лучшее — длинную косу, выдающуюся в море.

Своей сестре Екатерина Ивановна, описывая прибытие в Петровское, писала: «На мне лежит трудная обязанность всех кормить. Иногда это целая задача. Сколько вещей нам недостает…» На первых порах Невельских пригласил к себе жить штурманский офицер Дмитрий Иванович Орлов, занимавший с женой и дочерью маленький домик. В середине октября Невельские перебрались в другой, вновь выстроенный дом. В упомянутом выше письме Екатерина Ивановна писала: «Сердце сжалось, когда я вошла в убогое жилище, где я должна прожить столько месяцев, я упала духом и залилась горючими слезами…» Она еще не знала, что это будут не месяцы, а годы.

Даже спустя 20 лет, когда, по сравнению с описываемым периодом, русские посты превратились в поселки, старший врач корвета «Варяг» Владимир Сергеевич Кудрин охарактеризует их в отчете: «Трудно вообразить себе что-нибудь унылее и мрачнее…»

Все имущество Невельских погибло вместе с «Шелеховым», в том числе изящная мебель и пианино, присланные на судне в Аян для Екатерины Ивановны великим князем Константином Николаевичем. Матрос-умелец выстрогал топором для нового дома Невельских стол, лавку и несколько табуреток. В окна вставили склеенные бумагой куски стекол. Дом был построен из сырых бревен, постоянно растрескивавшихся, и хотя внутри стены обтянули корабельной парусиной, от сырости и сквозняков невозможно было избавиться. Сложенные неумелыми руками печи быстро остывали, и зимой вода в ведрах, стоявших в комнате, покрывалась к утру корочкой льда. Положение семей матросов и казаков было еще хуже. Немало досаждали обитателям жалких жилищ полчища крыс, с которыми вели настоящую войну, чтобы сберечь продовольствие.

Екатерина Ивановна с первых дней пребывания в Петровском принялась за устройство жилья, стараясь придать ему мало-мальски уютный вид. Скоро домик Невельских стал своеобразной кают- компанией, где по вечерам собирались усталые подчиненные Геннадия Ивановича. У жены начальника экспедиции был удивительный дар притягивать к себе людей. Казалось, ничто не могло привести в уныние эту жизнерадостную красавицу с огромными голубыми глазами. Что греха таить, вся молодежь, из которой в основном и состояла экспедиция, была в нее влюблена. Даже спустя десятилетия мичманы и лейтенанты, ставшие седовласыми адмиралами, вспоминая Екатерину, называли ее не иначе, как «наша звезда», «светлый и сверкающий луч». Геннадий Иванович боготворил свою жену, всегда ей уступал, несмотря на свою, известную окружающим, любовь к спорам. О Невельском-спорщике ходили анекдоты. Один из моряков рассказывал: Невельской разговаривал с архиепископом Иннокентием, навестившим Амурскую экспедицию, и все время перебивал его. Иннокентию это надоело, он взял свечу и ногтем нанес на ней штрихи, отмерив время, которое каждый участник разговора будет говорить, не опасаясь быть прерванным.

Участникам Амурской экспедиции важно было установить добрые отношения с местным населением, Екатерина понимала это даже лучше Геннадия Ивановича. Гиляки стали постоянными гостями в доме начальника экспедиции. Они приносили с собой грязь, запахи никогда не мытых тел и собачьих шкур, пропитанных нерпичьим жиром. Но Невельская принимала их так же радушно, как и товарищей мужа. Нередко какой-нибудь из гостей похлопывал ее по плечу, показывая, что у него уже пустая чашка, и хозяйка спешила ее наполнить. Екатерина быстро выучила язык аборигенов и часто становилась переводчицей в переговорах. В то же время она учила их русскому языку и грамоте. Видя в чужеземке благодарную слушательницу, гости подробно рассказывали о крае, своих обычаях, образе жизни, полезных растениях… Хозяйка умело направляла беседу в нужное русло, выясняя все, что могло помочь мужу и его товарищам в исследовании края. Гиляки мелом или концом обугленной палки прямо на полу чертили расположение того или иного пункта, черточками обозначая количество дней, которые понадобятся, чтобы туда добраться. Екатерина после их ухода тщательно переносила рисунки на бумагу. Благодаря этим сведениям удавалось малыми силами исследовать огромные территории.

Невельской не щадил ни себя, ни других, но, если честно, то других не щадил в большей степени. Офицеры в одиночку, с проводником или казаком, на недели уходили в экспедиции. Каждый их поход, учитывая слабую экипировку и снабжение продовольствием, становился игрой в рулетку со смертью.

