что по ней опасно было ходить, нижние ванты, снасти стоячего такелажа, которыми укрепляются мачты, служили 13 лет и были ненадёжны, медные листы обшивки кое-где отвалились, появилась течь. Невельской никак не прореагировал на рапорт командира. Просить потом снова Завойко прислать судно не позволяли амбиции. Моряки «Николая» решили зимовать на судне, на «Иртыше» это было невозможно. Пришлось из сырого леса строить на зиму жильё. Помог Орлов, накопивший изрядный опыт строителя. К его советам внимательно прислушивались. Он был старше всех по возрасту, прошёл огонь, воду и медные трубы. Каждый понимал, что в таких условиях выжить весьма проблематично, поэтому советы бывалого человека были просто бесценными.
20 октября, на счастье зимовщиков, в Императорскую гавань вошла паровая шхуна «Восток» под командованием капитан-лейтенанта Воина Андреевича Римского-Корсакова. Он, увидев и сразу оценив бедственное положение людей, поделился с ними припасами и даже распорядился снять стёкла со всех люков, где это можно было сделать, чтобы отдать их для окон зимовья. «Восток» долго не задерживался. Римский-Корсаков выполнял задание вице-адмирала Ефима Васильевича Путятина, прибывшего со своей эскадрой в Японию. Но даже то немногое, чем он помог, выручило зимовщиков.
Внезапно наступили холода. В России, по традиции, всё всегда наступает внезапно, особенно зима. Повалил снег. Вскоре из-за сугробов было никуда не пройти. Время тянулось мучительно долго. Из развлечений — только спиртное, хорошо хоть выручил им Римский-Корсаков. Продукты растягивали, как могли. Не только количество, но и качество их оставляло желать лучшего. Редко когда удавалось подстрелить ворону. Тогда начиналось пиршество. Но скоро всех ворон истребили. С ужасом ждали страшную спутницу зимовщиков — цингу. И она не замедлила явиться. Появилась одышка, сильное сердцебиение, боль в коленях и мышцах ног. Лица у людей стали опухать. После нажатия пальцем оставалось углубление. Кожа шелушилась, покрылась разноцветными пятнами. Из распухших, кровоточащих дёсен стали выпадать зубы. От слабости, лихорадки и высокой температуры люди не могли подняться. Не было ничего: ни лекарств, ни продовольствия, ни врача. Обязанности врача выполнял полупьяный и полубольной фельдшер, который потом и сам слёг. Люди умирали один за другим. Не было сил рыть могилы в промёрзшей земле. Стало ясно, что до весны не доживёт почти никто. Помощь можно было найти только в Петровском, но кто рискнёт в самые морозы, когда все едва тащили ноги, отправиться почти на верную смерть?
Вызвались сделать это Дмитрий Иванович и казак Кир Белохвостов. Они изготовили нарты, на лыжах добрались до ближайшего селения гиляков. Там Орлов купил 10 собак, и на две недели корма для них и продовольствия для себя и казака. Дмитрий Иванович надеялся, что успеет сделать переход за это время, как когда-то прошёл путь до корейской границы.
Но поручик ошибся, силы и здоровье были уже не те, что раньше.
Между тем в Константиновском посту дела становились всё хуже и хуже. Орлов ещё как-то поддерживал товарищей, но, как записал Бошняк, «…с отъездом Орлова ещё больше осиротели». Лейтенант единственный держался на ногах. Хоронить товарищей ему одному было не под силу, поэтому трупы он просто засыпал снегом, чтобы не привлекать диких зверей.
Неизвестно, мучили Невельского мысли о судьбе оставшихся в Императорской бухте людей, или нет. Но он не додумался ни до чего лучшего, как послать для обследования пути в Императорскую бухту недавно присланного из Петербурга мичмана Александра Ивановича Петрова.
Наверное, всё-таки провидение существует. Надо же случиться такому, что Петров и Орлов встретились, когда до ближайшего жилья оставалось трое суток пути!
В заснеженной пустыне, где на сотни вёрст вокруг не было живой души, Петров внезапно увидел двух гиляков. Впрягшись вместе с тремя собаками, они тащили маленькие нарты. Когда они приблизились, то мичман и его проводники увидели, что и люди, и собаки были похожи на живые скелеты. После первых излияний радости гиляки сказали, что встретили в дороге Орлова и его спутника. Им было по пути. Несколько суток они ехали вместе. Гиляки помогали Орлову, идя впереди и прокладывая лыжами дорогу. Продукты у всех закончились. Убивали ездовых собак и питались их мясом.
