— Если бы можно было что-то для него сделать, мы бы это сделали, — огрызнулась старуха. — Может, нам удастся спасти
Пауль увидел, как эти слова потрясли его мать. Он гневно посмотрел на старуху. Как смела она сказать такое о его отце?! Почему так в этом уверена? Он кипел от негодования.
Преподобная Мать взглянула на Джессику.
— Ты учила его Пути — это видно. На твоем месте я сделала бы то же самое — и пусть бы черт побрал этот Устав!
Джессика кивнула.
— Но я должна предупредить тебя: следует изменить обычный порядок обучения. Для своей безопасности он должен уметь пользоваться Голосом. Кое- что у него уже есть, и он неплохо начал. Но мы-то знаем, сколько он еще должен узнать и изучить — и следует поторопиться! — Она приблизилась к Паулю и пристально вгляделась в него: — Прощай, юный человек. Надеюсь, ты сумеешь… Но если и нет — мы еще добьемся своего.
Снова она посмотрела на Джессику. Между ними мелькнуло понимание. Потом старуха развернулась и, не оглядываясь, вышла из зала, шурша одеяниями. Зал и те, кто в нем оставался, словно бы уже покинули ее мысли.
Но Джессика успела увидеть слезы на лице Преподобной Матери, когда та отворачивалась. И эти слезы встревожили ее больше, чем любые слова и знаки, прошедшие между ними в тот день.
~ ~ ~
Вы прочли уже, что на Каладане у Муад'Диба не было товарищей-сверстников. Слишком много опасностей окружало его. Но друзья у Муад'Диба были — замечательные друзья-наставники. Например, трубадур и воин Гурни Халлек. В этой книге вы найдете несколько песен Гурни и сможете спеть их. Был среди его друзей и старый ментат Суфир Хават, мастер-асассин, внушавший страх самому Падишах-Императору. Был Дункан Айдахо, учитель фехтования из Дома Гинац; доктор Веллингтон Юйэ — это имя человека больших знаний и мудрости, но и имя, запятнанное изменой; леди Джессика, которая вела своего сына по Пути Бене Гессерит, и — разумеется — сам герцог Лето; к сожалению, раньше мало кто задумывался над тем, что герцог был и прекрасным отцом.
Суфир Хават скользнул в зал для занятий замка Каладан, мягко прикрыв дверь. Достоял неподвижно, ощутив вдруг себя старым, усталым и потрепанным бесчисленными бурями. Болела левая нога, некогда рассеченная еще на службе Старому Герцогу, отцу нынешнего.
«Я служу уже третьему их поколению», — подумал он.
Он взглянул через зал, ярко освещенный полуденным солнечным светом, льющимся через стеклянные панели в потолке, и увидел, что мальчик сидит спиной к дверям, углубившись в разложенные на Г-образном столе карты и бумаги.
«Сколько раз мне ему повторять, чтобы он никогда не садился спиной к дверям!» — Хават кашлянул.
Пауль не пошевелился.
Облако прошло над световыми люками — комнату, пересекла тень. Хават кашлянул еще раз.
Пауль выпрямился и, не оборачиваясь, сказал:
— Я знаю. Я сел спиной к двери.
Хават подавил улыбку, подошел к воспитаннику.
Пауль поднял глаза на немолодого седого человека, остановившегося у стола, взглянул в умные внимательные глаза на изрезанном морщинами лице.
— Я слышал твои шаги в коридоре, — сказал Пауль. — И слышал, как ты открыл дверь. Я тебя узнал.
— Эти звуки можно и скопировать.
— Я бы заметил разницу.
«Очень даже может быть, — подумал Хават. — Эта его колдунья-мать кое-чему научила мальчика. Интересно, что думает ее драгоценная Школа Бене Гессерит по этому поводу. Может, они затем и засылали сюда старуху прокторшу — призвать леди Джессику к порядку…»
Хават подвинул кресло, сел напротив Пауля — подчеркнуто лицом к двери, — откинулся на спинку. Внезапно зал показался ему чужим и незнакомым — почти все оборудование уже было отправлено на Арракис. Тренировочный стенд остался, осталось фехтовальное зеркало с неподвижно замершими призмами, рядом с ним — латаный-перелатаный спарринг-манекен, похожий на израненного и покалеченного в боях древнего пехотинца.
«Совсем как я», — подумал Хават.
— Суфир, о чем ты думаешь? — спросил Пауль. Хават посмотрел на подростка.
— Я думал о том, что скоро мы все уедем отсюда и вряд ли снова увидим это место.
— Это тебя печалит?
— Печалит? Чепуха! Грустно расставаться с друзьями, а место — это всего лишь место. — Он тронул разложенные на столе карты. — И Арракис — это просто другое место, и только.