Частые метели заносили домики в Петровском так, что требовалось прорывать глубокие траншеи к окнам и дверям. Иногда приходилось выходить из дома через чердак. От сырости, холода, недоедания появились болезни. Неустроенность быта, непривычный климат, чувство постоянной тревоги и оторванности от остального мира угнетали людей. Удивительно, как молоденькая неопытная женщина все тонко понимала и сколько делала, чтобы сплотить людей в таких ужасных условиях. И откуда брала она силы, чтобы переносить свою новую жизнь столь мужественно — в Петровском у Невельских родилась дочь, и все вышеописанное Екатерине пришлось пережить, будучи сначала беременной, а затем молодой мамой.

Нужно иметь в виду, что матросы, рядовые участники экспедиции, мягко говоря, не представляли цвет российского флота. Большинство — штрафники, наказанные за воровство, драки, побеги и другие «подвиги». Всякое могло случиться, когда в зимовье оставались один-два офицера. Но обошлось.

Шатаясь от усталости, измученные голодом и холодом, офицеры возвращались в зимовье, и Екатерина всегда устраивала для всех праздничные обеды. Моряки приходили из командировок в лохмотьях, нижнее белье расползалось в клочья. Невельская научилась шить сама и научила других женщин шить не только белье, шинели и рубахи, но и кухлянки из шкур, унты, шапки. Все это делалось исколотыми в кровь распухшими пальцами, зато теплая одежда спасла здоровье и жизни офицерам.

Екатерина старалась спасти участников экспедиции также и от тоски и хандры. Убедила мужа, например, организовать катание в собачьих упряжках по замерзшему заливу, чем сильно порадовала и взрослых, и детей. Новый год встретили дружно, на улице нарядили огромную елку, построили ледяные горы, организовали маскарад, гуляние ряженых. И везде зачинательницей была жена начальника экспедиции. Трудно сказать, как бы развивались события в Амурской экспедиции, не присутствуй там эта умная красивая женщина, умевшая морально поддержать ее участников в самые трудные времена.

После нового года экспедиция оказалась на грани выживания. Невельской не получил обещанных продовольствия и медикаментов. Скудные запасы таяли. Ели одну солонину. Единственная помощь в Петровское поступала от начальника Аянского порта и фактории Российско-американской компании Александра Филипповича Кашеварова, который, нарушая инструкции, посылал суда с продовольствием для Амурской экспедиции. К сожалению, Невельской со своим вспыльчивым, неуживчивым характером испортил отношения даже с человеком, искренне стремившимся помочь экспедиции. Невельской вел себя с Кашеваровым высокомерно, пытался им командовать, хотя тот не находился в его подчинении. Стремительная карьера вскружила голову Геннадию Ивановичу.

Например, вместо того, чтобы спокойно объяснить, что служащие Российско-американской компании Орлов и Березин переведены в Амурскую экспедицию, о чем Кашеварова не успели поставить в известность, Невельской написал ему: «Орлову и Березину приказал не исполнять Ваших распоряжений и не отвечать даже Вам на оные и депешею уведомляю главное правление компании».

Пришлось генерал-губернатору Восточной Сибири Николаю Муравьёву поставить на место зарвавшегося начальника Амурской экспедиции: «…должен заметить Вашему высокоблагородию, что выражения и самый смысл этих бумаг выходит из границ приличия и, по моему мнению, содержание оных кроме вреда для общего дела ничего принести не может… Неудовольствия Ваши не должны были ни в каком случае давать Вам право относиться неприлично в главное управление, место, признаваемое правительством наравне с высшими правительственными местами».

«Неосновательные требования» и «неуместные бумаги» Невельского привели к ухудшению отношений с Российско-американской компанией, и это плохо сказалось на Амурской экспедиции.

Весной 1853 года Невельские пережили страшную трагедию.

В Петровском началась цинга. Много участников экспедиции скончались. У Екатерины Ивановны пропало грудное молоко. Единственная корова, молоком которой кормили детей, погибла. Дочь Катя, первенец Невельских, умерла от голода на руках несчастной матери. Даже спустя много лет, когда Екатерина Ивановна вспоминала об этих ужасных днях, ее душили рыдания. Невельской боялся за рассудок жены. Один Бог знает, как она выдержала этот страшный удар судьбы. Возможно, помог приезд брата, с которым она не виделась много лет. В 1852 году он поступил юнкером в 4?й флотский экипаж и уже в звании мичмана получил назначение в экспедицию Невельского.