Орлов и Белохвостов окончательно обессилели и не могли идти. Гиляки оставили их и пошли вперёд, чтобы привести помощь. Но они не были уверены, что она поспеет вовремя, и сказали Петрову, что Орлов и казак обречены, скоро умрут от голода, как и их оставшиеся в живых собаки. Услышав эту страшную весть, мичман забыл о своей усталости и болезни. Его отправили в командировку больным. Петров надел лыжи и бросился по следу, оставленному в снегу гиляками. Своим каюрам мичман велел догонять с нартами.
Начинало смеркаться, а вскоре и совершенно стемнело. На счастье Петрова, небо было безоблачным, и полная луна освещала путь. Вспышка энергии у мичмана прошла. Он ощутил невероятную усталость и едва передвигал ноги. Наконец силы окончательно оставили его, и Петров упал на снег. Ему оставалось надеяться, что он не сбился с дороги и каюры наедут на него. Александр Иванович уже замерзал, когда сквозь дремотное сознание услышал их голоса. Вскоре он почувствовал, что его кладут на нарты. Каюры продолжали путь по освещаемому луной следу. В чаще леса вдруг послышался вой собак, чему все обрадовались. Когда Петров приблизился к костру, у которого сидел Орлов, он не узнал его в старике с седой бородой и невероятно исхудалым обмороженным лицом. Не лучше выглядел и казак. Офицеры обнялись, и оба заплакали от радости.
Орлов показал мичману кусок чёрного сухаря, который он по крошечкам ел третьи сутки, а его каюр-казак в тот день доел последний клочок пузыря для хранения нерпичьего жира. Собаки не ели три дня и идти не могли. Когда на вопрос Петрова, сколько времени он в пути, Орлов ответил, что завтра будет месяц, мичман похолодел. У него уже не было половины провизии, а прошло лишь несколько дней, как по приказу Невельского он выехал из Мариинского поста. Ему было сказано, что он доедет до места за двенадцать дней. Если бы не произошла эта невероятная встреча, их всех ждала голодная смерть. Впоследствии Петров писал в своих записках об Орлове: «Он, конечно, вспоминал свою семью, и рвался к ней, и несколько раз крестясь, благодарил Бога за свое спасение, говоря: “Вероятно, за меня усердно молятся”. Я не мог смотреть равнодушно на этого уважаемого семьянина и душевно благодарил Бога, что был его спасителем». Они сидели у костра, переживая испытанное потрясение и случайность их спасения. Видимо, это побудило каждого из них поделиться самым сокровенным. Петров услышал из уст самого Дмитрия Ивановича историю его любви, случившейся трагедии, и даже о планах бежать на «Уналашке» в Америку. Память о Наталье Пахомовой продолжала терзать его душу. Нужно отдать должное порядочности мичмана: тот рассказал эти подробности, когда большинства участников тех событий не было в живых, а юный мичман стал пожилым контр-адмиралом.
Петров решил вернуться вместе с Орловым. Изучать дорогу в Императорскую гавань не было необходимости. Да и что бы дало его появление в Константиновском посту, если бы случилось чудо и он выполнил приказ Невельского, добравшись живым до места? Стал ещё одним лишним ртом для людей, умиравших с голода?
Петров отдал половину своих собак и провизии Орлову и его казаку, и ранним утром 29 декабря они направились в Мариинский пост.
В Мариинском посту, несмотря на своё состояние, Дмитрий Иванович задерживаться не хотел. Петров и оставшийся за начальника поста мичман Григорий Данилович Разградский не стали его уговаривать отдохнуть и набраться сил, хорошо понимая желание штурмана скорее увидеть жену и детей. 31 декабря Орлов выехал в Петровское. Свою семью он не видел полгода. Офицеры не решились отпустить его одного, и Разградский поехал вместе с ним. Они доехали до Петровского 10 января 1854 года. Разградский передал Невельскому письмо от Петрова. Тот докладывал: «Бог спас меня и Д. И. Орлова от голодной смерти. Когда я его встретил, он уже ехал месяц, а у меня провизии и корма оставалось самое большее на семь дней. Я его встретил в ужасном положении с последним куском сухаря, который он сосал третий день. Собаки его два дня сряду от голода не шли с места. Я чувствую себя, как будто весь избит. Отдохнут собаки, дня через два, отправлюсь к Вам…»
Незадолго до возвращения Орлова в Петровское гиляк передал Невельскому отчаянное письмо Бошняка с просьбой о помощи, написанное 27 ноября. Это письмо передавалось от селения к селению по цепочке. Но только возвращение штурмана заставило Невельского действовать. Рассказ и внешний вид Орлова потрясли людей. Начальник Амурской экспедиции приказал Разградскому и Петрову собрать обоз с продовольствием, медикаментами, уксусом и водкой для доставки в Константиновский пост.