— Отец прислал тебя проэкзаменовать меня?
Хават покосился на мальчика — даже чересчур наблюдателен! Он кивнул:
— Конечно, ты предпочел бы, чтобы он пришел сам, но ты же знаешь, как он занят. Он придет позже.
— Я сейчас читал о бурях на Арракисе.
— Бури. Да…
— Похоже, эти бури — довольно-таки скверная штука.
— Скверная — не то слово. Мягко сказано! Фронт этих ураганов не менее шести-семи тысяч километров, они питаются всем, что может добавить им мощи: кориолисовыми силами, другими бурями — всем, в чем есть хоть капля энергии. Они набирают скорость до семисот километров в час, прихватывая с собой все, что подвернется, — пыль, песок и прочее. Они срывают мясо с костей и расщепляют сами кости…
— Почему там нет службы погодного контроля?
— Тут у Арракиса свои специфические проблемы: стоимость контроля выше, а к ней добавляются высокие эксплуатационные расходы и прочее. Гильдия заломила безумную цену за систему контрольных спутников, ну а Дом твоего отца — не из самых богатых, ты и сам знаешь.
— Суфир, а тебе приходилось видеть фрименов? «Мальчику есть о чем подумать сегодня», — решил Хават.
— Очень может быть, что я их и видел, но дело в том, что на вид их трудно отличить от населения впадин и грабенов. Они все носят эти их длинные хламиды, и все невыносимо воняют, особенно если находятся в закрытом помещении. Это из-за дистикомбов, которые они носят не снимая. Дистикомб — «дистилляторный комбинезон», костюм-перегонный куб, который собирает и утилизует выделяемую телом влагу.
Пауль сглотнул, внезапно ощутил влагу во рту и вспомнил сон о жажде. Мысль, что люди могут так страдать от нехватки воды, что им приходится собирать влагу собственных выделений, поразила его. — Пауль вдруг ощутил горькое чувство одиночества и пустоты.
— Вода там — драгоценность, — вслух подумал он.
Хават кивнул: «Возможно, мне понемногу удается внушить ему, что Арракис — его враг. Там необходимо все время быть настороже, и нельзя отправляться туда, не будучи к этому готовым».
Пауль взглянул вверх, на световые люки, и увидел, что начался дождь. По сероватому метастеклу струилась вода.
— Вода… — сказал он.
— Ты еще научишься ценить воду, — пообещал Хават. — Конечно, у тебя недостатка в ней не будет, ты — сын герцога, но повсюду тебя будет окружать жажда…
Пауль провел языком по пересохшим вдруг губам, вспомнив, как неделю назад, в день испытания, Преподобная Мать тоже говорила что-то о водяном голоде…
— Ты узнаешь о Мертвых равнинах, — сказала тогда она, — дикой пустыне, где нет ничего живого — лишь Пряность и песчаные черви. Тебе придется окрасить глаза, чтобы смягчить беспощадный свет солнца. Слово «убежище» будет означать для тебя просто любое место, укрытое от ветра и чужого взгляда. Ты научишься ходить на своих двоих — без орнитоптера, без мобиля и даже не в седле.
И ее тон — она говорила нараспев особым вибрирующим голосом — сказал ему больше, чем слова.
— На Арракисе, — говорила она, — кхала! — земля пустынна, луны — твои друзья, а солнце — враг.
В тот момент Пауль почувствовал за спиной мать — она подошла, оставив свой пост у дверей.
— Так ты не видишь никакой надежды, Преподобная? — спросила она.
— Для его отца — нет. — Старая женщина жестом приказала Джессике молчать. Взглянула на Пауля. — Запомни, мальчик: мир держится на четырех столпах… — Она подняла четыре узловатых пальца. — Это — познания мудрых, справедливость сильных, молитвы праведных и доблесть храбрых. Но все четыре — ничто… — она сжала пальцы в кулак, — …без правителя, владеющего искусством управления. И пусть это будет навечно высечено в твоей памяти!..
С того дня прошла уже неделя. И только сейчас он начал полностью сознавать значение ее слов. Сейчас, сидя в тренировочном зале рядом с Суфиром Хаватом, Пауль ощутил внезапный и едкий укол страха. Он взглянул на озадаченно-хмурое лицо ментата.
— Где ты сейчас витал? — спросил Хават.
— Ты видел Преподобную Мать?
— Императорскую ведьму-Правдовидицу? — В глазах Хавата зажегся интерес. — Видел.
— Она… — Пауль запнулся, обнаружив, что не может рассказать Хавату об испытании. Запрет проник глубоко.
— Что она?
