Достоевский, то увидели бы, что со своими пророчествами вы запоздали. Джентльмен своевременно возник, благоразумие спихнул и продолжает и впредь заниматься тем же. Подталкивает всё, что слишком хорошо ложится, — и это без отдыха, не покладая рук, в поте лица своего, можно сказать. Единственное, в чем вы ошиблись, — физиономия у этого джентльмена для его времени была отнюдь не ретроградной, уверяю вас, — вполне либеральной.
***
Я объявлен вне закона. В противовес Ему — «доброму», — я объявлен «злым». Тем лучше. Я приобретаю лицо и фамилию. Во всяком случае, это признание моей независимости de jure*.
Больше же всего меня радует, что и Он благодаря этому предстал в некотором новом освещении. До этого Он был просто так, теперь Он стал «добрым». Благодаря моей авантюре Он приобрел почетный титул. Можно сказать, что, выделив зло, я выделил этим одновременно и добро, создал добро. То есть создал Его. Видите, господа, как я для Него стараюсь. А Он неблагодарный…
Впрочем, софистику в сторону.
[* Формально, в силу закона, но не на деле (фр.).]
***
Дело продвигается успешнее, чем я ожидал. Случилось непредвиденное: Ева и Адам создали третьего. Целую вечность валялись они в траве, золотое время теряли. Стоило вмешаться мне — voila* — результат налицо. Сын. Малое сопливое существо, ничего красивого, правда, себя не представляющее. Но не стоило ли из-за него одного кинуть под песий хвост весь рай со всеми его цветочками? Подумать талью — новый человек! Что-то никогда, абсолютно никогда не бывшее! Новый человек — не Адам, не Ева, а третий!
[* Вот, вот как (фр.)]
***
Хотя я и не гадаю по звездам, все же отлично знаю, что из него получится. Придет день, это пузатое существо перестанет быть пузатым, подойдет к спящему братцу своему, приглядится и с хрустом пригвоздит его дубинкой к земле. Скрипнет Авель зубами — и кончено. Юная смерть взойдет на ступени и торжественно поднимет над миром голову своего первенца.
Я знаю это прекрасно. Так что же? Пусть! Пусть прольется кровь. Пусть издохнет Авель. Так и надо! Что их жалеть. Уйдет один, сделаем другого, еще лучшего. Я совсем не собираюсь превращать этот мир в богадельню. По боку все старое, испытанное, в сплав, на матерьял! Работы много, матерьял пригодится. По боку сотворенное, на очереди несотворенное. Всё новое, новое — лучшее, лучшее! Я сделаю из мира наковальню:
Так тяжкий млат.
Дробя стекло, кует булат![153]
Что копить всякую дребедень! По боку, по боку!
А Каин? Каину тоже полезно. Пусть побегает, хватаясь за голову, ища покоя. Не надо покоя! Побегает, побегает — смотришь, и набегает себе ума-разума.
Страдания возвышают душу — ха-ха!
